– Почему не надеть форму на праздник?
– Считается неприличным. Ну, в основном. Кошкам можно. Вот там, видишь? Мужчина в белом?
Шахесс уточнил:
– Как ты поняла, что он мужчина?
– М… вероятно, по ширине челюсти. И форме головы. И росту. Я попробую написать тебе список признаков, но… Но это точно мужчина.
Задумавшись, Шахесс щекотно потёрся носом о её плечо и уточнил, указав головой в сторону:
– Там тоже мужчина?
– Точно!
– А это женщина?
– Нет. Это худой мужчина.
Но прогресс наметился явный, а потом Анна вспомнила заметный признак – кадык. Дело пошло на лад. Из десяти попыток Шахесс угадал целых восемь раз, прежде чем их прервала Сяомин.
Они стояли в уголке, рядом со столиком с закусками, и Анна быстро поняла, что это лучшее место в зале – никто не трогает, не отвлекает, еда рядом, а пристенные манипуляторы даже иногда подносят напитки, повинуясь воле управляющих.
Сяомин, в кислотно-зелёном платье, со своей художественно растрёпанной красной шевелюрой напоминала ядовитый экзотический цветок. Закинув руки на плечи Анне и Шахессу, она спросила:
– Кто знает молодёжное сленговое словечко «контактить»?
Шахесс заинтересованно повернул к ней голову. Анна нахмурилась.
– Потому что я, несомненно, «контачу» этих двоих, – и она кивнула в сторону Кравчика-сан и Шуши, которые бурно о чём-то спорили. – Для слишком старых… Анна, это я о тебе. Шахесс, и для не-людей, поясняю, что наша молодёжь использует это слово, чтобы сказать: «Я представляю, что они моги бы сойтись в тесных романтических отношениях».
Анна поперхнулась розовым вином, вырвалась из дружеского захвата и с трудом отдышалась. Шахесс пришёл от теории в восторг. Или, может, его заинтересовал выверт человеческого сознания, который породил это понятие.
Хотя, ладно, некоторые основания для шутки у Сяомин были. Потому что, хотя вокруг двоих, получается, крупнейших специалистов по межкультурной коммуникации среди своих народов, кружили толпы желающих поговорить, они никого не замечали.
Но, на удивление, Анну поймали оба, стоило ей приблизиться. Она постаралась не покраснеть и не рассмеяться. А Кравчик-сан её огорошил:
– Я только что совершил открытие! О, простите, мы с многоуважаемой Шушкшах только что совершили открытие. Мы назвали это наблюдение «Открытая и закрытая ложь».
– В каком смысле? – переспросила Анна.
– О! – воскликнула Шуша. – Это потрясающе! Многоуважаемый Кравчик-сан одной фразой перечеркнул три дня моей работы, а я ему, представь, за это ещё и благодарна!
– В общем, – Кравчик-сан потёр ладони в предвкушении, – концепция следующая. И у шукхакх, и у людей есть понятие лжи. Мы врём. Но когда шукхакх врут, их тело сигнализирует собеседнику о лжи. Это невозможно скрыть, да никто и не старается, понимаешь? Оба участника разговора знают о том, что один из них врёт. Ситуация как на классическом человеческом рынке: покупатель знает, что продавец завышает цену товара. Но принимает это как правила игры – и пытается цену сбить. Открытая ложь.
– Постойте… – Анна обратилась к Шуше, – но если собеседник знает, что ему врут…
– Он начинает врать в ответ, – хитро покачала шеей Шуша. – И они пытаются понять, кто и как искажает факты.
– Именно! – продолжил Кравчик-сан. – А люди скрывают в первую очередь сам факт лжи. Анна, дорогая… Развлекайся и отдыхай. Мы попробуем доработать эту теорию и напишем статью в соавторстве. Не так ли, многоуважаемая Шушкшах?
– Непременно, многоуважаемый Кравчик-сан.
Анна поняла, что её выгоняют, и ушла обратно в уголок, посмеиваясь.
***
Сяомин куда-то исчезла, зато нашлись однокурсники Анны и трое коллег-шукхакх. Наскоро перезнакомив всех со всеми, она охотно включилась в обмен новостями. Мэйли рассказала про свой учебник юниса для младших школьников и была немедленно взята в оборот Шахессом. Марта из Института речи проводила их недовольным мрачным взглядом и попыталась присоединиться, но как-то безуспешно.
– Шахесс пишет учебник чейнглиша, – пояснила Анна.
– Пропали ребята, – был немедленно озвучен вердикт.
С остальными болтали в основном о жизни. Говорили про научный центр, про работу Александра на корабле Альянса, даже про знаменитостей вокруг. Киран улыбался и не рассказывал страшилки о ксеноидах. В общем, все проводили время с удовольствием.
Приём проходил слегка в стороне от них – они предпочитали общаться в своём научном кругу, а не танцевать и не вести сомнительного толка светские разговоры.
А потом случился немыслимый скандал.
