Борис Александрович Алмазов "Коза Урюпинская"

– Шел бы в чириках, – сказал я ему тихонечко, чтобы разрядить его суровое молчание, – в сапогах то, небось, жарко.

– Не дождутся, – ответил дед, – хай – сами в лаптях ходють.

– Чего он меня «волчонком» – то?…

– Да ты не расслышал. Показалось тебе! Какой волчонок? Внучонок!

– Я не глухой. Он сказал – волчонок!

– Ну, сказал и сказал! И слава Богу, что волчонок! – дед притиснул меня к себе, – Вырастай скорейча! – и голос его дрогнул.

– Чего он ругается! «Волчонок»!

– Он табе боится.

– Почему это?

– Чужой он здеся! Ну, ладно, – сказал он, вставая и притопывая сапогами. – Я мигом слетаю, распишусь и обратно.

– Я с тобой!

– Нет, жаль моя драгоценная,… Не положено. Да я – мигом. Туда и обратно. Счас вот и барышни наши с базара придут. А ты дом доглядай. Вся хозяйства на табе.

– Дед, – сказал я, провожая старика до калитки, – за что тебя это… комаров кормить?

– Сильно Родину любил, – твердо сказал дед.

Я смотрел стоя в калитке, как он, во военному прямой, быстро шел вдаль по хуторской улице. На его косо посаженную фуражку, левую руку, намертво прижатую к боку и правую широко взмахивающую в такт шагам.

Вернулись с базара «барышни», как называл свою сестру и дочку дед, а он все не возвращался. Я выбегал за ворота, и все смотрел, смотрел в дорожную даль, все ждал, не появится ли в конце улицы прямая, высокая дедовская фигура. А он все не шел. Все не шел. Вот уж мы и отобедали, я отмучался положенный час послеобеденного сна, лежа на прохладных крашеных досках пола в комнате с закрытыми ставнями. А его все не было. И когда солнце уже подалось на закат, заскрипели ворота, и дед въехал на баз, сидя на возу сена, запряженного волами.

– Как ты здеся? Не соскучал? – спросил, слезая с воза на землю.

– Да? – слезы брызнули у меня из глаз. – А может, у нас тут уж и курень сгорел! Может, меня цыгане украли!

– Да, Господь с тобой! Да что ты! Я ведь барышень то наших по дороге встрел, да потому и пошел из милиции то за сеном. У меня ведь уговор был! Ай ты, беда какая. Ну, не серчай! Ну, охолонь. Видишь я живой и здоровый.

– Да? – не мог остановиться я, – этот же грозился тебя в зону – комаров кормить!…

– Но ведь не загнал же, – ах, ты беда моя! Желанный ты мой. Изволновалси. Не боись, они погрозят, погрозят да и отстануть, грозилка видать у них нонь поломалася.

Возница – громадный дядька, с кипично – красным лицом, молча смотрел на нас. Молча он взял у деда деньги, после того как сено сгрузили. И только влезая на арбу и взмахнув погонычем на волов, крутанул кудлатой головой

– Эх ты, вон ведь как вот своих то жалко!

Дед оправлял граблями копну, а я ходил за ним, радуясь, что он вернулся.

Когда издалека, из за реки слабо, но все же слышно, раздался вечерний звон, единственной не закрытой в нашем районе церкви, дед широко перекрестился и оставил грабли.

– Недели не хватило?! – строго спросил он женщин, и те суетливо завершили все свои кухонные дела.

Потом дед молча молился, а я стоял позади него глядел на его прямую фигуру, широкую спину, складки на туго запоясанной гимнастерке, на мерцающую, там впереди, под иконами лампадку и благодарил Бога, за то, что он оставил мне деда, что милиционер не забрал его.

– Вон ведь оно как! – говорила, подкладывая мне на тарелку оладьи, дедова сестра, – Вон ведь как снервничал то он за тобою. Индо с лица сбежал! Осунулси. Бабушка то его с мамой нас за то не похвалять. Вот ведь он желанный какой!

– А мы, нонь на стогу спать ляжем, – сказал дед – На воле! Прям, вот под чистым небом! И уже там наверху, на мягком и пахучем сене и, укрывая меня стеганкой – архалуком, сказал:

– Вон она, репка наша золотая! Луна. А ишо, по-нашему, казачья солнышка. Ведь казаки на службе-то все ночью промышляють… А укладываясь рядом, дед принялся рассказывать:

– Вот, значит, станет дед репку из земли тащить: а она поначалу-то месяц – узенький-узенький, он только апосля прибавляет… Другая ночь – бабка тащит, месяц прибавляет поболе… Потом – внучка, Жучка, кошка… А ты пальчики-то загибаешь? Вот и считай: репка, дедка, бабка, внучка, Жучка, кошка и мышка – вытянули репку! Как раз – неделя! А четыре недели – как есть двадцать восемь суток. А это, детынька, – лунный месяц… Сказывають, раньше-то мы по луне, стало быть, время-то считали. По луне оно вернее выходит…Вона она – ее завсегда видать! И в церкви по сю пору по луне счет ведут.

