Сквозь сон Вика слышала будильник, но открыть глаза сил не хватило. Проснулась она от настырного поцелуя и даже успела сообразить, что она на него отвечает.
– Доброе утро. Всё, я тебя разбудил и пошёл заваривать кофе. Одевайся, – посмеялся Генрих.
Вика с трудом села в кровати, спустила ноги. Ощутила неприятный холод пола, но делать нечего, пошла в ванную, умылась, привела себя в порядок, надела платье. Приоткрыла дверь из ванной и сразу почувствовала запах свежезаваренного кофе. Улыбнулась.
Генрих стоял у окна, приветливо улыбался в ответ.
– Проснулась, Снегурочка? Пей кофе. Сейчас проснёшься окончательно. Извини, не спросил, может нужно было чай принести?
– Спасибо. Утром обязательно кофе, а дальше – как придётся, но предпочитаю сок или просто воду, хотя чай тоже люблю, но хороший, элитный.
Генрих ответил на её слова своей обворожительной улыбкой. Они выпили по чашечке кофе, оделись и вышли из домика, где все ещё спали, кроме…
На террасе стояли двое, курили и мирно беседовали. Явно по-немецки, отметила Вика.
Увидев Генриха и Викторию, мужчины прервали разговор и поздоровались.
– Вы куда? – удивлённо спросил Марк, забыв перейти на русский, вопрос явно был адресован Генриху.
– Виктории нужно домой. Мы постараемся вернуться к обеду, – также по-немецки ответил Генрих и притянул Вику к себе одной рукой.
Герман впервые видел брата таким счастливым рядом с женщиной, да и со своими женщинами Генрих никогда никого не знакомил, лишь иногда рассказывал о своих похождениях.
– Виктория, надеюсь Вы вернётесь вместе с Генрихом. Приезжайте. Здесь много всего интересного, – Герман изучающе смотрел на Вику, и та, немного смутившись его пристального взгляда, ответила.
– Извините, но у меня дома бабушка и маленькая сестрёнка, которая очень скучает по мне. Мы видимся с ней редко.
– Приезжайте вместе с сестрёнкой. Она сходит на ёлку с моими детьми, – предложил Герман, а Вика лишь застенчиво улыбнулась в ответ.
Генрих всё это время стоял так, чтобы взгляд Марка не падал на Викторию, и, уже направляясь к машине, проходя мимо племянника, тихо произнёс:
– Sie ist meine
.
Виктория услышала сказанное Генрихом, но, к сожалению, не поняла. А вот взгляды мужчин успела заметить: суровый, обращённый на Марка, взгляд Генриха, удивлённый – Германа, весёлый, с вызовом, адресованный Генриху – взгляд Марка. Молодой человек явно что-то хотел сказать, но рука отца опустилась на его плечо, и он промолчал.
Стоило машине Генриха отъехать от коттеджа, отец с сыном вернулись к разговору.
– Марк, не переходи дорогу Генриху. Он достоин счастья, – Герман внимательно смотрел на Марка. Впервые ему было так сложно разговаривать с сыном.
– Но, отец! Мне тоже понравилась Виктория. Почему должен уступить я? – Марк был настроен решительно.
Этот молодой человек достойное продолжение и его, Германа, и Генриха. Слишком много эти двое мужчин вложили в воспитание Марка.
– Марк, давай так. Пусть Виктория сама выберет себе мужчину. Оставим этот выбор женщине, – предложил Герман, уже догадываясь, что Виктория выберет его брата. Эти двое очень гармонично смотрелись вместе и дополняли друг друга.
– Генрих всегда рядом с ней. О каком выборе ты говоришь, отец? – Марк не хотел это понять и принять.
– Генрих был рядом с Дарьяной семь лет, но его она не стала. Вот это и есть выбор женщины. Лишь бы с кем, сын, это выбор падших. Это не наш вариант, мальчик. Виктория – умная женщина, она выбор будет делать сердцем, которое её не подведёт. Но с её выбором нужно будет считаться. Ты – молод. У тебя вся жизнь впереди, а вот Генрих…
Герман не стал договаривать, Марк всё понял и лишь ухмыльнулся. Марк решил, что он даст возможность Виктории сделать выбор, но просто так в тень не уйдёт.
