Наталья и Ольга Семеновы "Разлучившее наследство. Семейные истории"

Евдокия и Василий сыграли свадьбу под Новый год. Василий придерживался новых праздников, и его не останавливали посты и другие «каноны старорежимной жизни», как он любил говорить. Евдокия прислушивалась к мужу, но попросила его уважить ее родителей и не играть свадьбу в Рождественский пост.

Со стороны Василия на свадьбе присутствовало совсем немного гостей, только его новые знакомые с завода. Озеро Шайтанка закрыло покрывалом неизвестности всё его прошлое, сейчас он принадлежал Каслям, и Евдокия накрепко привязала своего мужа к новому месту.

Кирилл Афанасьевич и Екатерина Ивановна, хоть и сильно удивились неожиданному знакомству младшей из дочерей, не противились свадьбе. Василий пришелся им по сердцу – работящий, старше по возрасту, уже обзавелся собственным домом.

Сыграло немалую роль и то обстоятельство, что Василий прислонился к новой власти, служил в партизанах. Уже прошло больше пяти лет, как вновь пришедшая власть установилась и потихоньку набирала силу. Похоже, старую жизнь не вернёшь, а в новой придется устраивать и остальных дочерей. Значит, так распорядилась судьба – выдать замуж сначала старшую дочь, по ранее заведённому порядку, а потом – по-новому – и младшую. Новой власти всё равно, кто за кем выходит замуж, вышла – и уже хорошо. В России всегда туго с мужиками. Где их брать-то, особенно хороших, надежных, верных и работящих?

Получается, что Таисья как в воду глядела, когда расспрашивала сестру про любовные мечты; та и не собиралась, а жизнь сама распорядилась. Две сестры оказались соседками домами и молодыми хозяйками на своих подворьях.

Ребеночек у Евдокии родился аккурат в Покров, 14 октября. Родилась девочка, крепенькая, спокойная, очень похожая на своих родителей: волосики русые, глаза синие в мать, носик точеный, в отца, который тоже не был обделён мужской красотой. Назвали девчушку Александрой, а мать называла е1 Шурочка. Девочка пошла рано, до года, особых хлопот родителям не доставляла.

Екатерина Ивановна, бабушка уже двух внучек, частенько навещала улицу Кирова, где поселились Нина и Александра, двоюродные сестры. Сначала к одной забежит, которая помладше, затем – к другой наведается. Какая женщина останется равнодушной к маленькому ребенку, особенно, если он грудничок? Екатерина Ивановна смотрела на свою кормящую дочь и вспоминала своих вскормленных бессонными ночами и выращенных материнскими хлопотами детей.

Шурочка любила засыпать на груди у матери. Тогда путь её бабушки пролегал чуть дальше, по улице, на угол, к Ниночке. Та уже вовсю болтала, как взрослая, играла в дом, а если ей и это надоедало, то крутилась вокруг матери, участвуя изо всех сил во взрослых делах.

Народ во все времена мудрый. Какие пословицы и поговорки он передает из поколения в поколение! Например, «пришла беда – отворяй ворота».

Первая беда посетила дом Таисьи, заболел и не смог поправиться её муж, Михаил. Нина стала сиротой, и овдовела её мать.

Вторая беда накрыла дом Василия. Всё произошло в Покров. В этот день Шурочке исполнился ровно год. Василий ушел на завод, как обычно в будний день, а Евдокия с утра затеяла стряпню, и решила поджарить себе лепешки на свином масле. Поела с аппетитом, горяченьких лепешек дала и дочери. Разжарилась она у очага и выпила целый ковшик колодезной холодной воды, которая хранилась в сенках, там поверху даже плавали тонкие льдинки.

Через короткое время она почувствовала резкую боль. Почти теряя сознание, она всё-таки выползла из дома и обратилась к соседям за помощью. Прибежала Таисья, и Евдокию увезли в больницу на лошади. Однако помочь ей врачи уже не смогли, диагноз оказался одновременно очень простым и страшным – заворот кишок. В этот день сиротой стала Шурочка, и овдовел Василий.

