Оригами. Раннее
Нина Шевчук
Что делать, если Дед Мороз опоздал на тридцать лет и явился в самый неподходящий момент с твердым намерением исполнить ваше заветное желание из детства? Как поступить, если неверный муж, оставив вас, также оставил за шкафом огромную сумму критически нужных вам денег, а вы прежде никогда не брали чужого? Как жить, если несколько искусственных оплодотворений не принесли результатов, а детей по-прежнему хочется больше всего на свете?На эти вопросы пытаются ответить герои книги «Оригами» – сборника ранних рассказов Нины Шевчук. Если в вашей душе есть место для романтических трогательных историй, то этот сборник непременно порадует вас.
Нина Шевчук
Оригами. Раннее
Оригами
Бледная саванна равномерно прожаривалась под лучами голодного платинового солнца. По обжигающему воздуху, словно по прозрачной воде, шла мелкая рябь. Таша с трудом подняла уставшую голову и осмотрелась. Не более, чем в десяти метрах от нее, вокруг высокого костра сидели три туземца. На одном из них, самом низкорослом, были надеты шорты Леши, Ташиного мужа. Лазурно-голубые с белыми пальмами. Алексей купил их во время своей последней поездки в Египет. Второй, совершенно голый с невообразимо большим хозяйством, поглощал полусырой кусок мяса. Из обоих уголков его рта сочились две тоненькие струйки крови. Третий абориген склонился над костром и ловко поправлял поленья длинной костью, очень похожей на бедренную.
«Неужели съели?» – пропульсировало в разгоряченном Ташином мозгу. На короткое мгновение на нее накатила волна ликования, которое снова сменил страх за собственные перспективы. Таша вытянула вспотевшую шею и стала присматриваться к трапезничающей компании, пытаясь обнаружить другие останки своего мужа.
Вдруг саванну расколол детский крик.
– Вася! – Таша рванулась, пытаясь подняться на ноги, но не смогла. Все ее тело было обернуто каким-то гадким, ворсистым материалом. Перед глазами вдруг встала полноводная грязная река. У самого берега из бурой воды высунулась громадная крокодилья морда. Разинув уродливую пасть, чудовище утаскивало в пучину Василия, Ташиного трехлетнего сына. Вася взмахивал тонкими белыми ручками и пронзительно верещал.
– Сейчас, сынок, сейчас! – она изо всех сил работала локтями, пытаясь выбраться из сковавшего ее кокона. Еще рывок и…
Таша проснулась. Скомканный китайский плед валялся на полу у подножия диван-кровати. На стене громко тикали часы, а из соседней комнаты доносилось странное пыхтение и всхлипывание. Наташа мигом соскочила с дивана и пустилась туда, попутно зацепившись за письменный стол так, что на ноге хрустнули пальцы.
Раскрасневшийся взлохмаченный Вася по-пластунски лежал на полу и тихо лил слезы. Рядом возлегала перевернутая гладильная доска.
– Господи, ну скажи мне, зачем ты на нее лез? – спросила Таша, посадив на руки сына и рассматривая пострадавшую руку.
Мальчик поднял виноватые глаза и пожал плечами. Не проходило и дня, чтобы Вася не причинил какой-нибудь вред себе, или окружающим предметам. Но на вопрос «зачем ты это трогал?» или «чего ты туда полез?» он неизменно скорбно пожимал плечами, а по щекам катились слезы сожаления.
Наталья согнула вспухшее запястье, и Вася мужественно поморщился.
– Так больно?
– Больна.
– Ну вот, нужно ехать в больницу, делать снимок. И мама опять опоздает на работу.
Вася попытался сделать виноватый вид, но глаза его предательски засияли от предвкушения нового приключения. Местную детскую травматологию он посещал часто. За три с половиной года своей боевой жизни его уже неоднократно зашивали и перевязывали. Один раз даже гипсовали, когда, воодушевленный трюками цирковых пудельков, Василий принял решение повторить дома собачий подвиг и перепрыгнуть с одной табуретки на другую. Врачи и медсестры нежно называли его «наш Вася», при этом ободряюще похлопывая Ташу по спине.
– Чего ты радуешься? Все равно после больницы я отведу тебя в садик.
– Поцему? – Вася заметно помрачнел.
– Потому! Из-за твоих проделок я все время пропускаю работу. Скоро меня уволят, и я не смогу купить тебе на день рождения ту зеленую машинку.
Аргумент явно не возымел действия. День без детского садика, видимо, стоил больше зеленой машинки.