Глава 6
Виктория
Минут через сорок машина останавливается у ворот бабушкиного дома.
Я хочу выпорхнуть, но Генрих перехватывает мою руку:
– Подожди, Вика. Поехали со мной. Сейчас соберём вещи и поедем отдыхать в «Сказку». Оленьке там будет интересно. Ромке и Элен по шесть лет. Они ровесники. У них будет своя весёлая компания. Дети пообщаются и поиграют вместе, а мы хорошо отдохнём. Девочка сходит на новогоднее представление, получит подарок из рук Деда Мороза. Поехали…
В голосе Генриха появляются вкрадчивые нотки, которые обволакивают, убаюкивают, уговаривают поступить так, как он хочет, отчего его голос звучит ещё более убедительно. Мужчина не даёт мне вставить ни одного слова, и к концу его монолога я уже согласна. Мучает только одно. Там Максим, возможно их компания приехала ни на один день. Генрих словно читает мои мысли…
– Я всегда буду рядом… – вдруг произносит он. – Не бойся. Отбрось сомнения и соглашайся.
Я не нахожу сил ему ответить, лишь киваю головой в знак согласия и улыбаюсь. У этого мужчины невероятная харизма. Он такой…
– Спасибо, – Генрих наклоняется и нежно прикасается губами к моей щеке, а у меня от этого прикосновения перестаёт биться сердце.
Я не могу понять этого мужчину. Зачем я ему? Он всё это серьёзно? Если я ему действительно нравлюсь, то … Со мною что происходит? Почему так реагирую на его прикосновения? Ведь не юная девчонка…
Решаю дать ему шанс, но просто не буду пускать его в своё и без того израненное сердце. Если ему хочется находиться рядом и помогать, пусть… Но эта помощь должна быть бескорыстной. Моё тело и моё сердце останется при мне, решаю я.
Генрих быстро обходит машину, распахивает дверцу, галантно подаёт руку, помогая мне вылезти.
– Вика, машину оставим здесь. Как я успел заметить, здесь никто не ездит, а если и поедут, то места хватит. Сейчас поближе к забору прижмусь. Или заехать на территорию?
Он смотрит на меня, пытаясь заглянуть в глаза. Перехватываю его взгляд и окунаюсь в ярко-голубые глаза мужчины. Таких ярких глаз ещё не встречала. С трудом отвожу взгляд. Ещё немного и утону в его омуте. Его вопрос является лишь предлогом удержать меня за руку. Во всяком случае, мне так кажется.
– Лучше убери с дороги. Сегодня здесь могут быть не совсем трезвые водители. Просто можно ворота не закрывать, – сердце бешено бьётся в груди от зрительного контакта, а мужчина лишь улыбается уголком рта.
– Хорошо. Беги, вещи собирай. Я сейчас приду, – отвечает Генрих и отпускает меня.
Залетаю в дом, пытаюсь восстановить дыхание, бабушка в окошко всё видела.
– Вика, этот мужчина у нас остаётся? – с порога спрашивает у меня бабушка.
Бабушка у меня строгая, хотя и понимающая всё.
– Нет, бабуля. Мы сейчас уедем. Хочу Оленьке сказку устроить, на новогоднюю ёлку её отвезти и дать возможность с её сверстниками поиграть.
– А он здесь при чём? – лукаво улыбается бабушка.
– У меня машины нет, это во-первых, а во-вторых, это его племянники, – отвечаю я бабушке и понимаю всю нелепость ситуации.
Я знакома с этим мужчиной несколько часов, и бабушка это знает. Но она молчит, лишь головой качает и улыбается. Да, бабушка, мне скоро тридцать, но при появлении рядом Генриха, я теряю голову и делаю всё необдуманно… А может всё я делаю правильно?..
– Дома позавтракаете, тогда и поедете, – говорит бабушка и начинает накрывать на стол, рассказывая. – С утра Люська прибегала, поругаться хотела, но я её в дом не пустила. Оленька ещё спит. Может и к лучшему, что уедете. Не надо, чтобы Оленька её ор пьяный слышала. Девонька только плакать будет, впечатлительная очень.
