Пётр Алёшкин "Судороги. Сатирическая повесть"

Судороги. Сатирическая повесть
Пётр Алёшкин

В веселой сатирической повести с юмором рассказывается как тамбовская деревня Масловка решила выйти из состава России, создала своё правительство, валюту, границы, и что из этого вышло.

Пётр Алёшкин

Судороги. Сатирическая повесть

1

Произошла эта история в Тамбовской деревушке Масловке весной 1990 года. Началась она с возвращения из Москвы в деревню Мишки Артони и его жены Маняни, где они скрывались от колхозной посевной. И вряд ли бы судьба Масловки так круто изменилась, если бы Мишка Артоня не сфотографировался с Президентом СССР Михаилом Сергеевичем Горбачевым на Калининском проспекте, вернее, не с самим Президентом, а с его портретом в полный человеческий рост, вырезанным из сантиметрового фанерного листа. Но на Мишкиной фотографии нельзя было отличить живого Горбачева от его имитации.

Итак, Мишка Артоня возвращался из Москвы, где он успешно скрывался от посевной. Двери автобуса скрипнули, раздвинулись. Мишка спрыгнул на землю в молодую травку, густо покрытую толстыми белесыми червями гусиного помета, и начал принимать из автобуса сумки, которые подавала ему жена и ставить их без разбора в траву. Жена, полная толстоногая женщина, неуклюже, задом, слезла с высоких ступеней, потянулась к сумкам, увидела, куда их поставил Мишка, и заворчала:

– Ослеп? Изгваздал…

– Вымоешь, – буркнул, перебил Артоня и пошел впереди с двумя самыми тяжелыми сумками.

Пока они были в Москве, Масловка изменилась, зазеленела. Мишка почувствовал легкую грусть, печальную сладость от свидания с родными местами и жадно окинул взглядом позеленевшие, похорошевшие деревья возле вытянувшихся в один ряд, лицом к лугу, хуторских изб. Запенилась желтоватой дымкой толстая кудрявая ветла у Полинкиной избы, поблескивали на солнце зеленью высокие тополя возле дома Шурки Булыгина и у нового серого клуба. Около магазина стоял понуро серый старый мерин с узкой телегой. Ни весна, ни сочная зелень не радовали его. Видать, напахался – сил нет голову опустить к молодой траве. Вид понурого мерина напомнил Артоне, что пора картошку сажать. Это неприятно озаботило. Если б не огород, он еще бы пожил в Москве. Но Маняня, жена, заела: поехали домой, поехали, люди теперь лук посадили, должно, картошку сажают. Не выдержали больше двух недель. Зато от колхозной посевной открутились. Не пришлось хрип гнуть на дядю.

Возле телеги стояли два мужика. Мишка Артоня издали узнал длинного худого Андрюшку Кирюшина – механика и Колю мельника. Андрюшка говорун, насмешник, анекдотчик, да и мельник болтун дай Боже. Артоня избегал их языков, не встревал с ними в споры. Ученый. Обсмеяли однажды принародно… И надо именно им торчать сейчас у магазина. Были бы еще кто, Мишка непременно остановился бы, поговорил, рассказал бы, как гостил у сына, что видел в Москве, непременно показал бы фотокарточку, где он стоит рядом с Михаилом Сергеевичем Горбачевым.

– Артоня, привет, – остановил Андрюшка. – Погоди, угости московскими сигаретами.

Мишка поставил сумки, полез в карман за пачкой «Примы». Маняня, тяжело дыша, остановилась рядом.

– Я думал, ты «Марлборо» угостишь, – съязвил Коля-мельник.

– Перебьешься… Марборов подай ему, – вмешалась Маняня. – Сам, как Марьин боров, а побираешься!

Колю боровом назвать нельзя. Он хоть и плечистый, и морда круглая, но поджарый, узкозадый.

– Какой я боров, – засмеялся Коля. – Это Андрюшка рядом с тобой боров. Это точно!

Андрюшка вообще сухая жердь рядом с толстой Маняней. И Мишка сразу понял, что Коля здорово уел жену, и подумал: «Молчала бы лучше, не разевала хлебало!»

Почувствовала промах и Маняня и надолго умолкла.

– Как там Москва? – снисходительно спросил Андрюшка.

– Бурлит.

– К людям из Москвы едут сыновья помогать огород сажать, а ты в Москву, – съехидничал Андрюшка.

Мишка Артоня, чтоб перевести разговор от неприятной темы, спросил у Коли серьезным тоном:

– Ну что, выбрали председателя сельсовета?

И Коля и Андрюшка были сельскими депутатами.

– Отложили до конца посевной. Да и вот, – кивнул Коля в сторону магазина. – Довыборы. Нынче вечером собрание.

Мишка Артоня увидел на двери магазина две желтые листовки со смутными, неясными пятнами портретов кандидатов в депутаты. Чьи портреты – отсюда не разобрать.

