– Мама, не беспокойся, мой хозяин добрый семьянин, он обещал меня охранять как свою собственную дочь.
Но Вера не могла уснуть, пока Катюши не было дома. От долгого ожидания в уме рождались такие ужасы, что женщина чувствовала, как седеют её волосы. Однажды она не выдержала и решительно разбудила Таню, чтобы вдвоём пойти на поиски её старшей сестры. Но выйти за ворота им не удалось, ибо на выходе из больничного городка их остановил охранник.
– Товарищ охранник, разрешите мне с дочкой выйти в посёлок, чтобы встретить служебный автобус, на котором должна приехать с работы моя старшая дочь.
Мужчина, служивший охранником, очень неодобрительно смотрел на Веру.
– Уважаемая доктор, эта маленькая девочка, что спит, стоя на ногах, и есть ваша защитница? Вам кто-нибудь кирпичом по затылку даст из-за угла, тогда вы и младшую дочь потеряете.
Вера посмотрела на Таню, её глаза закрывались сами по себе, длинные волосы запутались, как кошма, а тонкое тело дрожало от ночной прохлады, решила не искушать судьбу и вернулась домой, а через час Катя постучалась в двери полуподвальной квартиры.
– О, Боже, как я рада, что дева Мария тебя хранила!
– И вовсе не дева Мария, а мой «босс». В его ресторане кушают только очень почтенные гости. Мне дали чаевые.
– Но как ты прошла через ворота, они же на замке? Как сторож пропустил?
– Мама, прямо за прачечной в заборе есть проход. Я деньги принесла. Мы можем Витьке за учебники заплатить, ведь скоро школа.
На следующий день Вера купила на Катины «чаевые» учебники для Вити и кусочек сыра для всей детворы. На следующую ночь она опять разбудила Танюшу, теперь они сидели вдвоём у выдолбленного прохода в стене, огораживающей территорию больницы, и ждали, когда в темноте покажется Катя. Тогда девочка, зевая, решила, что детей она «заводить» не будет.
* * *
Первого сентября Вере позвонил начальник фирмы «Такси по Европе».
– Ваш выезд намечен на 25 сентября. Такси подойдёт в 6 часов утра по адресу вашего брата. Вы хоть знаете, куда вы едете и что вас в Бельгии ждёт?
– Я знаю только то, что еду в Бельгию насовсем, заплатить фирмам за документы беженца в Европе я не могу, но надеюсь, что не пропаду. Может быть, вы в курсе, как там наши люди прижились.
– Интересная вы женщина, первый раз встречаюсь с таким экстремальным оптимизмом. Я могу вам только сказать, что ни одна из миграционных фирм не может гарантировать получение вида на жительство. Это конторы Остапа Бендера «Рога и копыта». Чтобы сказать, за каким углом находится в Брюсселе комиссариат, эти аферисты дерут с людей по тысяче долларов с человека, а наши «лопухи» эти деньги дают. Я сам неоднократно ездил в Бельгию. Прекрасная страна, уважительный народ. Я спрашивал у наших соотечественников о том, как они живут. Никто из перевезённых через нашу фирму людей на жизнь не жаловался, к хорошему быстро привыкаешь. Холодильники у них ломятся от продуктов, но каждому переселенцу всегда хочется чего-то большего. Они быстро забывают, что находятся на иждивении в чужой стране, а хотят жить также обеспеченно, как живёт коренное население. Такова, знаете ли, жизнь.
– Нет-нет, а я всегда буду довольна всем, если смогу жить вместе с детьми. Я умею быть благодарной.
– Хорошо, а деньги заплатите за день до отъезда Маргарите, вы с ней знакомы.
Всё, теперь до переезда оставалось только две недели.
Дети продолжали ходить в школу, Катя подрабатывала в армянском ресторане, а Вера работала в поликлинике и свою крамольную идею навсегда покинуть страну держала за семью замками, особенно от детей. Она не хотела ставить их перед выбором своего будущего, чтобы дети никогда не укоряли себя за то, что уехали из родной страны, потому что для детей действует аксиома: где мама, там и отчизна.
Эту мудрость придумала Вера, чтобы оправдать себя саму!
Поддержкой для неё в этом выборе оказался её бывший муж. Женя в последнем разговоре по телефону сказал своё напутственное слово: «Вера, ты есть и будешь всегда моей самой любимой женщиной. Прости, что я не смог тебе дать, что должен был. Хорошо, что ты увозишь детей из этой страны, где всё поставлено с ног на голову. Особенно это нужно Вите, чтобы здесь не спился, а ты выходи там замуж за хорошего человека, только… только фамилию сына не меняй».
