К назначенному времени пришла чета Клячкиных и поставив закуску, пристроились рядом со столом.
Следом за Клячкиными пришёл Мойша – смотрящий по общежитию, но пришёл не один, а с братом и двумя банками
для «зарядки» воды целителем.
Предпоследним из приглашённых появились Конвоиров – главный сантехник общежития, с новым завхозом Кроваткиным Фидер Карловичем, владельцем ТОО«Агроимпекс» (товарищество с ограниченной ответственностью).
Кроваткин Фидер Карлович до этого служил в конторе глубокого «Бурения», каким-то боком связанной с сексуальными меньшинствами, но сам в этом замечен не был. Свои первые деньги на ТОО он приобрёл в конторе, работая «драйвером», где помимо доставки железобетонных изделий, ему фурами частенько доводилось развозить продукты питания по магазинам.
Как человек из клуба «весёлых и находчивых», он, не нарушая пломб, нашёл метод приобщения к регулярной частичной «прихватизацией» съедобного, с компенсацией их веса булыжниками… – правда, за что позднее поплатился. По возвращению же из отдалённых мест, судьба свела его с Кныриком. Здесь сразу повезло – в первую же ночь, при «обмывании» возвращения Разгильдеева из зоны и удачной прихватизации им этой общаги, Фидер Карлович выиграл свою должность у Кнырика в очко.
Новый завхоз был из «мало пьющих» – сколько не пил ему было всё мало и при этом почти не пьянел! Он сразу же при вступлении в должность, развил бурную и кипучую деятельность: для гранёных стаканов «Петровских времён», рядом с «праздничным столом», на расстоянии вытянутой руки «разводящего», соорудил отдельную спецполку! Затем, в соответствии с пожеланиями Кнырика, разделил комнаты общежития перегородками, превратив их одно и двухнарные камеры – «ячейки общества»… Но сегодня «прописка» Клячкиных пошла не по графику, так как задерживались бритоголовые. Приглашённая публика, в конце концов не выдержав, дружно расселась за длинным столом, покрытым зелёной материей оставшейся от прошлых времён.
Перед каждым из пришедших красовалась трёхлитровая банка, наполненная водопроводной водой, а взор их, в ожидании чуда, был устремлён на большую линзу наполненную глицерином, пристроенную перед маленьким чёрно-белым телеком.
Поскольку линза, заполненная глицерином, транслировала чёрно-серые фейверки, то кто-то сзади неё приспособил разноцветную плёнку, чтоб фейверки смотрелось веселее. В томительном ожидании «прописки» очередных соседей, малочисленная приглашённая «элита» общаги, пытались обсуждать начавшейся футбольный матч… Время шло, но главных организаторов не было… Матч закончился и приглашённые принялись обсуждать только что завершившуюся игру в пользу нашей сборной.
– Как я и ожидал, – произнёс Кроваткин, – для наших обыграть этих проблемы не составило!
– Действительно, ну что такого в том, что наша сборная по футболу очередной раз с разгромным счётом обыграла сборную мира, а в перерыве умудрилась ещё и обыграть сборную Европы, – поддержал его Мойша.
– Я думаю, что наших футболистов окропил заряженной водой Кашпо, – сделал предположение Конвоиров, главный сантехник общежития.
– Нет, нет и ещё раз нет! – это точно помогла заряженная Чумой вода, которой их наверняка окропили! – возразила Аглая Петровна, предводительница «сексуальных меньшинств» женского пола.
– Да не спорьте вы – им наверняка помогла канализация, – предположил сантехник, – кстати, сегодня день работника канализации! – и вдруг пропел, стараясь попасть в ноту, – «какая боль, какая боль, Аргентина-Ямайка – пять ноль!»
– А причём тут канализация?
– Ну как при чём? Футбол, канализация и сантехника едины!
– Да при чём тут это? – возмутилась Варвара Похмелкина, давняя знакомая бритоголовых. – Мы без канализации и сантехники обойдёмся. А вот без футбола!..
– Да без сантехники и канализации, футболисты и вы плавали бы в дерьме!
– Да ответь ты им или пошли по-нашему… куда следует, – посоветовал Иванов Иван Иванович – брат Мойши срочно прилетевший из Израиля, по его вызову, на «обмывание».
– Я с вами согласен, но, если я их пошлю по-русски, они же меня тоже могут послать и выгнать.