– Ух ты, прям, как в Москве! – восхитился Артоня.

– А ты думаешь, мы тут без тебя лапти плести начали. Прогресс! – хмыкнул Андрюшка, щуря свои голубые глаза.

– И кто это? – хотел было подойти поближе к наклеенным на дверь листовкам, но Коля ответил:

– Васька Свистун да Захар Бздун.

– Свистун да Бздун – кандидаты! – заржал Мишка. – Ну, твою мать, и навыбирали мы депутатов!

По Мишке и Коля с Андрюшкой не годились в депутаты. Он их обоих из списков при голосовании вычеркнул. Но в жизни Масловки депутаты никакого значения не имели. Выбирали для галочки. На другой же день после выборов сами депутаты забывали, что они депутаты. И когда подходили перевыборы, долго удивлялись, узнав, что они депутаты. Несмотря на шумные московские выборы, в Масловке все прошло тихо и гладко, как и в прежние времена. Правда, один из депутатов, Василь Микитич Амелин, молчаливый скрытный мужик – из-за этих качеств он лет тридцать был бессменным депутатом, так вот он через три дня после избрания его депутатом переехал на жительство в райцентр, в Уварово. Оказалось, что он там еще в феврале купил дом, но по привычке своей смолчал об этом даже во время своих выборов. Пришлось назначать перевыборы. Ваську Булыгина, по прозвищу Свистун, работавшего ночным председателем, то есть сторожем правления, Мишка считал пустым человеком. И вот на тебе. Свистун кандидат в депутаты. Портрет висит. Каждый входящий в магазин любуется на него. А Захар Бздун – он и есть Бздун. Одним словом все сказано. И кто-то один из них станет депутатом. Смех, твою мать, да и только!

Надо сказать, Мишка Артоня был честолюбив. Любил быть в центре внимания, но нечасто этого удосуживался. Остро завидовал Андрюшке Кирюшину. Тот, где бы ни появлялся, сразу вокруг него народ, смех. Бесцеремонный, наглый, любого уест. Длинный, руки всегда в карманах, рот открыт, голубые глаза блудливые. Не нравился он Мишке. Артоня пытался, как и он, балагурить, но не получалось у него. Изредка, когда выходила шутка удачной, он долго смаковал ее про себя, заново переживая успех. Видя ажиотаж с выборами по всей стране. Мишка тоже не прочь был попасть в бюллетень, но никто его не выдвинул, а сам не решился высовываться. Народ в Масловке такой – засмеет. Нарочно, чтобы досадить выскочке, вычеркнут. Потому-то и захохотал так ехидно Мишка, когда Коля сказал ему, что Свистун да Бздун кандидаты в депутаты. И Маняне хотелось показать, как смешны ему эти депутатские игры. Жена уж не раз подковыривала его, мол, гляди, мужики власть берут в руки, а ты спишь. Скоро землю у колхоза отберут, сельсовет всем командовать будет. «Жди, так тебе и отдадут землю, – огрызнулся Мишка. – Догонят и еще добавят». Но в душе темнело. Хоть и пустое дело масловское депутатство, а все же…

– Одни картежники подобрались, –  хохотал Мишка. – Ох и часто заседания будут проходить у вас до зари. Меня в компанию примите. Я новую колоду карт в Москве купил!

– У них и без тебя один лишний – семеро станет, когда выберут, – вставила Маняня, кивая на портреты на двери магазина.

– Если хочешь козлом ходить, приходи с коробкой домино, – снисходительно сказал Коля. – Мы тебе мигом рога вставим.

– Это мы посмотрим, у кого рога ветвистей, –  ответил Мишка.

Маняня хахакнула, и Артоня понял, что отбрил Колю удачно: невольный намек получился на давнюю измену Колиной невесты. После чего Коля баб избегал. И Андрюшка понял это, и сразу увел разговор со скользкого для друга места.

– Горбачева в Москве не встречал? – Знал бы он, какой это сладостный для Мишки вопрос, не заикался бы.

– Встречал, – ответил солидно Мишка.

Друзья переглянулись и захохотали.

– Чего ржете! – оборвала их Маняня. – Да, встречали, беседовали, фотографировались!

– Во, дает! – ржал Андрюшка. – Может, фотку покажете?

– Покажу, –  нагнулась Маняня к сумке, с треском распахнула замок и достала черного цвета книгу. –  Вот, Сергей Федорович книгу нам свою подарил – он и познакомил нас с Михал Сергеевичем!

– Заливай, заливай, – говорил Андрюшка, но смеяться перестал, увидел на книге белые слова – Сергей Антошкин «Заросли» – вспомнил, что Мишка двоюродный брат Сергея Антошкина, их земляка, которого сам Андрюшка несколько раз видел по телевизору: и надпись на экране была: С. Ф. Антошкин, писатель. Вспомнил и то, что, как говорят, Антошкин теперь директор московского издательства.