Я, слушая бабушку, замираю. Люська – сестра отца Оленьки, её родная тётка. Она умудрилась оформить опекунство на девчонку через пару дней после гибели Виктора, но несмотря на то, что опекун сейчас я, Люся продолжает распоряжаться всем имуществом брата и треплет нервы бабушке, мне и Оленьке.
В дом заходит Генрих, здоровается с бабушкой, сканирует меня взглядом своих пленительных глаз.
– Вика, ты чего замерла? Случилось что-то? Бледная…
Я вздрагиваю от прикосновения его руки к моей щеке и почему-то появляется желание нырнуть в его объятия, спрятаться там от всех проблем.
– Да так, ничего, – резко отвечаю я и сбегаю в комнату собирать вещи и будить сестрёнку.
Слышимость в бабушкином доме отменная, у этих стен нет тайн. Слышу, как бабушка всё рассказывает Генриху, выкладывая во всех подробностях об отношениях с Люсей, тёткой Оли. Непроизвольно краснею. Ужасно стыдно, ведь придётся принять его помощь. Мама растила меня самостоятельной, приучила рассчитывать только на саму себя и свои силы. И вчера помощь Генриха на трассе была, пожалуй, первой помощью, принятой мной от мужчины.
Вздрагиваю от прикосновения рук. Я не слышала, как в комнату зашёл Генрих. Зашёл и положил свои руки мне на плечи, деликатно прижав меня к своей груди.
– Вика, и как со всем этим кошмаром ты собираешься справляться сама?
– Как-нибудь…
Мой ответ не устраивает этого мужчину. Генрих поворачивает меня к себе лицом, запускает свою руку мне в волосы, прижимает к себе сильнее и тихо шепчет на ушко, обжигая его своим дыханием:
– У тебя есть я. Привыкай… – и, поцеловав в щечку, отпускает.
Я ещё не ответила согласием на предложение Генриха встречаться. Не ответила и отвечать не собиралась, а вот Генрих решение, пожалуй, принять успел. Только вот почему мне возражать не хочется?
Пока я собирала вещи Оленьки, моя сестрёнка должна быть самой нарядной, Генрих развлекал маленькую трещотку. Они даже успели сходить умыться. Мне осталось собрать только мои вещи, здесь сложнее. Для прогулки вязаный костюм – то, что надо. А вот в чём пойти на ёлку с Оленькой? В чём ходить в доме? Решаю забраться в чемодан и отыскать там своё любимое платье, тёмно-синее, с шифоновыми вставками. Я покупала его себе на день рождения, мечтала одеть его в ресторан. Но мой праздник был омрачён работой Максима. В тот вечер он ушёл на работу, а я сидела дома одна. Обидно, у нас даже столик был в ресторане заказан заранее…
Хлопает входная дверь, известившая о приходе гостя, и тут же из кухни доносится:
– Где эта п…ка? Прикатила? К ребёнку на пять минут заскочила, опекунша х…ва. Даже ворота закрыть потрудилась.
Я тяжело вздыхаю и направляюсь на кухню утихомиривать Люсю, попросив Генриха побыть с Оленькой. Люся ещё не протрезвела после новогодней ночи, это заметно по её голосу.
– Явилась, с…ка, – с новой силой начала голосить Люся, увидев меня. – Что в Москве то не живётся? Своих-то чего нарожать не можешь, на чужих рот разеваешь? Я тебе кровиночку мою не отдам!
Люся орёт и несёт всякую чушь. Если бабушка ещё пытается ей возразить, то я просто молчу. Стою и молчу… Говорить ничего не хочется, да и не смогу ничего сказать. К горлу ком подкатил… Если хоть слово скажу, расплачусь. Люся не должна видеть мои слёзы. Я – сильная!..
За окном мелькает тень. Кто ещё на нашу голову? Без стука дверь распахивается и на пороге возникает папа!.. Этого ещё не хватало. Вот ему теперь точно придётся всё объяснять, не отстанет.