– Не посмеют! А в случае чего, поедешь со мной на землю обетованную, – ободрил Конвоирова Иван Иванович.
– Господа, прошу не обижать нашего главного сантехника, – заступился Кроваткин Фидер Карлович, – главсан у нас очень нужная и важная штатная единица!..
В «Красном уголке» воцарилась спокойствие.
– А почему молчат наши «именинники»? Почему вы без банки, Мусик Каземирович? – поинтересовался Шарамышкин, – ведь эта заряженная телепатами вода помогает не только от болезней, но и от голодания.
– Теперь у меня другие задачи и цели. От болезни я на днях приобрёл новейшие Западные препараты. С ними, если человек хочет жить – медицина бессильна!
– А если хочет жить очень хорошо – бессильно даже законодательство! – подметил Мойша.
– Говорите Западные препараты?! Очень интересно! – вдохновился Шарамышкин и обратился к Мусику Каземирычу, – любезный, не могли бы вы порекомендовать меня продавцу, как надёжного покупателя этих новейших препаратов?
– В фойе ДК «Шанс». Скажете, что вы от меня и вам отпустят товар, – сквозь зубы дрожащим от негодования голосом, пробурчал Клячкин и, поправив очки фирмы «СОВГЛАЗ», пересел на стул, стоявший в дальнем углу.
Шарамышкин тут же переместился на его табуретку, оказавшись рядом с женой Клячкина.
– Какая муха укусила? Или он болен? – шёпотом у Клёпы поинтересовался Шарамышкин, – раньше этого я за ним не замечал.
– Угадал. Он на всю голову болен! Неожиданно объявил голодовку, – тихо поведала Клячкина, – сильно исхудал, но продолжает голодать. Шарамышкин, он умрёт без меня! Уже настрочил предсмертную записку, где в своей смерти обвиняет нас.
– А я-то здесь причём?
– Ну как причём? Сам знаешь… Так что придётся нам ещё немного потерпеть.
– И сколько же нужно терпеть? – поинтересовался Шарамышкин.
«Не знаю, но знаю одно, пока уходить не время, – и немного пораскинув «мозгами» Клячкина скороговоркой, дополнительно прошептала, прикрывая рот пухленькой ладошкой, – пришли на всякий случай завтра доктора».
– Осознал, не дурак, – тихо отозвался Шарамышкин и вернулся на свою табуретку…
Варвара Похмелкина от долгого ожидания резко встала и подошла к окну: «Ага, а вон и наши топают от ларька, с железной трубой, что рядом с общежитием, откуда теперь стал постоянно «извергается» дым, отравляя нашу атмосфэру!»
– А тебе-то что? Не тебя же травят, – отреагировал Клячкин.
– Дура ты, Варвара, ничего не смыслишь в наших мужских делах, сиди и не каркай! – урезонил её Кроваткин Фидер Карлович, завхоз общежития, – туда они не давно, на выгодных условиях, пристроили наш «Семейный шедевр»!..
Через пару минут появились двое бритоголовых с двумя трёхлитровыми банками, «заряженными» самогоном. Публика, хмурая после вчерашнего, сразу оживились и оторвавшись от теле-линзы, встретила бритоголовых «целителей», Квашкина и Гуаношвилли, радостными репликами.
– Вот и «прописка» Клячкиных «приехала»! – обобщила радостные возгласы собравшихся Варвара Похмелкина – давняя приятельница бритоголовых.
– А почему же вы, наши кормильцы, без банок с водой, чтоб «зарядиться»? – заинтересовалась Варвара, укоризненно покачивая своей маленькой головкой с редкими завитушками, но с развитым бюстом.
– А мы вот сейчас из этих баночек первачком зарядимся и приободримся! – отреагировал Квашкин.
– Верно квасишь, друган Кваша, – Гуаношвилли Зураб Загребалыч поставил банки на стол и достав гранёные стаканы, стал «заряжать» их самогоном из трёхлитровой банки…
Присутствующие молчали, пристально наблюдая за «расфасовкой» живительной влаги.
– А вот совсем не давно ещё более «модное» лечение обнаружилось, – сообщил Гуаношвилли, после первого стакана. – Верно, я говорю, учёный выкидыш?
– Я Петр Маргалович Карапузов – профессор института Марксизма, не выкидыш, а уволенный по недоразумению, в связи с отсутствием финансирования в главке! Уловил разницу?
