Алексей Миляев "Оливер Таккер и Архитекторы сновидений"

Темнота, оставленная в коридоре, оживала и текла к нему по полу настоящим потоком, как только она достигла области, освещаемой факелом, Оливер увидел, что это не тьма движется к нему, а потревоженные насекомые, покинувшие своё убежище в стенах лабиринта. Огибая пятно света, они наполняли собой помещение, забиваясь во все углы, карабкаясь на застывшие скелеты, набиваясь им под остатки истлевшей одежды, от чего казалось, что мертвецы оживают и начинают шевелиться. Причина столь необычного поведения насекомых не заставила себя долго ждать. Вдалеке, там, где тоннель уходил за очередной поворот, начало нарастать свечение болезненного молочного цвета. Оливеру не пришлось утруждать себя размышлениями о причине свечения, он догадался мгновенно – белая мгла, окутавшая болота преследует его здесь, глубоко под землёй!

Не в силах даже закричать от ужаса, Оливер, издав сдавленный хрип, попятился, опрокидывая всё на своём пути. Упёршись спиной в стену и понимая, что он только что угодил в западню, из которой судя по всему, ему не выбраться, начал судорожно смотреть по сторонам в поисках хоть какого-нибудь убежища. Заметив небольшую дверь, слева от себя, он бросился к ней, давя насекомых, заполонивших весь зал, к счастью, она оказалась не заперта. Забежав внутрь и едва успев навалиться на дверь спиной, Оливер почувствовал глухой удар с обратной стороны. Потом ещё один, а потом всё стихло, даже шелест потревоженных обитателей сырого подземелья прекратился так внезапно, что тишина, навалившаяся со всех сторон, отдалась резким звоном в ушах.

Помещение, в котором оказался Оливер, не имело другого выхода и по своим размерам напоминало скорее каменный мешок, три на четыре шага площадью с высоким потолком, терявшемся, где то очень высоко, так, что свет от факела не мог достать до него. Понимая, в каком затруднительном положении он оказался, Оливер сел напротив двери и постарался успокоиться, привести в порядок мысли, твёрдо памятуя о том, что паника сгубила гораздо больше людей, чем причина, вызвавшая её.

Тем временем, белёсое свечение, поначалу проникавшее лишь на уровне пола, поползло вверх, пока не высветило контуром дверь, и, прекратив своё движение, начало пульсировать, попадая в такт бьющемуся сердцу Оливера. Вслед за этой дьявольской пульсацией донёсся нарастающий гул, перерастающий в нестройный хор человеческих голосов. Кто-то там, за дверью, переговаривался, иногда ругался, но всё же в этом гомоне было больше стенающих и молящих голосов. Над ними явно доминировал мужской голос, полный твёрдой уверенности, воли и страсти. Из обрывков слов можно было разобрать что-то об усмирении гордыни, покаянии и терпении.

На непослушных ногах Оливер приблизился к двери. За ней действительно были люди, много людей! Осторожно приоткрыв дверь, он выглянул наружу. Зал, ранее заполненный застывшими покойниками, был полон людей, самых настоящих из плоти и крови! Повсюду вдоль стен горели свечи, установленные на кованых подсвечниках в человеческий рост, было душно, пахло потом и ладаном. Собравшиеся устремили свои взоры к центру зала, где за кафедрой стоял высокий мужчина, лет сорока, одетый в фиолетовую мантию и энергично жестикулируя, читал проповедь.

– И да отвернётся Великая Благодать от того, кто впал в грех гордыни и возвысил себя выше остальных, отдавшись во власть тёмных сил! Искупление грехов не доступно тем, кто несёт в наш мир свою ересь, попирая законы мироздания, едва уцелевшие в период великой беды! Да будет наказан, отлучён и предан огню, всякий, дерзнувший нарушить законы Благодати и угрожающий своими делами и помыслами всем оставшимся в лоне великой церкви!

На все эти гневные призывы и угрозы толпа отвечала, кто ругательствами – сомневаясь в заступничестве, кто просто исступлённо рыдал, но большинство подхватывало части фраз и дружно скандировало их, наполняя всё пространство вокруг почти осязаемой злобой.