Поддержал Веру и папа, но не так, как бы ей самой хотелось.
Володя несколько дней гостил в Калининграде, он хотел сам попрощаться с дочерью и внуками перед их дальней дорогой, а заодно и привезти дочери недостающие на переезд 300 долларов. Вера не пустила его к брату, а оставила жить у себя в бывшей сапожной мастерской. Отцовское напутствие Володя сказал дочери за завтраком, когда дети были в школе, а Катя на работе.
– Эх, жаль, что я не воспитал в тебе настоящего патриота своей Родины, а теперь вот дожил до того дня, как мне суждено проводить тебя в страну капитализма.
Вот эти слова отца были для Веры ложкой дёгтя в бочке мёда. С папой много не поспоришь. В этот раз она не взорвалась, как обычно, а стала спокойно рассуждать, глядя папе в глаза.
– Папа, я была и остаюсь патриотом, но скажи мне сам, какой страны? В Казахстане, где я родилась, выросла, получила образование и вышла замуж, я вдруг превратилась в чужестранку. Моя подруга в Зеренде, коллега Роза, ни с того ни с сего стала доказывать мне, что русские люди заняли все пастбища для овец под целину и навязали её казахскому народу русский образ жизни. Вышло так, что даже для моей подруги я стала дочерью русских злодеев, которые веками унижали её несчастный народ, мешая казахам кочевать от одного пастбища к другому. Вот я переехала в Россию, не потому, что не любила Казахстан, а потому что попала в экономический кризис. Но в России меня записали в казашки, хотя мой язык от рождения был русский. Ты украинец, мама – полька, я родилась казашкой, а вышла замуж за русского. Где родина для меня и где родина моих детей?
– И теперь ты пытаешься менять свою жизнь переездами? Если бы ты одна попала в этот кризис, то это было бы одно дело, но сейчас весь народ «варится» в этом кризисном котле, а настоящие советские люди не сбегают на Запад, как крысы с тонущего корабля. Они остаются патриотами своей страны и помогают Родине вновь стать сильной и богатой.
– На Западе я тоже буду патриотом своей Родины! Именно за границей писали книги наши русские писатели! А я еду на Запад, чтобы выжить, я не могу влиять на политику и экономику моей страны, мне бы суметь поднять на ноги моих детей.
– Ты забыла, что у капиталистов овечье лицо и сердце зверя. Там надо, моя дорогая дочь, именно выживать, чтобы что-то иметь. Разве тебя этому не обучали в школе?
– Папа, ну что тебе самому дал наш советский строй?
– Возможность учиться, получить высшее образование. Это было бы невозможно в царское время. Потом право защищать свой народ в суровые годы войны, поддерживать партию рабочих и крестьян, растить своих детей в духе коммунистической морали: не укради, не прелюбодействуй, будь всегда готов помочь слабому человеку или бедным в другой стране. Я думаю, что наш Господь, Иисус Христос, был первым на Земле истинным коммунистом. Он призывает нас к равенству и справедливости.
– Но я сама не хочу этого всеобщего равенства, папа. Я хочу жить в обществе, где все живут по единому закону, где справедливо оцениваются усилия человека и его способности, пусть даже эта оценка будет проходить по капиталистическим нормам. Пусть богатеют капиталисты, если их работники и их семьи будут иметь достаток.
За завтраком в полутёмной комнате Вериного жилья наступило молчание. Володя встал, подошёл к дочери, положил руку ей на плечо и сказал: «Верочка, хоть ты и „капиталист“, но спасибо за завтрак».
Они понимали друг друга, и одобрение отца было необходимо Вере, чтобы решиться изменить свою судьбу. Днём позже они ехали к Саше в гости, и Володя по дороге рассказывал дочери свои воспоминания о Калининграде. У него на парадном кителе висела медаль «За взятие Кенигсберга», вместе с другими боевыми орденами Красной Звезды и с медалями «За Оборону Сталинграда», «За битву под Курском».
– Вера, а знаешь ли ты, что я после взятия Кенигсберга служил здесь год комендантом?
– Папа, о войне ты нам, детям, почти ничего не говорил.
