Sergey Stoletov "Евангелие от Негодяя. The Gospel of Slacker"

И как божественен не был бы дух, раз уж он воплотился, то по закону метафизических истин теряет всякое воспоминание о своем прошлом. И попадая в круговерть земной жизни все его сознание вынуждено следовать процессам того мира, в котором он на данном этапе воплотился, подчиняясь силе действующих элементов. И чем выше была его небесная ипостась, тем более требуется усилий, для того чтобы осознать и познать свою высшую миссию. И как в девизе у картезизианцев; «Я мыслю, следовательно, я существую». Не сдрейфим перед способностью мыслить разумно, дерзнем жить своим умом. Я в вас только крохотное семечко веры брошу, и пусть из него вырастет дуб – да еще такой дуб, чтоб ты, сидя на дубе – то, в отцы пустынники и в жены непорочны», пожелаешь вступить. Если выразится мыслью русского классика.

Знайте это, веруйте и любите и не оставляет вас пусть надежда, того, что над этой землей существует абсолютно иной духовный мир и иная более совершенная жизнь. Ибо не хлебом единым жив человек. И основа всего христианского учения содержится всего в четырех коротких словах: «Царство Небесное внутри нас!»

Вернусь к одному, из, на мой взгляд, мудрейших из людей, когда – либо живших и реально существовавших. Получив свои знания от посвященных жрецов, в египетских храмах, Пифагор уже в то время имел точное представление о глобальных изменениях и преобразованиях на планете. Как египетская, так и индусская доктрины точно располагали знаниями о существовании древнейшего континента, на котором зародилась и расцвела Великая арийская цивилизация, которую в последующем греки стали именовать Атлантидой. О потерянном мире сверх развитых людей мы еще будем говорить в последующем.

В поэтической форме, душа, отделяемая от тела, как мне лично кажется, поет какую ни будь веселую песенку что – то наподобие такой:

Я ускользаю запахом магнолий,

Чтоб возвратиться бабочкой к лианам,

Горя как радуга, над стадом павианов,

Даря им яркий блеск невиданный дотоле.

Я райских птиц, играя на виоле,

Приворожу дыханием тимьяна,

Под баобабам вспыхнет пляска диких кланов,

И под дымящей Этной пусть танцуют тролли…. /Лунная Эфирия/

ГЛАВА №2

О ПРЕДЕЛАХ ДОБРА И ЗЛА

Цвет – вот деяние света,

Свет – вот тьмы дитя,

Как зло хотящее благо,

Как плод отрицанье цветка…

Мефистофель, явившись в коморку Фауста, засвидетельствовал свое почтение так, что он, мол, вечно жаждет зла, но совершает вынужденное благо. Но видимо ему так было угодно. Я же абсолютно напротив, являясь, может быть одним из немногих, а может быть и единственным в своем роде, кто действительно любит истину и искренне, от всего сердца желает всем добра. Я был еще притом, кто, умерев на кресте, вознес Слово в небо для новой жизни, неся на плечах своих еще и несколько душ распятых разбойников. Но лишь подолгу службы своей и по своему высокому социальному положению просто вынужден задавить в себе тот хороший, добрый порыв, что щемит душу мою вынужденную оставаться при всех низменных пакостях и подлостях. Страждущие и мученики расхватали все частички добра, оставив в мой удел, только мерзости и злобу. Но я не настолько самолюбив, чтобы опуститься еще и до зависти к ним, вот и вынужден свой земной путь коротать в гнусностях, распутстве и добровольных страданиях, какие мне уготованы от похоти и обжорства. Вот, пожалуй, как то так, немного даже высокопарно, может оправдать свою мирскую якобы жизнь любой негодяй.

Все то, что есть глупое в дьявольской природе уже все давно пережито и перемолото в умах предыдущих поколений и отброшено как падаль. Телевизионщики, как и писаки же, копаясь как падальщики в ямах скотобоен, подносят людям что – то очередное смердящее ими отрытое и подают с важным видом, под соусом важной новостной новинки. Вот и я пришел, что – бы угостить тебя этим же удовольствием. В самих людях и разрушать то ничего не нужно, достаточно всего – то на всего разрушить саму идею Бога. И после того как человечество поголовно отречется от Всевышнего, оно само, без всяких дополнительных вмешательств позабыв все прежние мировоззрения падет, отбросив за не надобностью, остатки нравственности и человечности. Люди объединятся только для того, чтобы брать от жизни все то, что она может им дать. Все дозволено сильному и ворует лишь тот, кто трусит грабить и кругом шабаш. Вот поэтому, захотел мошенничать, действуй, а народ и так в страхе и трепете. Зачем же еще и санкций ждать против себя? Ну не уж то, таков наш человек, что без санкций и смошенничать то не решался, ну до чего ж истину возлюбил.

Два демона ему служили,

Две силы чудно в нем слились,

В его главе – орлы парились,

В его груди – змии вились.

/Ф. Тютчев/

А вот как обыграл ту же двойственность души человеческой, белокурый, рязанский, поэтический лебедь Сергей Есенин; —

Дар поэта – ласкать и карябать,

Роковая на нем печать,

Розу белую с черной жабой

Я хотел на земле повенчать.