Не веря своим глазам, Оливер чуть было не шагнул вперёд. Его остановил вид этих людей, а точнее, их одежда, приглядевшись получше, он увидел, что все они были одеты так, как одевались крестьяне несколько столетий назад. Они были одеты, так же как и те, кого он видел ещё, будучи у стен монастыря – те фантомы, что являлись на границе белой мглы. А проповедник тем временем продолжал, гневно потрясая кулаками и побагровев лицом:

– Нет места убийцам и святотатцам среди благочестивых! Гоните прочь и побивайте камнями всякого, кто скажет, что механизмы неопасны вам! Ибо они опасны, они смутят ваш рассудок и растлят вашу бессмертную душу, так же как это произошло с Таккером Старшим, будь он проклят во веки веков! Его страсть к изучению сокровенных тайн природы есть не что иное, как посягательство на саму Великую Благодать, давшую нам жизнь и хлеб, свет и тепло! Он лжец, лжец и еретик!

– Мой отец не еретик! – раздался голос из толпы.

Тут же вокруг нарушителя спокойствия образовалась пустота, все старались отодвинуться подальше от него.

– Мой отец не еретик и никогда им не был! А ты и твои люди, вот настоящие грешники и святотатцы! Вы, убившие всю мою семью! И ты заплатишь за это! – говоривший был молодым человеком, едва ли достигшим двадцати лет. Одет он был в лохмотья, измазан грязью.

Проповедник замер на секунду, уставившись на говорившего, словно на нечто совершенно из ряда вон выходящее, а потом заорал:

– Стража! Убейте его! Это колдун, он сам явился к нам, убейте его!

При этих словах началась такая паника, что трудно было сказать, что вообще происходит, среди мечущейся толпы Оливер разглядел и людей, в стальных панцирях – видимо, местная стража, они пробивались сквозь толпу, орудуя палками и кулаками, прокладывая дорогу к юноше. А молодой человек, совершенно не скрываясь, прорывался к проповеднику, который, в свою очередь, продолжал изрыгать проклятия и обвинения. Ненависть, пылающая в глазах этой пары, трудно было описать словами, казалось, что она вот-вот выплеснется наружу и затопит собой всё вокруг.

Оливер был настолько шокирован этим зрелищем, что не сразу понял, что его кто-то зовёт. Голос раздавался из-за спины, детский вкрадчивый шёпот, перекрывавший собой весь тот шум, что доносился из зала:

– Оливер, помоги мне, – прошептал некто.

Оливер оглянулся и встретился взглядом с маленькой чумазой девочкой, стоявшей у дальней стены и прижимавшей к себе куклу.

– Помоги мне, пожалуйста, – прошептала девочка, не открывая рта, – забери меня отсюда.

– Как тебя зовут? – не найдясь что сказать, спросил он

– Кассандра. Забери меня отсюда, – продолжила девочка, не открывая рта.

Тем временем шум за дверью нарастал, и вопли проповедника были наполнены уже не угрозой, а страхом и отчаянием. Оливер, не обращая на них внимания, слегка наклонивший стал медленно подходить к девочке, не сводя с неё глаз. Девочка стояла совершенно спокойно и с любопытством разглядывала его.

– А как ты сюда попала? – дрожащим от догадки голосом, поинтересовался Оливер скорее не из-за желания узнать ответ, а увидеть, как эта девочка разговаривает, не открывая при этом своего рта. Он увидел.

Кукла развернула к нему свою голову и улыбнулась:

– А я всегда была здесь.

Совершенно не думая о последствиях, подстёгнутый лишь инстинктами и страхом, Оливер вылетел из комнаты в залу. Перепуганные люди толкались и дрались как озверевшие, кто-то упал на колени и тут же был повален на пол и затоптан, отовсюду неслись рычание и стоны, плачь и проклятия. Возле кафедры разворачивалась отдельная трагедия, юноша и проповедник вцепились друг другу в горло так сильно, что у обоих кровь пошла ртом.

Решившись пробиваться, во что бы то ни стало к выходу, Оливер с размаху толкнул заграждавшего его путь мужчину, занятого избиением лежавшей на полу женщины и словно провалился в пустоту. Его руки коснулись ветхой одежды, под которой был укрыт лишь застывший в немой позе скелет, вместе с которым со всего маху повалился на пол.