– А что я мог вам рассказать? После войны хотелось поскорее забыть всё, что с ней связано, а не то что о ней рассказывать детям. Так вот, при взятии Кенигсберга я был ранен, после госпиталя меня назначили комендантом нынешнего Калининграда. Это чужой город для русского человека, поэтому я никогда не соглашусь сюда переехать, о чём стала мечтать твоя мама.
Выговорившись, Володя немного замялся, но, видимо, подумав, что молчание не всегда золото, продолжил разговор с горечью в голосе.
– На подступах к городу немцами была организована такая оборона, что только безумный мог её атаковать. Сколько моих товарищей здесь полегло, ведь враг обстреливал нас прямой наводкой. Мои товарищи погибали не на своей земле, а на чужой, а когда вошли в город, то многие с ума сходили оттого, как красиво и комфортабельно жили их враги. Ну, ты понимаешь, о чём я говорю… Вымытые улочки, приятные дамочки и домики с бирюльками, и наши бойцы, потерявшие на подступах к городу своих боевых товарищей, в пропахших потом и порохом гимнастёрках, чувствовали себя «быдлом». Волком на нас смотрели граждане и гражданки Калининграда, словно не они, а мы затеяли эту войну.
Опять наступила пауза в разговоре, Вера не торопила папу.
– Представляешь, они с хрусталя кушали, когда их сыны наши деревни до пепла сжигали. Да, были и случаи мародёрства, когда наши солдаты врывались в уцелевшие от бомбёжки дома, решетили автоматными очередями зеркала, дорогую мебель, иногда до полного уничтожения, мстя за погибших товарищей. Потом приказ пришёл Сталина: «Расстрел на месте за мародёрство». Приказ есть приказ, но выполнять его… трудно. Не нравится мне этот город, хорошо, что ты отсюда уезжаешь… только зачем в Бельгию?
Провожали папу на поезд Саша и Вера с детьми. Витя и Таня долго бежали за дедушкой, которого полюбили за месяцы, проведённые в Караганде вдали от мамы.
С вокзала отправилась Вера с детьми в гости к Саше, чтобы вместе пережить боль расставания. За чаем с пирожками Галина, между прочим, обратилась к Вере с новостью. Откуда она только узнавала столько новостей, но эта имела силу нокаута.
– Вера, ты не знала, а Бельгия закрылась для миграции с первого сентября.
Когда Вера поняла, что не ослышалась, то не позволила себе и глазом моргнуть. Да и что теперь моргать, когда её поезд ушёл, оставив пассажиров в зале ожидания. На другой день, сразу после работы, она пошла за поддержкой к Марине Петровне, которая была в курсе её планов иммигрировать из страны.
В трёхкомнатной квартире Марины Петровны не было семейного уюта. Может быть, такое впечатление Вера имела, потому что эта семья жила по басне Крылова, где в одной упряжке лебедь, рак и щука уже который век тянули воз в разные стороны.
Если Марина Петровна уже спала и видела себя гражданкой Канады, то её муж Николай, высокий долговязый мужчина, мечтал поскорее поехать в тихий православный монастырь на границе с Белоруссией и там проводить время отдыха в крестьянском труде и в разговорах о жизни со старым монахом. Подобные причуды мужа выводили Марину Петровну из себя, и она устраивала скандалы, когда узнавала, что Николай тайно отправлял в монастырь деньги, взятые от прибыли своего небольшого дела – аптечного киоска в универмаге.
Сыновья Марины и Николая в родительской опеке уже не нуждались, и улица была для них вторым домом. Из всей семьи ехать в Канаду хотела только сама Марина Петровна.
Вера рассказала Марине Петровне и её мужу новость про закрытие Бельгии, как будто просила милостыню, которая оказалась сострадательным молчанием.
Чуть позже в комнату вошли их сыновья, они бессловесно стояли, прислонившись к противоположным косякам двери, и тоже с жалостью смотрели на Веру, которой пришлось начать разговор, не в молчанку же играть.
– Бельгия закрылась для миграции с первого сентября. Мамины деньги потрачены, а на свою зарплату я не могу купить даже учебник по математике для сына, потому что тот учебник, который я уже купила, вдруг оказался непригодным, а новый стоит 50 рублей при моём окладе в 800 рублей. Ещё неделя-другая, и я не смогу покупать детям еду. Как жить дальше? Не могла Бельгия закрыться на три недели позже! Я оплатила визы, и теперь я… нищая…
Тут Вера выговорилась, а утешительных слов опять не услышала, ибо её затею с переездом в этом доме не одобряли. Во взгляде старшего сына Марины Петровны светилась надежда, что его маму образумит эта трагедия тёти Веры. Мальчик был влюблён в свою одноклассницу и мамин кураж жить на чужбине разделить не мог.