– Полностью не уловил, но твой кончик уже нащупал.
– Если не секрет, то прошу обнародовать этот новейший рецептик, – попросил Мусик Каземирович – только диктуйте не спеша, я попробую записать, а потом распространить среди членов нашего сообщества.
– Вот сейчас, Каземирыч, всем налью, а после закуси, когда второй заряд первача упадёт в нужное место, я тебе и продиктую этот «тайный модерновый рецепт» …
– Значица так!.. Запысывай, Каземирыч… Берёшь газеты с заряженными портретами Кашпо и Чумы долго их мнёшь и тщательно подтираешь… жопу! Извините за скромный словарный запас.
– Доходчиво… А дальше? – спросила Клячкина.
– А дальше что-то не пускает!..
– Зачем же так грубо всё опошлять! – отреагировала Клёпа.
– А конечный, конечный результат каков? – заинтересованно спросила Варвара Черкизоновна, рано познавшая радость матершинства.
– У деда пропал геморрой, – а у меня на душе немного полегчало.
– Но это не педагогично! – возмутилась Клёпа.
– А кто же автор этого рецепта? – снова поинтересовалась Варвара Черкизоновна, не уловившая суть «рецепта».
– Автор не известен, затерялся где-то в клозете… Спросите у Главсана – он наверняка знает.
Квашкин снова налил себе и Гуаношвилли по стакану. Чокнулись:
– За «прописку» Клячкиных! – произнёс Зураб. – Дай Бог не последнюю.
– И за приятную голодовку Клячкина, – добавил Квашкин, – Ну будь, Мусик – Пусик, наш болвасик! Но эту дозу, Гуано, пьём не чокаясь, как договаривались!
– Он верно говорит, Каземирыч? – поинтересовался Гуано.
– Да, да, верно, – промямлил Клячкин, – а почему не чокаясь?
– Сам догадаешься с трёх раз или подсказать за «бабки»?
– Сам, сам, – поспешно отреагировал Клячкин, – и вам не хворать, но поскольку не ем и не пью даже супа я, то позвольте вас покинуть, век свободы вам не видать, мои глупые.
– Ну ты, поэт! Поменьше шлёпай губами в невпопад, а приступай к шевелению своими «костылями», – и Квашенный, плеснув ещё в свой стакан из трёхлитровой банки, сквозь зубы «процедил», – ладно, ковыляй сморчок, пока я добрый.
– Так и быть, я тоже готов, ради экономии «жидкости» в нашу пользу, отпустить тебя на все четыре стороны. А с этим, – Гуаношвилли указал на банки с самогоном, – без тебя постараемся справиться! Но запомни – у бессмертия только одна дата – рождение. Так что, Каземирыч, не забудь пригласить и не боись, если что… в этом вопросе – поможем. Верно я говорю, Квашенный?
– Ход мысли, пока в нужном нам направлении, братан, – отозвался Квашенный, – учти, Мусик, твоё здоровье – это скоропортящийся продукт с нашими поправками.
– Давай, корректируй нашу «батарею», братан!
– Первое, нам больше достанется, – начал перечислять Квашенный, – а за худое слово ответишь с процентами!
– Я также прошу добавить к этому стоимость лампочки в тубзике, геройски перегоревшую, от его отходов производства средств производства. Кстати, эти сведения получены от него добровольно при осознании им содеенного, – добавила Бякова Попилена Культырбекова – «разводящая» клуба «Шанс».
– Ну «мать» за-авернула ты. Тебе уже пора по-подаваться в следователи! – заплетающимся языком произнёс Квашенный и, ещё немного плеснув в стакан «заряженного» напитка, ощутил сполна на себе воздействие, прозвучавшей по телеку знаменитой фразы Кашпо: «Даю установку» – всем СПАТЬ!..
В последующие дни Клячкину становилось всё хуже и хуже от запахов жаренного мяса, картошки с луком, солёных огурчиков и квашеной капусты, перемешанных с парами самогона, вино-водочных изделий, и табачного дыма, проникавших к нему, через не защищённые пространства его «ячейки».
– Вот уже и газы из меня попёрли, скоро помру, – радостно сообщил жене этим ранним утром Клячкин.
– Ты не можешь умереть, – заявила Клёпа, но подумав, вдруг в слух продолжила, терзавшую её, мысль, – раньше, чем поднимутся котировки наших акций.