Приподнявшись на ушибленных локтях и оглядевшись по сторонам, щурясь от набившейся в глаза пыли, он с удивлением обнаружил, что всё происходившее здесь мгновение назад – исчезло как наваждение. Он лежал на полу в зале, освещённым едва заметным пульсирующим свечением, исходившим от остатков тумана, стелившегося по углам и исчезающем в трещинах в стенах. Повсюду, как и прежде стояли замершие в разных позах мертвецы, застигнутые неведомой трагедией сотни лет назад. Звенящая тишина наполняла всё вокруг, прерываемая только частыми ударами его сердца и хриплым дыханием, вырывавшимся со свистом из пересохшего горла.

Видя, как тает светящийся туман, и темнота выползает из всех углов, Оливер очень проворно для своего состояния достал спички из кармана и ловко запалил факел, который до того у него был заткнут за пояс. Осмотревшись вокруг, он убедился, что всё осталось без изменений, за исключением тех несчастных, что он, сшиб в поисках убежища и теперь лежавших бесформенной грудой праха. Даже насекомые куда-то подевались. Пошарив у себя на поясе, он нашёл флягу с водой и принялся жадно пить из неё большими глотками, так, что вода потекла по его подбородки и шее, затекая за воротник.

Освежившись и продолжая всматриваться по сторонам, он поднялся, и всё ещё испытывая напряжение в ногах не спеша двинулся к сидячему мертвецу, зажимающему сумку своими костлявыми руками.

– Так что же тут произошло? – скорее сам себя спросил Оливер, осматривая останки. Одежда, в которую когда-то был одет этот несчастный, была очень похожа на ту, в которой был молодой человек, так бесцеремонно нарушивший проповедь. А тот, кто лежал перед ним, по всей видимости, был проповедником, потому как в складках одежды по-прежнему был отчётливо виден фиолетовый цвет.

– Так вот чем дело кончилось, – задумчиво произнёс Оливер. – Что же ты такого натворил?

Едва он коснулся сумки, прижатой мертвецом к груди, как нижняя челюсть скелета сорвалась со своего места и с громким стуком упала на каменный пол. От неожиданности Оливер покрылся ледяной испариной и чуть не выронил факел.

– Проклятье, – прошипел он, разозлившись на самого себя и не успев добавить к сказанному крепкое ругательство, так и вертевшееся на языке, как замер, вслушиваясь в тишину.

На какой-то момент ему показалось, что из комнаты, в которой он прятался от белой мглы, донёсся шорох, словно там кто-то был.

Резко развернувшись к проходу лицом, он как можно выше поднял факел над головой, стараясь высветить как можно больше вокруг себя. Света от факела не хватало, чтобы разогнать темноту, заполнившую его недавнее убежище, а подходить ближе и выяснять источник звука совершенно не хотелось. Так замерев на месте, не сводя глаз с дверного проёма и вслушиваясь в тишину, он просидел довольно долго. Списав это на нервное напряжение и разыгравшуюся фантазию, Оливер решил вернуться к своему занятию и посмотреть, что же находится в сумке, столь ревностно охраняемой покойником, что он не выпустил её из рук до самой свой смерти и даже после неё. Нечто как магнит тянуло его к этой сумке, в душе? Оливера яростно боролись между собой желание заполучить её содержимое и желание как можно скорее убраться отсюда – никогда ранее он не попадал в подобные передряги, события, произошедшие с ним не укладывались в голове и не находили никакого объяснения. Пот струился по его лицу, застилая глаза, когда он начал не спеша разводить костлявые руки. В то же мгновение шорох, за его спиной раздался гораздо ближе и громче. Не раздумывая, Оливер схватил сумку и не оглядываясь бросился к выходу.