Дождь
Так вышло, что Анна как раз в этот момент повернулась в сторону зала. И всё произошло довольно близко от неё. Она не слышала за музыкой, что было сказано, но всё видела. Знаменитая актриса и оперная певица Эжени Диат кинулась на шею послу айнна’й и поцеловала его прямо в губы, поверх ткани, оставив заметное пятно от маркой красной помады.
Замерли все. Ни шороха, ни вздоха.
Только оркестр продолжал играть как ни в чём не бывало.
Все взгляды были прикованы к послу айнна’й. Анне показалось, что время растянулось, стало медленным и липким. Она забыла, как дышать.
Посол стоял неподвижно. Актриса по-прежнему обнимала его. И это выглядело чудовищно, оскорбительно, мерзко, а ещё почему-то страшно.
Анна поняла, почему. Откуда этот страх.
Айнна’й не терпели вторжения в личное пространство. В их культуре каждый имел неотъемлемое право защититься в случае подобного нападения. И посол Лааа’м мог это сделать, прямо сейчас. Коснуться оголённых рук наверняка пьяной идиотки и сотворить с ней что угодно.
Кто-то, похоже, велел оркестру замолчать. Тишина стала полной.
– Убьёт… – пробормотал Анне на ухо Киран.
Посол поднял руки, закрытые длинными широкими рукавами, и резко толкнул женщину в грудь – там, где она была защищена одеждой. Опустил руки. Ткань очистилась от помады, словно лётная форма.
– Народ айнна’й, – проговорил посол медленно и веско, его монотонный голос прозвучал жутковато, разносясь эхом по залу, – понимает. Инцидент был вызван культурными различиями. Не намерен предъявлять претензий народу людей.
Его слова сняли общее оцепенение. К нему кинулся Эдриан Ришер – извиняться и объяснять, что подобное не повторится. Кто-то увёл рыдающую актрису. Опять заиграла музыка.
– А ведь она говорила в эфире, что всё бы отдала за ночь с кем-то из айнна’й, – задумчиво произнесла сзади Сяомин.
Анна подпрыгнула от неожиданности.
– Не подкрадывайся, ты была на другом конце зала! Мало мне шукхакх!
– Они милахи, – улыбнулась Сяомин и взъерошила волосы. – Просто милахи. И я выяснила, Шахесс НЕ обижается, если сказать ему, что он «ящер-обаящер».
Анна покачала головой и ретировалась в толпу учёных. Они все стали свидетелем ужасного инцидента. Но почему-то не говорили о нём, словно не находя допустимых слов.
***
Зато на следующий день прорвало всех. В Сети актриса громко и с широкой улыбкой рассказывала о том, как посол ночью проник к ней в спальню через окно, «пылая страстью». В медийном секторе не нашлось, кажется, даже крошечного портальчика, который не написал об этом событии. Кто-то верил актрисе, кто-то нет, но все сходились на том, что история сомнительная.
– Это… отвратительно, – произнесла Анна, обращаясь к встрёпанному и слегка сонному Кравчику-сан, которого обнаружила у себя на кухне.
– Это? – удивлённо похлопал глазами руководитель. – А, это. Да-да, отвратительно. Всё бы сейчас отдал, чтобы побывать в посольстве айнна’й и посмотреть, как они реагируют.
– Да как тут можно реагировать?! – возмутилась Анна.
Кравчик-сан, налегая на синтезированные хлопья с синтезированным же молоком, пожал плечами:
– Понятия не имею, потому и интересно. Эх, – он покачал головой, – они к себе никого не пускают.
– Это грязно и оскорбительно.
Анна пошла варить кофе сразу на троих в надежде, что запах разбудит Сяомин.
– Моя дорогая! – Кравчик-сан поднялся, не доев хлопья. – Мы с вами отлично понимаем, что грязно и оскорбительно это только в нашей картине мира. А для человека, скажем, с Эллизиума это очень лестно – оказаться в центре внимания. Наши новые друзья шукхакх, подозреваю, были бы совершенно не против громких сплетен в свой адрес. Откуда мы знаем, что творится в голове у айнна’й? Может, у них принято за такую ложь выжигать мозги, а?
Анна только покачала головой и пошла будить подругу. Сяомин выползла помятая, заспанная, завёрнутая в большой зелёный халат – Анне его подарила мама, и он так и висел в шкафу, новый.
– Кофе? Я тебя люблю. Утра, Кравчик-сан.
Она рухнула за стол и подпёрла голову рукой. Кравчик-сан хмыкнул – ему, конечно, было непонятно, как это люди с утра могут не лучиться бодростью. Но он всё же сочувственно пододвинул ей чашку кофе под самый нос. Стоя дожевал хлопья, сунул в тарелку очиститель и принялся рассказывать о том, как продуктивно они вчера поговорили с «многоуважаемой Шушкшах».