– Если ты уйдёшь я всё равно умру, – пафосно произнёс Клячкин, подняв бледную руку, а затем тут же безжизненно уронив её, продолжил, – но для тебя, любовь моя, и рекордных котировок ради, пожалуй что пока повременю!..
Глядя на мужа, Клячкина разволновалась: «Что это с ним? Он заговорил стихами! Ему и правда плохо…»
Она до сих пор продолжала работать в «Контре погребальных услуг», а там лишних кадров и длительных перерывов на обед не бывает, но в душевном порыве выдавила из себя: «Ладно, сегодня придётся остаться с тобой и поддержать тебя в эту трудную для нас минуту!»
– А как же работа? – произнёс упавшим голосом Мусик, надеясь в её отсутствие «заморить червячка». Он с трудом сдерживал «слюну», которая точно знала, что Клёпа сварила борщ с мясом на мозговой косточке, а кастрюлю спрятала в холодильник, что в «Красном уголке».
– Нет!.. Клёпа, не щади меня! Ты обязана пойти на работу ради усопших! Ты там не заменима! – он был уверен, что она хоть на время уйдёт на работу, в тайне надеясь в её отсутствие всё-таки перекусить.
– Усопших много, а ты у меня один! – торжественно произнесла Клёпа.
Клячкину эти слова легли как бальзам на его, оголодавшую по женскому телу, душу. Он радостно посмотрел на жену глазами, полными слёз счастья, и на свою мохнатую, как старое демисезонное пальто, впалую грудь. В эту секунду Мусик гордился собой и был готов временно подарить ей часть акций «Три Ку-Ку» …
К полудню в «Красный уголок» пришел доктор и уголок сразу ожил, как изголодавшийся муравейник. Из «ячеек», некогда большой квартиры, послышались женские голоса: «Мужик пришёл!»
– Подумаешь, мужик…
– Да ты что?! Редкость-то какая! Ведь настоящий мужик пришёл!? Такие на дороге не валяются и просто так по ячейкам не ходят!
К доктору в белом халате, выстроилась женская очередь с «горящими» глазами.
– Доктор, – спросила одна из девушек, – а есть ли мечты у врачей?
– Есть, – чтобы бедные никогда не болели, а наши богатые никогда не выздоравливали.
Доктор, отставной военный, строго взглянув на женскую очередь, приказал привычным голосом: «Призвать ко мне этого больного Клячкина!»
Блеск в глазах очереди немного поубавился, но не исчез…
Спустя некоторое время послышались не торопливые ша-ги, идущие по коридору не в ногу. Дверь открылась и на пороге появились Клячкины.
– Ну, где тот, кому я нужен? Честному человеку, от трудов праведных, отдохнуть толком не даёт? – произнёс Клячкин громко, войдя на кухню вместе с женой и гордо поднятой головой, увидев человека в белом халате, из-под которого выглядывал офицерский мундир, с блестящими в некоторых местах шпорами, на, озонирующих гуталином, тёмно-коричневых сапогах, съёжился и испуганно «проблеял», – вы к кому любезнейший?
– Я по вашу душу, господин товарищ Клячкин. Так сказать, по зову голоса разума общественных меньшинств, – обосновал свой приход доктор в белом халате. – Видите ли, они сильно озаботились вашим гражданским недомоганием.
От слов, военного представителя «Общественных меньшинств», у Мусика Каземирыча «под ложечкой» сразу «заныло» и внешне преобразившись в больного, он спросил: «Что требуется от меня?»
– Раздевайтесь… тпру! – скомандовал доктор по привычке и представился, – Моргалов Никанор Трофимович, бывший военный ветеринар эскадрона номер один!
– Мусик Каземирович я, так сказать, готов, – в свою очередь представился Клячкин, и, раздевшись до гола, ослепил женщин белым мраморным блеском своей задницы, – очень приятно, что вы мною озаботились!
– Что у вас болит, больной? – поинтересовался ветеринар Никанор Трофимович.
– Душа желудка! – радостно сообщил Клячкин, а в основном – всё!
Моргалов приложил свою трубку по привычке ниже пояса и стал выдавать команды: «Дыши… Не дыши… Тпру! Не дёргайся, моргалки выколю! Глаза не закрывать! Нагнись! Ниже! Ещё ниже. Тпру! – а затем спросил, – вы пьёте?