Забыв обо всех предосторожностях, он нёсся по тёмным коридорам, освещая дорогу начинавшим угасать факелом, надеясь лишь на то, что не проскочит нужный поворот и не пропустит оставленных им самим отметин на стенах, иначе он рискует остаться здесь навсегда. Сердце его наполнилось ребяческой радостью, когда он сумел разглядеть впереди ступени лестницы, по которой он спустился в это забытое богом подземелье. Но радость оказалась недолго и сменилась диким ужасом, чуть было не парализовавшим его на месте – из глубины лабиринта, оставленного за спиной, до него отчётливо донёсся детский голос: «Оливер, помоги мне. Пожалуйста!». Бросив факел, он влетел на лестницу и помчался наверх, перепрыгивая через ступеньки, отталкиваясь руками от стен, стараясь как можно скорее оказаться на поверхности. Задыхаясь от усталости, Оливер практически вывалился наружу. Последний рывок и он покинет это место. Он поднялся на ноги, всё вокруг плыло перед глазами, а сердце колотило изнутри в рёбра с такой силой, что казалось, будто оно решило их проломить. До выхода, зиявшего в стене светлым пятном спасения, оставалось уже совсем немного, как его левая нога неаккуратно подвернулась на чём-то скользком и Оливер, падая, со всей силой приложился головой о край скамьи. Мир вокруг полыхнул яркой вспышкой света и погрузился во тьму – сознание покинуло его. Вырвавшись, на короткое время, из беспамятства он обнаружил себя уже ползущим по болоту в сторону от развалин монастыря. Руки, изодранные в кровь, непереносимая головная боль, грязь, холод, затем снова провал, и вновь ползком по ельнику в сторону поляны старателей; провал в памяти, Каель, рядом с ним стоит человек, другой спешит к Оливеру: «Мистер Венфорд! Вот он! Да что же это такое!». А дальше ничего, пустота.

Глава 4

Сначала вернулось обоняние, растревоженное запахом аммиачной соли, вслед за ним вернулся слух:

– Мистер Венфорд, мистер Венфорд! – раздалось над самым ухом Оливера, – кажется, мистер Таккер приходит в себя!

Это был голос Малыша Харви. Вслед за этим открытием в голове внезапно пронеслась мысль: «А что же с Каелем?». В следующий миг голову заполнили такой водоворот мыслей, что Оливеру показалось, будто его голова сейчас взорвётся как перезревший арбуз. Он застонал.

– Оливер, ты меня слышишь? – раздался другой, но, тем не менее знакомый голос.

Оливер попытался разлепить веки. Свет резко резанул по глазам, но вскоре зрение начало возвращаться, и теперь вместо невыносимого белого пятна он сумел различить лица склонившихся над ним людей. Одно из них было с массивным подбородком, взлохмаченными бровями, из-под которых на него глядели по-детски наивные глаза. Другое же лицо принадлежало пожилому джентльмену, оно было гораздо худее, аккуратно подстриженные бородка и усы обрамляли узкие губы, на крючковатом носу красовалось пенсне, обладателя сего лица звали Адам Венфорд.

– Харви? Адам? – прохрипел Оливер.

– Дай ему воды, Харви, а то мы так ничего не разберём, что он нам говорит, – наигранно небрежно сказал Венфорд, продолжая внимательно разглядывать Оливера, – ну и напугал же ты нас.

С Адамом Вефордом он познакомился около года назад, когда тот только приехал в Рэвенвальд. Венфорд купил себе дом на окраине города и когда начал в нём обустраиваться, впервые заглянул в антикварную лавку Оливера. Профессор Венфорд тоже был джентльменом преклонных лет, на 3 года старше, занимался преподавание психиатрии в одном из крупнейших университетов королевства, вёл практику в клинике, но совсем недавно был отстранён от дел, по причине «несоблюдения врачебной этики и проведение псевдонаучных изысканий». Собственно, дело заключалось в том, что помимо официальных теорий, принятых в научных кругах, он допускал, а порой ставил во главу угла, нематериальную, духовную составляющую причину психических расстройств. Почти все его труды были направлены на изучение отклонений, связанных со сном, таких как его полное отсутствие, сомнамбулия или же, что интересовало его больше всего, полное отсутствие сновидений. Уделяя этой теме особое внимание, он использовал различные оккультные практики в целях исцеления пациентов, которых называл «пустыми». Суть его теории, если очень коротко, заключалась в том, что, по его мнению, сновидениями можно управлять, создавать и переносить в сознание извне! Естественно, учёный совет не стал мириться с подобными действиями, и было принято решение ограничить профессора Адама Венфорда в научной деятельности. Известие об отчислении из университета он принял стоически и даже пообещал доказать правоту своих взглядов. В Оливере Таккере он нашёл благородного слушателя и что немаловажно – образованного слушателя, с широким кругозором и не чурающегося разговоров о сверхъестественном. Тем более что у Оливера было немало историй на эту тему, да и среди вещей, выставленных на продажу, были довольно редкие книги по философии и ведовству. Оливер Таккер же, в свою очередь, всегда был рад помочь хорошему человеку если не ради выгоды, то чтобы хоть как-то развеять скуку. Так они и сдружились – профессор-изгнанник и отставной искатель приключений.