– А еще, – продолжала пугать Таша, – если меня сегодня уволят, у нас не будет денежек, чтобы лечить твою руку, и мы попросим дядю Костю ее отпилить.
Сосед дядя Костя работал плотником. Пожилой вдовец, не имевший своих детей, привязался к мальчонке и частенько брал его к себе, пока Наталья справлялась по хозяйству. Иногда Василий по несколько часов высиживал на лоджии соседа, глядя, как тот мастерит полки, табуретки, столики и прочую мебельную мелочь, для продажи на местном рынке.
– Отпилить? – недоверчиво переспросил Вася.
– Отпилить! – подтвердила Таша.
– Не надо.
– Почему же не надо? Можно даже обе отпилить, чтобы нечем было ковыряться в носу. Ладно, давай одеваться.
Насчет увольнения Наталья не шутила. Всего неделю до этого она в очередной раз пропустила два дня из-за того, что Василий температурил. Когда вышла, начальница Анна Сергеевна предупредила, что это был последний раз, и очень скоро фирма начнет поиск нового бухгалтера. Спасало лишь то, что за половину рабочего дня Наталья успевала сделать больше, чем Анна Сергеевна за неделю, так как по профессии и призванию последняя была маникюршей. Многие в коллективе были глубоко возмущены таким несоответствием главного бухгалтера занимаемой должности. Очень глубоко, и вероятно, из-за этого очень тихо. Наталью же этот факт несказанно радовал, так как благодаря этому фирма в ней нуждалась. Но положение все же оставалось шатким. Маникюрша могла найти себе нового бухгалтера, или директор мог найти себе новую маникюршу.
В травматологии детскому хирургу ассистировал студент из южных широт. Вася тайком поглядывал на темнокожего мужчину и на лице его светился еще больший восторг. Наталье ассистент напомнил ее утренний кошмар. «Голубые шорты, бедренная кость. Приснится же такое! А что, если сон вещий? Сегодня пятница, а Алексей уже неделю не появлялся. Но нет, разве может свалиться на нее такое везение», – размышляла Наташа, ожидая снимка перед рентгенологическим кабинетом.
– Мама, мама, а тот дядя – недр? – прошептал в ее ухо возбужденный Вася.
– Негр, Вася. Только не надо об этом кричать на всю больницу.
– Поцему?
– Потому что он обидится.
– Поцему?
– Ну вот ты у меня рыженький и с веснушками. Когда тебя в садике называют «рыжий» или «конопатый», тебе ведь обидно?
– Нет. Поцему? – Вася недоуменно пожал плечами.
– Почему? – переспросила Наташа и задумалась, но не нашла, что ответить.
– Мама, мама, а поцему дядя – негр, а мы нет? – не унимался Василий, воодушевленный расовыми различиями.
– Он такой же, как его мама и папа. Вот у тебя мама белая, а папа… «мудак» – подумала Наташа, но благоразумно промолчала, не закончив свою фразу.
Ребенок – это плод любви. Потому его появление на свет обычно дарит любовь: женщинам – материнскую, мужчинам – к разнообразию. И те, и другие начинают испытывать трепет перед галантерейными товарами: женщины – перед шапочками, пинетками, распашонками; мужчины – перед стрингами, чулками и бюстгальтерами в сеточку. Обе стороны теряют сон: слабая (и с каждым днем все больше слабеющая) половина – из-за постоянного зова проголодавшегося потомка, сильная – из-за зова плоти. Мы так похожи, и, в тоже время, мы такие разные.
Алексей ощутил первые плотские позывы, когда Васику было два месяца. Тогда первую помощь ему охотно оказала коллега по имени Аня. Анна была честной девушкой, потому она почти сразу же позвонила Наташе и сообщила, что между нею и Алексеем возникло чувство, о котором она сама, конечно, сожалеет, но поделать с собой ничего не может. Наталья подала на развод и переехала с сыном в соседнюю комнату. Больше переезжать было некуда, квартира принадлежала блудному мужу. Когда Аню сменила Вера, владевшая собственной жилплощадью, Алексей съехал сам, любезно позволив бывшей жене проживать в своей квартире в обмен на отказ от алиментов. Потом он снова вернулся. И снова съехал. Его дорожная сумка на колесиках приобрела поношенный вид, но путешественник не унимался. Два раза в год он, утомленный очередными сложными отношениями, отправлялся в Египет, но для этих целей Леша имел отдельный, более фешенебельный саквояж.