– А ты, дедунюшка, от кого все знаешь?

– Мне вот как-то мой дедушка, много всего сказывал, да я уж всего-то и не помню…. А еще он мне про семь планет гуторил. Он все звезды по именам знал! А я был вроде тебя – и грамоты ишо не разбирал… Записать бы тогда! Названия-то все говорил другие, не те, что в книжках. Уж я сколько в библиотеке апосля искал, а нет тех названий… Дед мой, сказывал так, что как на ладони все было! Это вот – Воз, а русские называют его Большой Медведицей. А кака – така медведица?! Откель ей на небе взяться?! Сам погляди – ведь арба это! Арба – как есть! Об семи грядках…

– Каких грядках?

– Да стенки у арбы… Вон от той звезды до задка арбы этой – ровно семь грядок. Хошь сам вот так то пальчиком смерь! А там – звезда Кол. К ней арба или, как сказывають, воз и привязан. Вокруг него поворачивается, а оторваться не может. Кол всегда на полночь указываеть, на север, значит… Где в каких краях заплутаешь – ищи, сынушка, на небе Воз, отсчитывай от него семь грядок – и гляди на Кол! Тамо, значит, и север, век бы его не видать! А там уж и соображай, куда тебе выходить…

– Много ты всего знаешь, дедунюшка!

– Рази это много? Всё станем знать, когда помрем… Вот как помрем, так души наши и пойдуть во-он по той дорожке на небе: Казачий шлях называется. По-русски, Млечный путь. Ну, это праведники и герои по нему пойдуть. Те – прямо к Господу! Вот откуда всё и видно станеть. И то, что было, и то, что будет… Интересно!

– А ты, все равно, не помирай!

– Да ты что? Ты что… Я же завсегда с тобой буду – и живой, и мертвый. А ты, когда заскучаешь – глянь на небо! Я там, и на тебя гляжу. Я табе оттуда еще больше помогать стану… А то я уже старый стал, силы у меня мало. А тогда я опять сильный сделаюсь…

– Все равно, не помирай! Мне с тобой тут хорошо!

– А я и не помру… Кто же от такой красоты помирать захочет! Ты посмотри, какая у нас степь, небо-то какое… Звезды! В городе, небось, такого неба нет! А помирать то мне еще рано… Ты у меня еще махонький. Куды табе без меня? Да и простит ли Господь грехи-то? А то как выпадет с грешниками в Гиенне Огненной гореть! Страшно! Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный… – шепчет дед и замолкает, наверное, задремывает, и вдруг говорит четко:

– А вон ту звезду я вспомнил, как зовут – Юлдус!…

«Мой маленький дружок…»

Незабвенный голос Николая Литвинова, золотой ласковый голос моего детства. Одно из немногих радостных моих сокровищ той поры. И все же…

– Мой маленький друг! Сегодня, я расскажу тебе казачью сказку!

– Мне! Казачью!…

Хватаю свою любимую скамечку и усаживаюсь перед черной тарелкой громкоговорителя. Стараюсь не пропустить ни одного слова, ни одного обертона голоса, обожаемого моим поколением, Николая Литвинова. Вот только припус гудит и мешает… Ничего не поделаешь.

– Бабушка! Казачья сказка! Наша!

Бабушка выпрастовывает ухо из-под туго повязанной черной косынки. И слово-то «казак» еще полузапретно. Во-всяком случае, бабушка не разрешает мне никому рассказывать, что мы – донские казаки, что мы – хоперцы.

– Сядь поближе, мой дружок! Ты приготовился слушать?

– Да! – выдыхаю я в ответ.

– Тогда слушай….Казачья сказка….

Сердце сладко замирает от ожидания.

– Давным-давно…Жил-был б е д н ы й казак…

– Выключай,…– с горьким вздохом говорит бабушка, – Это не казачья сказка! Выключай.

«Лампопо»

В Ленинград приехал казачий ансамбль песни и пляски. Естественно, как только мы услышали об этом по радио, бабушка извлекла из комода заветный потертый кожаный кошелек, куда ухитрялась откладывать какие-то крохи от своей пенсии, и долго считала, тихо шевеля губами, сколько мы можем истратить на театральные билеты.Клуб, где должны выступать казаки, находился недалеко от моей музыкальной школы, поэтому мы пошли туда сразу после занятий. До концерта еще оставалось много времени, и бабушка повела меня в буфет. Там она купила два стакана чая и достала бутерброды, завернутые в газету, что привезла из дома. Под брезгливым взглядом буфетчицы, я стеснялся, их есть.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70165159&lfrom=174836202) на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.