Обе молодые семьи оказались порушены. Они должны были учиться жить дальше, поднимать девчонок, жизнь, не смотря ни на что, требовала усилий каждый день. Василий с утра уходил на завод, заносил Шурочку к Таисье, ее родной тетке. Девочка потеряла мать и часто плакала, даже во сне, плохо кушала, то и дело капризничала. Ниночка на правах старшей приглядывала за сестрой, помогала матери, вовлекала сестру в свои детские игры. Любимое занятие у Нины стала игра в дом и в магазин. Шура не всегда понимала, что от нее требуется, но по мере сил принимала участие.

– Мама, она совсем меня не слушается, – обращалась Нина к Таисье. – Я ей говорю, что надо по утрам пить парное молоко, а она его специально проливает, отталкивает рукой.

– Ниночка, она еще очень маленькая, но ведь она старается. И потом, не забывай, Шурочка потеряла свою маму.

– А я потеряла своего отца, но ведь тебя слушаюсь…

У Таисьи на глаза наворачивались слезы, когда ей приходилось выслушивать от дочери такие слова, но она не сдавалась – два года вдовьей жизни приучили её к терпению. Она всё время что-то делала: пекла хлеб, варила похлебки, стряпала, стирала, гладила, присматривала за девчонками, ухаживала за домашней живностью на два хозяйства, в общем, выбивалась из сил, чтобы забыться.

После завода Василий забирал дочь и отправлялся к себе домой. Таисья снабжала его едой, он, в свою очередь, приносил продукты, и молча оставлял на столе часть своих заработанных денег. У Таисьи в доме появились деньги, до этого, после смерти мужа, ей помогали родители, и она зарабатывала небольшую «копейку» врачеванием и гаданием. Когда Василий работал в ночные смены, Шурочка ночевала в доме тетки.

Так прошло полгода.

– Таисья, нам надо поговорить серьёзно, и все обсудить, – однажды произнес Василий, когда зашел после смены за дочерью, и сел на табурет у входа.

У Таисьи всё обмерло внутри, и она тихонько заплакала.

– Слушаю тебя. Что скажешь?

– Плачь не плачь, а решать придётся, время пришло. Хотя жизнь за нас уже всё сама решила, соседи нас давно уже поженили, а мы с тобой всё сопротивляемся.

– Василий, мало ли что болтают люди, им ведь без этого скучно, а мне некогда скучать, у меня дел по горло.

В это время с улицы забежали девчонки, на дворе стоял апрель, журчали ручьи, пели птицы – весенний гомон не давал печалиться. Шурочка увидела отца, обрадовалась, но подбежала к Таисьи и обняла её.

– Вот видишь, Тася, ребёнок всё расставил по своим местам, – засмеялся Василий, и как бы в ответ, слегка приобнял старшую девочку.

Нина никак не ответила на его движение, она просто позволила ему это сделать, не противилась и по-взрослому посмотрела на мать.

– Они обе мне родные, Вася, сам посуди, не думай и не волнуйся, отличать их не стану.

Говорила Тася искренне, но почему-то вдруг ей подумалось: кого это она сейчас уговаривает – Василия или себя? Она тут же отогнала коварные мысли прочь и засуетилась, начала помогать раздеваться Шурочке и собирать на стол.

– Ты не спеши, я до ужина заскочу к себе домой, возьму кое-что из наших с дочкой вещей. С сегодняшнего дня мы живем вместе, и у нас начинается новая жизнь. – Василий встал, подошел к своячнице и крепко обнял её.

Существует расхожее мнение о том, что браки совершаются на небесах. Многие сомневаются в этом, пытаясь самостоятельно вершить свою судьбу. При этом они совершают странные, как обдуманные, так и необдуманные поступки, убеждают себя и других в правильности принятых решений, но делают при этом массу глупостей, а там уже – как карта ляжет, что-то ведь должно получиться. Потом вдруг начинают удивляться, почему они несчастливы, куда подевалась любовь и можно ли прожить без неё? А может, в этой жизни имеет значение простой здравый смысл, стечение удивительных жизненных обстоятельств?..

Сегодня Таисья и Василий чувствовали себя счастливыми, девчонки тоже улавливали это настроение взрослых. В один день жизнь у всех четверых переменилась, но теперь она потребует усилий от каждого.