Как-то утром, забравшись на табурет и глядя в окно на отъезжающее такси, Вася спросил:
– Мама, а поцему папа все влемя уезает, а когда плиезает, зивет в длугой комнате? Он плохой?
– Нет, сынок, он хороший. Просто у папы внутри растут очень страшные и опасные бородавки. Их постоянно нужно лечить в специальном санатории. Потому он так часто уезжает. В другой комнате он живет для того, чтобы мы не заразились. Только ты никому об этом не говори, особенно папе. Он очень стесняется этих бородавок и разозлится, если ты у него об этом спросишь. Понятно?
Глаза Василия наполнились ужасом. Недавно они с мамой смотрели передачу про лягушку-быка. Тельце странного создания было покрыто отвратительными бородавками. Мысль о том, что у загорелого и цветущего папы внутри такие же наросты, поразила детское воображение. С тех пор Вася больше не пытался искать контакта с отцом, а лишь сочувственно поглядывал на него со стороны. Алексей, казалось, сам был этим обрадован, так как его заметно раздражали бесконечные Васины «поцему».
– Ну-с, давайте-ка глянем на наш снимочек, – сказал пожилой хирург, когда пострадавшие снова вошли в кабинет. – Ну что, на этот раз нам повезло, всего лишь ушиб. Ни трещины, ни перелома.
– Ушиб! – радостно повторила Таша, так, будто ей сообщили о свалившемся на нее внезапно большом наследстве и едва не захлопала в ладоши.
Медсестра, дородная тетка со зверским выражением лица, ткнула ей в руки листок, исписанный мелким почерком.
– Ну что, Василий, надеюсь, мы с тобой теперь не скоро увидимся, – обратился доктор к Васе. – А для того, чтобы у тебя не было трещин, прописываю маме давать тебе побольше затрещин, – скаламбурил он и подмигнул Наташе.
Сотрясаясь в скулящем от холода троллейбусе, который годился Таше в дедушки, она старалась не думать о том, что ожидало ее на работе и пыталась всячески расслабиться. Сперва представляла себя на берегу теплого зеленого моря. Вот она сидит на сухом нежном песке в ярком шелковом сарафане, а Васик рядом лепит куличики и, как всегда, о чем-то ее расспрашивает. У кромки прибоя ходит ее новый друг, мужчина средних лет плотного телосложения с добрым лицом. Зовут его Андрей. Нет, лучше Максим или Анатолий. Он машет рукой и зовет их с Василием идти купаться. Она машет в ответ и улыбается. В воздухе парят белые чайки, рядом играет в мяч веселая компания, с которой они и приехали сюда. И пахнет…
Пахнет бомжом. Картина внезапно свернулась и Таша с сожалением покосилась на косматого, очень грязного мужика, который только что влез в троллейбус. Она уткнулась носом в велюровый капюшон Васика, сидевшего на ее коленях, и снова попыталась включить «морской курорт», но программа зависла.
О том, что желаемое нужно постоянно визуализировать и тогда оно непременно сбудется, Наталья прочла в одном авторитетном журнале. Автор статьи был настолько убедителен, что целую неделю она представляла, что купается в деньгах. В буквальном смысле, как Скрудж Макдак в старом Диснеевском мультике. Однако, кроме положенной месячной зарплаты, уместившейся в шесть купюр довольно скромного номинала, средств больше не поступало. А в них едва ли можно было искупаться, разве что, натереться.
В том же номере журнала Наталья встретила статью о различных способах успокоить расстроившиеся нервы. «Если вы быстро утомляетесь, если вас раздражают окружающие и каждый вечер болит голова, – говорила статья, – наши советы непременно вам помогут». Среди всех перечисленных премудростей, Наталье больше всего понравилась рекомендация найти какое-нибудь умиротворяющее занятие – вышивание, лепка, рисование, кулинария, оригами. Определиться с выбором хобби было не сложно: вышивать она умела разве что только на каблуках по бульвару, и то только до родов. С лепкой тоже было плоховато. Пельмени со свининой – это пожалуйста! Причем, их поедание – гораздо более успокаивающее занятие, чем лепка. Рисовать она когда-то любила: одной очень педантичной однокурснице на полях конспектов она то и дело тайком пририсовывала весьма реалистичный мужской член с глазками и оттопыренными ушами. Подруга каждый раз приходила в ярость и аккуратно срезала поля ножницами. Готовить Таша и вовсе не любила. Делала она это только из-за необходимости. Да и те самые шесть купюр не слишком позволяли разгуляться в выборе сырья для такого хобби. Оставалось оригами. Увлечение простое и изысканное. Не требует ни больших усилий, ни особых затрат. Наталья приобрела в книжном магазине небольшое пособие и пачку цветной бумаги для оригами и ждала удобного момента, чтобы попробовать себя в этом многовековом загадочном искусстве.