Маняня распахнула книгу и вытащила, показала Андрюшке фотокарточку. Он протянул руку, но Маняня не дала ему карточку.

– Руки вымой!

Показывала из своих рук. На фотокарточке возле Президента СССР стояли Сергей Антошкин и Мишка Артоня с сыном. Позади них были деревья, виднелась то ли широкая улица, то ли площадь, за ней московские дома. Горбачев и Артоня с серьезными лицами смотрели куда-то в сторону, а Сергей и сын Мишки – прямо на фотографа.

– Ух ты, вправду Горбачев! – ахнул Коля.

– Ну да, Горбачев! Так я и поверил… Похожий кто-то.

– И пятно на лысине похоже. Где ж такого отыщешь?

– Чо это вы рассматриваете? – услышали они. Продавщица Люба стояла на пороге магазина с пустым ящиком в руке и глядела на них. Потом кинула ящик за крыльцо и спустилась по ступеням. Взглянула на Горбачева и заойкала: – Ой-ёй-ёй! Где вы его подцепили?

– Гуляли по Кремлю, встретили… Сергуня знаком с ним. Сфотографировались, – как бы нехотя рассказал Мишка. – Спрашивал, как живем?

– Да, да! Он это всегда спрашивает, – восхищалась продавщица.

– Говорит, в Совет хороших людей выбирайте. Скоро вся власть в их руках будет, –  вставила Маняня.

– У нас выберут, жди! – сказала Люба. – По всей стране людей выбирают, а у нас Бздуна, – указала она гневно рукой на дверь. – Пойду сейчас бумажку соскребу, чтоб дверь не поганила.

2

Не успели Мишка с Маняней дома вещи разобрать, как к ним в избу, улыбаясь вкрадчиво и  заискивающе, вошла соседка, пузатая старуха Мариша. На ней, как всегда, серый несвежий платок, грязный фартук поверх такого же засаленного халата. Вошла, села на табуретку у порога.

– Приехали?

– Приехали, дождались, – сердито ответила за Мишку с Маняней мать Артони. – Черти их носят в самую рабочую пору. Полдеревни картошку посадили, а мы еще из погреба не выгребали.

– Успеете, втроем – не одной! Как Витька-то? –  спросила Мариша о сыне Артони.

– Учится, работает, чего ему, – ответила Маняня. – На каникулы приедет… Вот возьми селедочки. Давно, небось, не ела…

– Давно, конечно, давно… Где ее теперь возьмешь… Вы, я слыхала, с Горбачевым виделись? Какой он, а?

– Ага, виделись, в гости он их приглашал, на вокзал провожал, вещи подносил, – еще сердитее заворчала мать. – Ты чо это, кина насмотрелась? Ум за разум зашел?

– Та, народ говорит…

– Какой народ? – наступала мать. – Народ чего хошь набрешет. Верь!

– Ай набрехали? А я поверила… Говорят и фотка есть.

И тут мимо окон избы к крыльцу промелькнули две бабы, промелькнули так быстро, что Маняня не успела разглядеть кто? А вслед за ними ковылял, опираясь на бадик, дядя Ванька, брат матери. Видно было в окно, как копавшиеся в огороде Булыгины, мать с дочерью, бросили работу и напрямик по вспаханному огороду шли к ним. Мать тоже увидела это и пробормотала тревожно:

– Чавой-та они? Пожар, чо ли? Горим!.. Мишк, –  крикнула она, – выгляни во двор, не горим ли? Ох ты господи, царица небесная!

Громыхнула дверь, распахнулась, появились Настя с Шуркой, пожилые бабы. Обе разгоряченные чем-то, взволнованные. Вслед за ними кряхтя влез в избу дядя Ванька.

– Правда, Мишка? Ай нет? Показывай… – прямо с порога начал он.

– Чавой-та ты, а?

– Горбачева показывай!

Мать вертела головой, глядела то на брата, то на сына, то на сноху, которая достала из книжки фотокарточку и молча протянула дяде Ваньке. Он вытер руки о штаны, взял карточку и поднял к глазам. Его окружили бабы, тянулись глянуть на карточку, щурились.

– Он! – наконец выговорил дядя Ванька. – Пятно вижу… А Райка где?

– Какая Райка?

– Ну, баба его. Он ить без нее не бывает.

– Мы с Раисой Максимовной во-он там стоим, –  указала Маняня пальцем за фотокарточку. – Видишь, и Михал Сергеич и Миша на нас смотрят…

– Тезки, – засмеялся, глянул на Мишку дядя Ванька. – А чаво ж вы не встали рядом, не сфотографировались? – повернулся он к Маняне.

– Нас тоже фотографировали, – небрежно кинула Маняня. – Мы с ней с иностранцами были. Скоро фотки пришлют. А это моментальная, щелкнули и тут же дали две штуки. Одну Михал Сергеич на память взял…

– Ну, Мишк, ну ты дал. Об чем же ты с ним разговаривал?