Вера понимала, что она говорила впустую, и, хотя присутствие в комнате людей не могло её утешить, но в этом присутствии она очень нуждалась. Чтобы окончательно не пасть духом, женщина опять заговорила, как бы рассуждая про себя:
– Я молилась Богу, стоя перед иконой Николая Чудотворца, икону Матроны я ношу всегда с собой. Николай Чудотворец мог совершить чудо и в моей жизни, как это произошло по молитве святой Матроны, но святой для меня чудо не совершил. Я так верила, но… может быть, я недостойна?
– Вера, перестань молоть ерунду. Ты стала похожа на моего мужа. Это Николай всё время канючит и просит, чтобы мы покаялись. Надеяться на Бога хорошо, когда всё организовано и за всё оплачено… Слушай, а не поехать ли тебе с детьми к маме в Казахстан?
Марине очень хотелось помочь несчастной коллеге, которую преследовало тотальное невезение, и в душе она облегчённо вздохнула, что не пустила дело с переездом в Канаду на самотёк, а всё рассчитала до мельчайших подробностей. В посольстве осталось заплатить за миграционную карту, что будет сделано после продажи дома, и сдать экзамен по английскому, который она обязательно сдаст.
Вера продолжала сидеть на диване у чужих людей, хотя ясно понимала, что засиделась, и вдруг случилось то, чего так жаждала её душа. Тихо, с короткими паузами, заговорил сам хозяин дома. Николай говорил, сидя в углу на своём высоком стуле во главе стола.
– Вы верите в спасение Господа, Иисуса Христа… за нас умершего на кресте и… вознесшегося на небеса?
– Да, я верующая женщина.
– Через вашу веру… даже если для всех будет включён «красный светофор» … то для вас загорится зелёный свет. Верьте в могущество Бога и в его любовь! И не бойтесь идти вперёд!
Эти слова Николая и были тем добрым напутствием, которое не дало женщине сойти с намеченного пути.
В последнее воскресенье перед поездкой Вера приехала в городскую церковь. Людей в церкви было немного, потому что воскресная служба уже закончилась и в просторном здании деревянной церкви царил покой. Женщина зажгла свечку перед иконой Николая Чудотворца и поглядела в глаза святому.
– Может быть, я и не стою того, чтобы для меня творить чудо, но…
Вера замолчала, какая-то женщина в длинном чёрном одеянии подошла, чтобы тоже постоять перед иконой Николая Чудотворца, а начатый разговор со святым мог состояться только без свидетелей. Когда женщина, перекрестившись, ушла, Вера продолжила свою исповедь.
– Всего, что имела или могла иметь, я уже лишилась, и даже не знаю, справедливо или несправедливо, теперь собираюсь изменить родине… Мне не нужен авторитет среди людей, нет желания разбогатеть или быть знаменитой, но я благодарю Господа, что Он не отнял у меня детей. Я читала, что Иисус перед вознесением на небеса сказал, что он позаботится о верующих в него людей, и Он будет заботиться обо мне и детях, о моих родителях, которых я оставила одних в старости.
При воспоминании о мужестве мамы и о доброте отца по щеке скатилась слеза, и завершила Вера свою молитву следующими словами: «Помоги мне в пути, потому что нет у меня другого защитника, кроме Тебя. Теперь моя судьба в Твоих руках. Приму всё, что ты мне дашь, с благодарностью!»
Уходила Вера из церкви задом наперёд, лицом к алтарю, она низко поклонилась у порога, потом резко развернулась и вышла на улицу.
В то воскресенье она договорилась с племянницей Мариной сходить на базар и заложить золотое кольцо, чтобы Вите купить новый учебник по математике.
За кольцо, что Римма подарила дочери по окончании медицинского института, Вере дали 200 рублей, и женщина почувствовала себя богатой «новой русской». От этого прекрасного чувства беспечности Вера купила на память племяннице попугая, обещавшего в будущем заговорить человеческим языком. Оказывается, только попугаи мужского рода могут передразнивать голоса людей, и только тогда, когда они сидят в клетке в одиночестве, без своих подружек.