Отца я люблю. Когда была маленькой, мы часто общались. Он даже пытался приглашать меня к себе в гости. Но когда я повзрослела, поняла, что в доме отца меня любит и ждёт только отец. Остальные меня люто ненавидят, именно из-за того, что он любит. Бегала я только к его матери, моей второй бабушке, где и встречалась с папой. Вот она меня всем сердцем любила, к ней и мама моя в гости ходила, даже когда второй раз замуж вышла.
Отец здоровается, закрывая за собой дверь.
– Что за крики, словно кого-то прирезали. Люся, опять ты буянишь?
– А по что они не разрешают мне с племянницей общаться? – возмущается Люся.
– Люся, иди домой, проспись. А то полицию вызову и привлеку за дебош…– серьёзно произносит папа.
Я не сразу замечаю, как Люся и папа переводят взгляд в одну точку, и точка их интереса не я. Они смотрят куда-то за меня… Я оборачиваюсь именно в тот момент, когда на мои плечи ложатся уже знакомые мужские руки. И почему-то это прикосновение приносит мне столько уверенности и спокойствия…
– Что за крики? Ребёнка напугали. Клавдия Ивановна, успокойте Оленьку, пожалуйста. У Вас может получится, у меня не получилось…
Бабушка быстро уходит в комнату и начинает ворковать с Олей, а я не знаю, что мне делать. Стою и смотрю на папу, а он улыбается мне. Давно я его таким довольным не видела.
Люся, увидев и успев рассмотреть мужчину, изрекает:
– Да-а-а!.. И докажите мне, что она не ш…ха… На нормальных такие не смотрят…
Но сообразив, что ляпнула лишнее, Люся, под суровым взглядом моего отца, проворно выскакивает, не прощаясь, за дверь, лишь аккуратно и плотно её прикрывает.
– Добрый день, Вадим Игоревич. Вы пропустили приём в ноябре.
Папа откашливается в кулак, ухмыляется:
– Добрый! Поэтому Вы, Генрих Альбертович, находитесь рядом с моей дочерью?
Мужчины приветливо улыбаются и открыто смотрят друг на друга. А я таращусь на папу. Папа наблюдается у Генриха? Чем болеет мой папа? Почему он мне никогда ничего не говорил об этом?
– Вика, ты не перестаёшь меня удивлять, дочь, – папуля обнимает меня, прижимает к своей широкой груди и целует в лоб. – Привет, девочка моя.
– Папа… – я хочу возмутиться и оправдаться, но в комнату входит бабушка и вбегает Оля. В их присутствии возмущаться не хочется.
– Я пришёл по делу, – начинает разговор отец, и я сразу догадываюсь, о чём он хочет поговорить. – Виктория, подпиши заявление о вступлении в наследство.
Я отрицательно качаю головой.
– Вика, я не спрашиваю. Я требую, – в голосе папы появляются властные нотки, так он со мной редко разговаривает. – Бабушка просила домик тебе оставить, а ты отказываешься. Нельзя так…
– Давайте завтракать. Вадим, давай с нами, – приглашает бабушка всех к столу.
– Мать, никто не будет ничего делать, пока Вика не поставит свою подпись вот здесь, – и он тычет пальцем в лист бумаги, – и сейчас! Вика!..
– Не дави на девку, – заступается за меня бабушка, внимательно смотрит на меня и добавляет. – Мою последнюю волю ты тоже не исполнишь?
Вот и бабушка переходит на другую сторону. Генрих снова стоит за моей спиной и держит меня за плечи, молчит. А мне от его рук спокойно, словно за спиной стена незыблемая. Потом мужчина вдруг наклоняется и тихо шепчет на ушко:
– Вика, ну, что ты в самом деле. Подпиши. Отец ведь тебе плохого не желает. А потом мне всё объяснишь. Давай же, маленькая.
И его «маленькая» выбивает из меня стержень, и я, резко развернувшись, утыкаюсь лицом в его грудь и даю волю слезам. Он нежно гладил меня по спине, невесомо прикасаясь, и пытается успокоить.
– Она подпишет. Сейчас поплачет только, – Генрих говорит это уверенно и спокойно, словно знает меня давно, а я ведь действительно уже готова подписать.