– Мама, я не хоцю в садик, – громкий шепот Васика отвлек ее от размышлений.
– Почему ты вечно ноешь, что не хочешь туда ходить? – неосмотрительно спросила Наталья.
– Там все улоды, блин! – вдруг громко выдал мальчонка, при этом живописно взмахнув рукой. Жест подозрительно напомнил Наталье о соседе дяде Косте.
Удивленные и возмущенные взгляды пенсионеров обратились на Наталью. Ей почему-то очень захотелось закричать: «Это не я, это не его научила!» Но поступить так было бы совсем глупо.
– А вы не обращайте внимания, когда он ругается матом. Это он вам назло, – назидательно заметила пенсионерка, сидящая рядом. Васик удивленно уставился на нее, а Наташа втянула голову в плечи, ожидая, что он вот-вот выдаст какой-нибудь другой перл из своего арсенала, но, к счастью, Василий воздержался.
Офис фирмы «Виталина», в которой работала Наталья, располагался в здании приборостроительного завода. На старом изрисованном граффити заборе красовались ржавые буквы: «АМ 70 ЛЕТ». Вместо отвалившегося «Н» неизвестный символист изобразил нечто сине-зеленое в форме продолговатой сопли. Облупленное заводское здание выглядело так, будто оно и его обитатели не делали это самое «ам» уже лет, как минимум, двадцать. С самого первого дня работы в фирме «Виталина» Таша чувствовала глубокую антипатию к этому месту, но выбирать особенно не приходилась.
Когда она переступила порог офиса, было уже одиннадцать. Это значило, что она опоздала ровно на два часа. Внутри суетились десятки работников, из-за чего офисное помещение кипело, словно чайник со сломанным свистком, который забыли снять с плиты. Таша собрала волю в кулак и прошла к открытой двери кабинета Анны Сергеевны. Нужно было непременно подобрать правильные слова, чтобы все объяснить и извиниться за очередное опоздание.
«Анна Сергеевна, мне очень неудобно…»
Нет, не то. Кому здесь вообще удобно?
«Здравствуйте, Анна Сергеевна! У меня снова случилась неприятность…»
Тоже не то. Кому есть дело до твоих неприятностей?
«Анна Сергеевна! Какая же у вас тупая рожа!»
Очень даже то. Но никак нельзя.
Главный бухгалтер сидела за столом, сосредоточенно глядя на монитор компьютера. «Наверное, кто-то из ее подружек летал на Бали и выложил фотки», – подумала Наталья. Выражение начальницы было недоброе, что вполне понятно: саму Анну Сергеевну директор дальше Египта никогда не вывозил.
Одета бухгалтер была в серый брючный костюм, который не шел к ее яркому вечернему макияжу, как не шел снег летом в Конго. Положение обязывало бедную девушку соблюдать дресс-код, потому за свободный полет игривой фантазии отвечали макияж, обувь и маникюр.
– А, Наталья Сергеевна, вот и вы, – сказала бухгалтер, заметив мнущуюся на пороге Ташу. – Проходите. Мне нужно с вами кое о чем поговорить.
«Явно не о премии» – подумала Наталья, и у нее засосало под ложечкой.
– Я хочу принести свои извинения, – начала она, – дело в том…
– Дело в том, что, боюсь, вы у нас больше не работаете, – перебила начальница.
– У меня ребенок руку ушиб, я в больнице была, – попыталась оправдаться Наталья. Из-за усталости и переживаний к горлу подступили слезы, и голос стал низким и ломким, как у обиженного подростка.
– У вас ребенок, а у меня отчет.
– Но ведь я ни разу вас не подводила, всегда успеваю в срок.
– Кроме срока существует дисциплина. Если каждый в этой фирме станет постоянно опаздывать, какие результаты будут у нашей работы?
– Каковы будут результаты нашей работы, – исправила ее Наталья.
– Что?
В своей речи Анна Сергеевна часто допускала грубые ошибки, однако, исправлять ее никто из нижестоящих коллег не решался. Но Наталью настолько задело явное удовольствие, которое испытывала ее начальница от возможности воспользоваться своим положением, что она не удержалась.