Василий быстро собрался и ушел. Как только за ним захлопнулась дверь, Таисья тут же прошла в горницу, опустилась на колени перед божницей, которая находилась в правом углу. Там стояли дорогие для неё иконы, к которым она обращалась каждый день. Тася стала истово молиться и бить поклоны. Девчонки сначала смотрели на неё с удивлением, но затем подбежали к ней, сначала Шурочка, а потом Нина. Обе обняли её и Шурочка заплакала.

– Дочки мои, молитесь, обращайтесь к Богу, и он вас обязательно услышит.

– Обращаться – это как, просить чего-то? – уточнила Нина.

– Конечно, нет. Надо просто верить, что он вам поможет.

Шурочка внимательно слушала, сразу перестала плакать и решила заняться своими более важными делами – её ждали куклы. У каждой из сестер они были свои, любимые, для которых Таисья нашила всё необходимое: платьица, фартучки, маленькие одеяла, подушечки, покрывала, полотенца и салфетки. Кое-что она даже вышила, как у взрослых. Все ждали Василия к ужину.

Шура и Нина. Каша. 1928 г.

Разница по годам у Шуры и Нины выходила совсем небольшая, всего два года. Поначалу этим пользовалась, конечно, старшая сестра. Потом, в юности и дальнейшей жизни они частенько вспоминали историю про манную кашу.

Родители держали корову – кормилицу Дуньку. Это стоило великих трудов, но без неё было никак не прокормиться, зато дома всегда водилось молоко, творог, масло, сливки и сметана. Девчонок требовалось «поднимать», растить, а значит, кормить. Всё это молочное изобилие больше предпочитала старшая, а младшая обожала только манную молочную кашу.

Мать всегда варила девчонкам разные каши, но с манной кашей была проблема – манную крупу в магазинах не продавали, её доставали по случаю, к праздникам или на рынке, втридорога. Манную крупу Таисья хранила в амбаре, в небольшом закрытом сундуке, в холстяном мешочке. Это удобно, на свежем воздухе, в защищённом месте и подальше от детских глаз. Дело в том, что если бы была такая возможность, манную каша Шура бы ела каждый день, и не по одному разу.

– Мам, сегодня воскресенье, ты с вечера поставила квашню, значит, будет праздничная стряпня, а ты будешь варить нам с Ниной мою любимую кашу? – с утра канючила младшая.

– Шура, ты забыла, я ведь на неделе её уже варила, – напомнила Таисья.

– В воскресенье всё равно положено, я знаю. Ты так всегда делаешь.

Шура сидела в кухне на лавке, у окна, поглядывала на прохожих в проулке и вела наблюдение за матерью, вернее, «вымарщивала» любимое блюдо.

– Нине-то хорошо, она своего молока с утра надулась. А обо мне кто подумал?

– Ладно, сходи в амбар, отсыпь в плошку крупы. Ты знаешь, где она хранится, да смотри, не просыпь.

Повторять свою просьбу не требовалось, трехлетняя крепенькая Шура мгновенно соскочила с лавки и шустро направилась во двор, накинув на себя для видимости теплую шаль. Вернувшись, она снова уселась у окна и стала внимательно наблюдать весь процесс варки любимого лакомства.

Дома стояло много посуды, но готовую кашу, политую конопляным маслом, мать почему-то всегда выливала в одну большую невысокую тарелку на двоих, несла на середу и ставила на стол. Нина сразу же оказывалась рядом, они никогда не пропускала начало трапезы. Как только девчонки вооружились ложками, Таисья разделила своей деревянной ложкой растёкшуюся и уже немного застывшую массу каши пополам, и провозгласила:

– Всё по-честному, поровну. Приступайте.

– Каша получилась у тебя жидкая, она перетекает на Нинину сторону, – тут же завопила Шура.

– Ты лучше меньше болтай, а то мне точно больше достанется, – с определённой долей взрослого сарказма проговорила старшая.

– Мама, я тебя прошу, посмотри сама – сегодня на ее стороне получилось больше масла, чем у меня, – не унималась младшая, – и ест она гораздо быстрее меня. Значит, потом она будет есть мою кашу.