Напившись воды, Оливер почувствовал себя несколько поувереннее и самостоятельно сумел приподняться на локтях, оглядываясь по сторонам. Профессор проследил его блуждающий взгляд:

– Не утруждай себя, ты у меня дома, – отойдя к одному из стеклянных шкафчиков, он достал оттуда какую-то склянку, – лучше расскажи, как ты себя чувствуешь?

– Что со мной произошло? – неуверенно поинтересовался Оливер, пытаясь остановить карусель у себя в голове, и понять, где заканчиваются воспоминания и начинается бред.

– Это мы хотели узнать у тебя, – не отвлекаясь от разглядывания этикетки на склянке, задумчиво протянул профессор. – Мы нашли тебя неподалёку от Снежной, на поляне, ранее служившей лагерем для исчезнувших старателей. Малыш Харви пришёл ко мне утром следующего дня после того, как ты уехал прогуляться верхо?м, но так и не вернулся. Он рассказал, что ты вроде как заинтересовался несчастьем, случившимся с одним из тех горе-золотоискателей, и направился к Ивовой Заводи.

Оливер перевёл взгляд на Харви, всё это время сидевшего рядом с его кроватью:

– Да-да, мистер Таккер! Извините меня, не нужно мне было вам этого рассказывать! Это я во всём виноват, это я вас втянул вас в это дело! Нечистое это место, плохое, я же вас предупреждал, – затараторил тот.

Профессор Венфорд накапал содержимое склянки в маленькую рюмочки и поднёс Оливеру:

– Вот, выпей это, для твоей головы будет то, что нужно… мы направились туда и вскоре обнаружили Каеля, но тебя нигде не было. Мы обыскали всю поляну, берег и как только собрались углубиться в чащу, несмотря на протесты Харви, то ты объявился собственной персоной. Вид у тебя был, прямо скажем, удручающий. Голова разбита, весь в грязи, руки изодраны в кровь! Может, расскажешь, где ты умудрился довести себя до такого состояния?

Оливер как мог, попытался пересказать свои злоключения, рассказ давался с трудом, одна мысль никак не хотела увязываться с другой, а порой, слушая себя, он и сам сомневался в правдоподобности описываемых событий. Даже у наивного Малыша Харви лицо порой вытягивалось от удивления и принимало недоверчивое выражение. Профессор же внимательно слушал Оливера, лишь изредка задавая уточняющие вопросы, и что-то записывал в свой дневник. Окончательно запутавшись в своём рассказе, Оливер угрюмо подытожил:

– Бред какой-то.

– Ну, почему же, всё вполне объяснимо. Ты попал на болото, надышался испарениями, которые часто бывают в подобных местах и как результат – галлюцинации и спутанность сознания.

– Сумка! – Оливер резко поднялся на кровати. – Где мои вещи? Я забрал у него сумку!

С этими словами он начал оглядываться по сторонам. Малыш Харви осторожно указал ему, где лежали потрёпанные вещи, перемазанные грязью и кровью.

Едва не упав, раскачиваясь из стороны в сторону, Оливер добрел до своих пожиток и принялся в них рыться.

– Тебе нужно успокоиться и вернуться в кровать, в твоём состоянии тебе требуется покой, – попробовал запротестовать профессор, но Оливер, не реагируя на его слова продолжал раскидывать свои вещи, а затем уставился выпученными глазами на Харви.

– Где она?