Анна слушала, кивала, а сама думала про людей. Что заставило эту несчастную пьяную дуру полезть с объятиями к послу айнна’й? Почему она это сделала? Почему её не остановили, не оттащили? Хотя с последним как раз понятно – растерялись. Но прямо сейчас Анне казалось, что ей проще выкрутить голову и понять айнна’й, чем разобраться в мотивах действий человеческой актрисы. Она вызывала брезгливое любопытство – как зелёный летающий восьминогий таракан.
***
Конечно, больную тему продолжили обсуждать и в научном центре. И в школе. На уроке человеческая девочка, Нина, звонко спросила:
– Выходит, посол влюбился в нашу Диат-сан? Или всё-таки она в него, я не поняла…
– Как это – влюбился? – тут же встрял один из шукхакх.
А оба айнна’й смотрели на них невыразительно, но пристально.
Поэтому вместо того, чтобы рассказывать про невербальную коммуникацию, Анна, присев на край учительского стола, как могла, объясняла, что случилось на приёме. И почему поведение актрисы нельзя расценивать иначе, как насилие.
– А как же ночь, окно? – грустно уточнила Нина.
– А это называется «сплетня» и к фактам отношение не имеет.
После чего ещё минут десять ушло на разъяснение концепции сплетен для всех и понятия «влюблённость» для ксеноидов. Потому что, к примеру, у шукхакх в культуре было нечто близкое, но совершенно точно не аналогичное. А как строились личные взаимоотношения среди айнна’й, до сих пор толком никто не знал.
***
В научном центре Анна проторчала до глубокого вечера – Кравчик-сан пользовался последними часами перед отъездом, чтобы навести как можно больше суеты и получить как можно больше информации. Особенно про их с Шушей теорию «открытой и закрытой лжи». Так что вместе с другими сотрудниками Анна до посинения рассказывала на камеру небылицы – на всякий случай. Зато запомнила, как именно напрягаются всем телом шукхакх, когда врут – очень приметно.
Наконец, умчался Кравчик-сан. Уехала и Сяомин, с которой не удалось даже поболтать нормально. Анна вернулась в пустой тихий дом и поняла, что ей необходимо пройтись. Проветрить голову, отдохнуть. Выкинуть оттуда работу хоть ненадолго. И, желательно, всех ксеноидов разом.
Похолодало. Ещё недавно осень была скромная, едва-едва ощутимая, а теперь развернулась в полную силу. Деревья облетали от порывов резкого ветра. Дождя пока не было, но дорожки блестели.
Выше поднимая воротник куртки и глубже надвигая капюшон, Анна шла быстро, позволяя мыслям крутиться безо всякого контроля. Подумала почему-то про родителей – когда удастся встретиться? Соберутся ли они в этом году хотя бы на Новый год?
Мысль о Рождестве сразу подцепила ассоциацию – дом. Путь уже и не тот, их старый, на Саттелит-5, а новый на Земле-3. Но всё равно, было бы приятно его посетить. Встретиться всем на праздник, позвать Сяомин, варить безалкогольный пунш и мучить синтезатор немыслимыми запросами, словно им опять по тринадцать лет.
С темы Нового года Анна каким-то образом перешла на школу и на детей. Она узнавала их постепенно, иногда осаживала, чаще подбадривала. И всё время наблюдала. Шчшисс, старшая из шукхакх, входила, если можно так сказать, в пубертатный возраст. Её чешуя окрасилась в яркий зелёный, она часто отвлекалась и то и дело сворачивала голову на мальчиков. Причём ладно бы, исключительно на своих – но нет, кажется, больше всего её привлекал Амир. Только она себе не отдавала в этом отчёт.
С Амиром вообще беда – в него половина девочек влюблены. А он влюблён в свою спортивную игру с пока ещё расплывчатыми правилами.
Анна фыркнула и вздрогнула, боковым зрением увидев в стороне неподвижную фигуру.
Площадка сквера, фонтан. И посол Лааа’м возле него. Мощное такое дежавю.
***
При виде посла Анна ощутила стыд. Едкий, кислотный, который испытываешь за другого, хотя сам ни в чём не виноват. Сомневаясь, что послу сейчас нужно общество людей, Анна собралась было незаметно уйти, но, видимо, долго думала – он, как и в прошлый раз, её заметил. Поднял руки и сообщил формально:
– Я желаю доброго вечера. Уважаемая Анна Зейдман-сан.
– И вам доброго вечера, уважаемый господин посол, – отозвалась Анна и подошла немного ближе.
Снова, как в прошлый раз, она испытала это неловкое чувство – вроде бы и нужно уйти, а как – непонятно. Неприлично уходить, только поздоровавшись. Но и заводить светский разговор с айнна’й – так себе идея. Будь он человеком, Анна выразила бы сочувствие по поводу той неприятной ситуации. Но не была уверена, что здесь это уместно.
Посол молча смотрел на воду. Анна тоже перевела на неё взгляд. Задумалась – фонтан выключат на зиму? В этих краях зима мягкая, тёплая. Может, и оставят.