Пусть не сладилось, пусть не сбылось

Эти помыслы розовых дней.

Но коль черти в душе гнездились —

Значит, ангелы жили в ней…..

/С.А.Есенин/

Две бездны в душе человека,

Глухое ничто и адское эхо,

Но подвиг любви и свободы,

Будет вечно жалить до дрожи.

Я видел демонов, их было много,

Знавал и дьявола, то был я сам,

И нет здесь радостей, одни невзгоды,

В цене лишь сила, и грош словам…

Две бездны в душе человека: глухое ничто и адское подполье.

Как ангел небесный прекрасна,

Как демон коварна и зла,

Смесь ангельской чистоты,

И дьявольской порочности. /Это, что касается насчет прекрасного пола/

О нравственных особенностях

Все мы весьма и весьма непосредственны, мы такое удивительно – редкостное сочетание добра и зла в таком поразительном ее смешении, что порою страшно до слез за всех нас, а порой просто смех разбирает за душевную простоту нашу. О да мы бываем, хороши и прекрасны, но только тогда, когда нам на душе хорошо и прекрасно. Мы даже боремся за благороднейшие идеалы, но только с одним условием, чтобы все эти высокие порывы, доставались нам сами собою, падали к нам в руки прямо с неба и желательно в удобное для нас время и главное, чтобы даром, даром никому, чтобы не за что не платить. Мы ужасно не любим, платить по счетам, зато получать, очень и очень любим и так это у нас во всем. В чужой руке ломоть всегда нам больше кажется, чем в руке своей собственной. Мы любители просвещения, но и здесь не без зависти; «Вон у тех, смотрите Шиллеры, Гамлеты, а у нас лишь Карамазовы»!? И размышляя всерьез о поэтах «Серебреного века» устраиваем дебоши в пивнушках и барах, с отборным матом дубася своих же собутыльников смачно по роже.

И мотаясь по кабачкам и тратториям,

Покровитель легких женщин и поэт,

К эпиграммам отменяя моратории,

Отборным матом ругаю я весь свет…

И сорвав душевно – цензурное жабо,

Попрыгали из пасти нашей жабы,

Литература стала, как прокисшее вино,

Похожая на крик портовой, пьяной бабы…

Это удивительные особенности нашей души, это брожение по всем ее закоулкам и лабиринтам, но не в поисках ее самой, а ради животной жажды самонасыщения. В очередной раз подтверждая, что человек – существо решительно злобное, непомерно честолюбивое, мстительное и завистливое. Зависть и клевета, хоть и есть одни из самых низменных страстей, но, к сожалению, так часто встречаемые, ведь именно пользуясь ими, как садисты пользуются инструментами для пыток, легче всего уничтожить чье, ни будь доброе имя. Ах, сколько дельных людей и талантов было загублено и задушено с их помощью. Так еще в помощь им и «дурацкий бесовский ящик», который в одночасье покажет хороших, плохими, а делающих пакость представит как творящих добро.

И под юбки лезет с фонарем,

Полуслепой, широкоротый гном!

И в вперемежку дышим мы,

То затхлым воздухом свободы,

То вольным холодом тюрьмы,

То тычем мудростью герою,

То с каждой сволочью на «Вы»,

Нечеловечий дух, нечеловечья речь,

И песьи головы поверх сутулых плеч,

Глаза лишь отражают блеск луны,

С героями на «ты», со сволочью на «Вы»!

Всецело отдавшись крючкотворству, волокитству и очковтирательству мы как народ утратили ту степень гражданственной мужественности, которая нам столь необходима, для того, чтобы было мыслимо само существование в нашем обществе патриотов. Вот до какого состояния мы теперь добрели. Но особую печаль нагнетает еще и то, что наука, а вернее ее жалкие осколки оказываются на службе у войны, а искусство, точнее ее пародия – на службе у пропаганды.

СКИФЫ

Мы любим плоть – и вкус ее, и цвет,
И душный, смертный плоти запах…
Виновны ль мы, коль хрустнет ваш скелет
В тяжелых, нежных наших лапах?

Привыкли мы, хватая под уздцы
Играющих коней ретивых,
Ломать коням тяжелые крестцы,
И усмирять рабынь строптивых…

Мы широко по дебрям и лесам,
Перед Европою пригожей
Расступимся! Мы обернемся к Вам
Своею азиатской рожей!

Не сдвинемся, когда свирепый гунн
В карманах трупов будет шарить,
Жечь города, и в церковь гнать табун,
И мясо белых братьев жарить!

Так охарактеризовал окружающее его общество Александр Блок, а вот как видел картину быта Булат Окуджава;

Смотрите – Скифы, скифы, скифы,

Их тьмы, и тьмы, и тьмы

Я с грустью озираю землю эту,

Где злоба и пальба,

И, кажется, что русских больше нету,

А, вместо них – толпа, толпа, толпа….

Спасение наше теплится еще в женщине, которая из потребности жить и любить отдается любви как единственной в мире религии, которая еще держится на развалинах и обломках этой цивилизации.