– Клянусь, мистер Таккер, я не трогал ваших вещей, здесь всё, что было с вами, когда мы вас нашли, ваша одежда и ваша сумка, это она? – перепугался Малыш, протягивая сумку Оливера.

– Нет! Нет! Это моя сумка! А где сумка мертвеца?

Тут вмешался профессор Венфорд:

– Уймись, Оливер! Иначе я вколю тебе снотворное. Малыш Харви не врёт, все твои вещи перед тобой!

Причитая Оливер сел на пол и полез в свою сумку, а через секунду отбросил её в сторону, словно нашёл там ядовитую змею:

– Кассандра, – задыхаясь от страха, прохрипел он, отползая в сторону, пока не упёрся спиной в стену.

Тишина воцарилась в комнате. Оливер сидел у стены, поджав ноги, Малыш Харви переводил испуганный взгляд с профессора на Оливера. Первым в себя пришёл Венфорд и медленно подошёл к сумке. Подняв её с пола, он заглянул внутрь, нахмурился, а затем вытащил то, от чего Оливер тихо запричитал, а Малыш Харви громко икнул. В его руках была кукла, несколько потрёпанная на вид, но в целом сохранившаяся довольно неплохо, если, конечно, она пролежала под землёй столько лет, сколько в своём рассказе предполагал Оливер.

– Интересно, – протянул он, – ну, и какие у кого будут мысли на этот счёт?

Свет, падавший из камина, играл на кукольном лице переливами жёлтого и оранжевого, а тени подрагивая, дополняли объём, и профессору иногда начинала казаться, что лицо у неё и впрямь как живое. Как у ребёнка, который спит, готов проснуться и вот-вот откроет глаза. Искусная работа неизвестного мастера впечатляла его. Столь лаконично, но при этом очень натурально переданные черты человеческого лица завораживали. Задумавшись, он не заметил, как за спиной у него появился Оливер, так тихо он подошёл:

– Я, пожалуй, пойду домой, мне уже лучше, верни мне куклу – почти шёпотом сказал он.

Как под гипнозом Венфорд протянул ему игрушку, хотел было что-то возразить, но слова застряли у него в горле, а тело занемело и не хотело двигаться, так он и стоял неподвижно, с протянутой рукой, пока Оливер не спеша оделся и молча не покинул его дом.

Когда дверь захлопнулась, профессор моргнул и растерянно посмотрел на Малыша Харви, забившегося в угол и не сводящего с него глаз.

– Чёрт знает что такое… Куда он пошёл?

Харви только нерешительно пожал плечами и показал на дверь:

– А можно я тоже пойду домой?

– Что? А, да, кончено ступай, – рассеяно смотря на пустую сумку, ответил Венфорд.

Когда его жилище покинул и Малыш Харви, профессор опустился в кресло и, закурив сигару, попытался сложить воедино всё произошедшее начиная от рассказа Оливера, заканчивая этой нелепицей, что произошла только что. Из рассказа получалось, что Оливер нашёл на болотах какие–то руины, скорее всего, это развалины монастыря, того самого, что много веков назад собрал вокруг себя в этих местах небольшое поселение, а затем вместе с этим поселением сгинул при туманных обстоятельствах. Где-то в руинах Оливер нашёл эту куклу, причём это место рассказа прямо-таки изобилует подробностями, тянущими на шизофрению, если бы не одно но. А заключается оно именно в том, что буквально несколько минут назад, он – профессор психиатрии Адам Венфорд, подвергся самому настоящему гипнозу, иначе как объяснить случившееся? Притом, гипнотизёр оказался очень умелым, но кто это был? Ну не Малыш Харви – это точно, остаётся Оливер Таккер, однако и за ним подобных наклонностей раньше не наблюдалось и интереса к этой теме, насколько было известно Венфорду, тот не испытывал. Или всё же рассказ не настолько галлюцинация и имеет с реальностью гораздо больше общего, чем разум позволяет принять?

– Что за чепуха! – выругался профессор. – Адам, послушай себя – кукла гипнотизёр! Завтра же утром схожу к Оливеру и узна?ю, что это было!