Процесс насыщения продолжался некоторое время и сопровождался непрекращающимися упреками со стороны Шуры и мудрыми советами со стороны Нины.

Пожалуй, только эту манную кашу сестры не могли никогда разделить между собой, всё остальное протекало мирно. На двоих им вполне хватало и папки, и матери. Нина с первых же дней Василия стала звать «папка», этим обращением она напоминала себе о своем родном отце. Шура, глядя на старшую сестру, тоже всегда также обращалась к отцу, в этом обращении звучал знак равенства между сестрами, и это воспринималось всеми вокруг, как должное.

Шура и Нина. Учеба. 1930-е годы

Взаимоотношения с учёбой у каждой из сестёр тоже сложилось по-разному. Первой в школу отправилась, конечно, Нина, ей сразу же понравилось учиться и у неё это неплохо получалось. Первые бантики в рыжие пышные волосы, специально пошитые матерью юбочки, кофточки и фартучки, выданные в школе учебники, и первый школьный портфель, приобретенный по случаю на ярмарке к началу учебного года – всё это показывало другую жизнь, вне дома. Да, Нина поняла это не сразу, но, когда осознала, то стала учиться не просто по обязанности, а с неподдельным интересом и старанием. Она всегда учила уроки без напоминаний и принуждений, понимая очень важную вещь для себя – учеба – волшебный ключик, которай откроет ей другой мир.

Хоть Шура и отправилась в школу на два года позднее сестры, ей пришлось познакомиться со школьной атмосферой значительно раньше. Всё произошло благодаря Нине, которая сразу стала вовлекать сестру в школьную муштру, оттачивая педагогические приемы воспитания и образования на Шуре.

Если раньше они играли в дом, куклы и магазин, то сейчас появилась удивительная и новая игра – школьные уроки. За два года, пока младшая не отправилась в школу официально, она исписала буквами и цифрами самодельные тетради из газет в таком количестве, что их нехватку тут де почувствовал хозяин дома, Василий. Он-то газеты использовал для действительно важного дела – крутил из них самокрутки для табака – «козьи ножки». Табак Таисья выращивала на специально отведенной грядке в огороде. Девчонки со своей школьной писаниной составили отцу явную конкуренцию.

Играли девочки в горнице рядом с печкой-голландкой, там они сделали себе место для своих любимых кукол, но уже к Новому году, через несколько месяцев после начала учебы Нины, куклам и другим игрушкам пришлось потесниться. Василий, по просьбе старшей дочери, смастерил им небольшую школьную доску, мел девчонки раздобыли сами, стараниями Нины. Та вставала к доске как настоящая учительница, а Шура садилась на маленькую табуреточку, и писала в самодельных тетрадях из газет, сшитых матерью, на высоком твердом венском стуле. Чернильницу с перьевой ручкой они тоже припасли. Каждый урок начинался со «школьного звонка» – колокольчика, который нашли сёстры в кладовке.

– Здравствуйте, класс! Прошу всех встать! – торжественно начинала Нина. – Сегодня у нас три урока.

– Нина, ты забыла, вчера мы договаривались только на два, – сразу же напоминала Шура.

– Ты все перепутала, расписание утверждено самим директором, и я ничего не могу изменить.

– Тогда я буду жаловаться, – не сдавалась Шура.

– Кому это? – немного выбивалась из роли учительницы Нина.

– Маме, конечно.

– Директор главнее и важнее всех.

– А у нас дома самая главная – мама.

– С чего это ты взяла, Шура?

– Спроси у папки, он тебе точно скажет, – тут же говорила младшая.

После таких обычных пререканий и дополнительного звонка колокольчика, наконец-то начинался первый урок, который особенно не нравился Шуре – чистописание. Тут же раздавался командный, не терпящий возражения голос Нины:

– Класс, все открываем тетрадки по чистописанию. Сегодня будем заниматься новым, очень важным и трудным заданием.

– А ты говорила, что я плохо справилась еще со старым заданием, – тут же доносилось с места.

– Шура, нельзя, не-до-пус-ти-мо, выкрикивать с места! – новое слова Нина-учительница говорила по слогам, медленно и с удовольствием. – Ты только представь, что будет, если все в классе все начнут говорить одновременно и вслух!