Потом Вера и Марина с клеткой в руках нашли на базаре нужный учебник по математике за четвёртый класс, купили кое-что из продуктов, съели по дороге по два вкуснейших пирожка с капустой и, измотанные базарной суетой, отправились по домам.
Уже темнело, когда тётя с племянницей, уставшие походом по базару, стояли на городской остановке. В это позднее время автобусы ходили редко, и их ожидание напоминало лотерею: повезёт или не повезёт, а в этот вечер не везло им обеим.
В ожидании автобуса Марина рассказала тёте о том, какие мудрые вещи говорил московский лама, которого она навещала. Особенно заинтриговало Веру хождение племянницы по горящим углям.
– Для того, чтобы не обжечь стопы, – объяснила ей Марина, – надо использовать силу своего духа. Силу духа надо мысленно сконцентрировать внизу живота.
– А почему не в голове?
– Потому что именно низ живота является центром энергетических сил человека.
– Марина, что тебе лично даёт эта «животная» сила в жизни? Я хочу понять, как в реальной жизни использовать твоё умение ходить по горящим углям?
Марина задумалась и не ответила, вместо неё заговорила Вера.
– Ты знаешь, Марина, во сколько обошлось твоему папе это посещение ламы в Москве?
Этот Верин вопрос тоже остался без ответа. Когда молчать надоело, Марина попыталась добиться понимания от своей тёти, которую любила, и та уезжала за границу.
– Папа нас с Юрой с детства приучил жить в довольстве. А теперь… как теперь жить в этой постоянной нищете? Что теперь делать мне и брату? Отец сидит целые дни дома, зубрит свой немецкий как фанатик, а благополучие семьи его не заботит! Не папа, а говно в мешке! Учение ламы даёт эту стабильность, стабильность духовную, если нет материальной. Я нахожу покой, слушая ламу.
– Это хорошо, но тогда, когда тебя кто-то в этом духовном покое кормит и одевает. Сколько тебе лет, Марина?
– Тётя Вера, забыли? Мне уже 23 года.
– Я в 23 года лечила детей и жила на свой заработок. Плохо, но жила, пусть голодала, но была свободна в выборе и несла ответственность за свой выбор. Дай папе шанс опять стать самим собой. Ему тоже нужен покой, но не от внешнего мира, а от вас с мамой… Почему ты сама не захотела поехать со мной в Бельгию? Ты могла бы потренировать свой английский, Европу посмотреть, мне помочь с детьми. Ведь, в отличие от меня, у тебя всегда есть шанс вернуться домой.
– Я думала об этом, но мама отговорила меня. Она сказала: «Пусть твоя тётя Вера первой поедет в Бельгию, устроится там, а потом и ты приедешь на всё готовое».
Эти слова сильно огорчили Веру.
– Да, Марина, твоя мама как всегда права. Но кто не рискует, тот не пьёт шампанского. Вот и мой автобус подошёл. Прощай! Твой попугай однажды пожелает тебе тоже счастливого пути!
* * *
Быстро пролетели последние дни в Калининграде, и настал понедельник, день отъезда. Пять часов утра.
– Дети, собирайтесь. Мы едем в Бельгию.
– В Бельгию?
– Ура, у нас каникулы!
– А как же моё сочинение об осени?
Растерянную Таню, написавшую прекрасное сочинение про осень, перебил Витя:
– Я хочу ехать в Бельгию! – крикнул он, подкинув к потолку подушку. – Ура! У нас сегодня контрольная работа по математике! Мы едем в Бельгию!
– Это правда? Мама, мы едем в Бельгию?
Этот вопрос задала Катя, до которой доходили слухи о Бельгии, но она не верила в реальность этого путешествия в Европу. Не зная, что ждать от этой очередной маминой затеи с переездом, Катя остро почувствовала тоску, ей не хотелось покидать родную страну, своих новых друзей.
– Катя, мы уезжаем в Бельгию, и это наш единственный шанс быть вместе.
Из психиатрической больницы Веру с детьми забирал Саша, он привёз переселенцев к себе домой, куда должно было подойти международное такси.
Потом Галя напоила отъезжающих вкусным чаем с клубничным вареньем и дала в дорогу кулёк с пирожками. Она была довольна, что Вера выписалась из квартиры, где проживали её родители, и была рада, что Саша по доверенности получит Верину зарплату, заберёт к себе её вещи и новый цветной телевизор.