– Нина, но я-то здесь одна. Посмотри, кроме нас, никого нет.

– Шурочка, а давай наших кукол тоже посадим учиться.

– Ты можешь своих садить за уроки, сколько хочешь, а я свою Машеньку раньше времени в школу не сдам.

– Почему это?

– Ничего в твоей школе хорошего нет, – решительно произнесла Шура. – Я свою Машу в обиду не дам, – отбивалась Шура от школы и от своей сестры.

В перерывах между возгласами младшей сестры и попытками самозванки-учительницы вести урок Шуре предлагалось писать настоящими чернилами в самодельной тетрадке прямые и наклонные палочки. Получалось это у будущей школьницы не очень аккуратно, главным препятствием оказывались чернильница и перьевая ручка, из-за которой в тетради постоянно появлялись жирные кляксы.

Многострадальный урок наконец-то подошел к завершению, прозвучал колокольчик, и Шура тут же выскочила из горницы к матери. Она настойчиво канючила:

– У меня заболела голова, я учиться сегодня больше не могу. Только ты сама скажи об этом Нине. Я хочу гулять на улице.

– Шурочка, так уже темнеет, посмотри. Куда ты собралась на ночь глядя?

– Я буду гулять только во дворе.

Тут был ещё один важный момент, если Нина в школе получала хорошие оценки, то Шуре от сестры доставались в лучшем случае «трояки», а то ещё и ниже. Поэтому когда младшая сестра отправилась учиться в настоящую школу, то настрой у нее был совсем не праздничный. При этом все вокруг ей в пример, конечно, приводили Нину, она и такая, и такая, в общем, однозначно, лучше всех, а уж Шуры-то точно.

Это не помешало Шуре завести в школе новых подружек, с которым она с удовольствием проводила много времени, без особого сожаления отрывая его большую часть, предназначенную для выполнения домашних заданий, в общем «хлесталась на улице», как говорила мать. Игра в городки, набор чурочек для которой Василий сделал по просьбе дочери, игра в классики перед домом в хорошую погоду – классики чертили прямо на земле палкой, игра в прятки занимали Шуру значительно больше, чем учёба. Но это совсем не мешало ей исправно переходить из класса в класс и мечтать об окончании школы.

Шура родилась осенью, поэтому в школу пошла почти в восемь лет, ей намеренно дали возможность ещё насладиться детством. Тем более росла она без родной матери, и её жалели.

Нина родилась весной, она отправилась за парту ровно в семь лет. Проучившись семь лет, она задумала уехать в другой город, в ста километрах от Каслей. Учеба в техникуме открывала возможность оказаться в настоящей жизни быстрее и попробовать самостоятельную жизнь раньше.

Шура отучилась в школе положенных девять лет и пошла работать на завод. Профессию она выбрала тогда очень модную – радиомонтажница.

Шура и Нина. Взрослая жизнь. 1940 г.

Все в юности мечтают о взрослой жизни, но особенно девчонки. При этом они занимаются не только строительством воздушных замков, но и предпринимают к этому конкретные шаги.

Учёба в техникуме по тем временам воспринималась как реальный трамплин куда-то вверх. Когда Нину отправили в другой город, то, конечно, волновались за её житье в общежитии. В пользу этого «наполеоновского» плана сыграл тот факт, что вместе с ней туда решила отправиться и её близкая родственница Люба, младшая дочка Пашеньки, родной любимой сестры Таисьи. Все родственники решили, что вдвоём девчонкам будет сподручнее на новом месте, да и родителям не так за них волнительно. Конечно, думали, что те будут приезжать домой, но не больно-то часто наездишься за сто километров.

Пока всё взвешивали, Таисья с Пашей частенько бегали друг к дружке, благо жили через улицу, одна на Кирова, другая – на Ворошилова. В тридцатые годы многим улицам давали имена героев революции.

– Пашенька, что же это такое наши девки удумали? – сетовала Таисья, расположившись на лавке рядом с печкой, которая делила одну большую избу на две части, праздничную и повседневную. Гостья осталась у входа, заявив о том, что забежала ненадолго.