Наводя порядок в кабинете, профессор не переставал время от времени высмеивать собственную впечатлительность и деревенские суеверия и лишь где-то на самом краю его сознания, беспокойным колючим комочком засела мысль, что вся его бравада вызвана лишь тем, что он столкнулся с чем-то гораздо более реальным, чем хотелось бы верить. Весь его прошлый опыт применения оккультных методов в попытках лечения расстройств сна, казался теперь ему ребячеством, хоть и черпался из древних книг и ветхих рукописей. Но там это было пространное объяснение неведомого, которое можно было трактовать, в общем-то, как угодно. А тут…

Остаток ночи он провёл в попытках заснуть, а когда всё же в предрассветных сумерках ему это удалось, то сон, вопреки ожиданиям, не принёс столь желанного облегчения и отдыха. Адаму Венфорду снилось, что он пари?т над морем, в котором вместо воды, волнами перекатывается абсолютная пустота цветом ночного неба. Словно живая она тянет к нему свои щупальца из обрывков чёрного тумана, в попытках схватить и увлечь в глубины безумия и ужаса, таящиеся под бесконечным покровом тьмы. Голоса, нашёптывали вещи настолько омерзительные и богохульные, что произнеси их он вслух, то кара небес непременно обрушилась бы на него со всем своим неистовым и праведным гневом. Затем море сменилось пепельно-серой равниной, которую насколько хватало глаз, заполняли существа, лишь отдалённо напоминавшие своим видом, что когда они были людьми. Все до единого с лицами, осунувшимися от голода. Глаза их не выражали ни единой мысли или эмоции, словно кто-то или что-то забрало у них то, что принято называть искрой жизни или душой. И над всем этим царством безмерной тоски, высоко в небесах, цвета запёкшейся крови, парили создания. Как хищники они выбирали себе жертву и затем обрушивались вниз, хватая кого-нибудь из толпы, и взмывали вверх. Ужас, захлестнувший профессора, был вызван даже не видом существ, а молчанием и покорностью жертвы и тех, кто её окружал. Лишь слабый шелест ветхих тряпок, в которые превратилась одежда несчастных, нарушал гробовую тишину.

После пробуждения голова профессора гудела как с похмелья в молодости, а душу переполняло тревожное предчувствие неминуемой беды. Попытка позавтракать не увенчалась успехом, кусок не лез в горло, и лишь кофе сумело прижиться в его желудке, отогнав слабость и немного умерев головную боль.

День выдался пасмурным, дул не сильный, но промозглый ветер, а мелкая холодная морось, сыпавшая с низких серых облаков, нёсшихся по небу, выдавливала любое тепло из-под одежды. На окнах кое-где хлопали не закрытые ставни, да поскрипывали калитки частных домов. На улице не было видно ни единой живой души, городок будто вымер или затаился. От майской благодати не осталось и следа, даже мир словно потерял всю свою гамму ярких красок, присущих этому времени года и наполнился унынием глубокой осени. От этого нехорошее предчувствие профессора лишь усилилось. Надвинув котелок так, чтоб его не снесло случайным порывом ветра, профессор Венфорд направился в антикварный магазин Оливера Таккера.

Прибыв на место, он обнаружил Оливера за составлением нового каталога. Повсюду валялись какие-то бумаги, наброски рисунков, старые справочники. Сам Оливер, прибывая в очень возбуждённом состоянии, что писал на листке пергамента, то и дело оглядываясь на куклу, которая к тому времени заняла почётное центральное место на витрине, среди прочих экспонатов.

– А, Адам! Проходи! – радостно воскликнул Оливер, не поднимая головы.

– Я рад, что тебе уже лучше…

– да-да, конечно, – Оливер, наконец, посмотрел на Венфорда. Затем опять оглянулся на куклу, – Ты только посмотри, какая красотка! Готов поклясться, что я выручу за неё кругленькую сумму! Я немедля внесу её в свой каталог и устрою внеплановую рассылку. Подумать только, столько лет пролежать под землёй и ни единой царапинки! Правильно я сделал, что подобрал её!

– Но ведь ещё вчера тебя удар чуть не хватил от страха, когда ты её увидел, – удивился Венфорд, разглядывая черновик нового каталога.

Среди записей и зарисовок, то и дело встречались загадочные символы, вставленные в текст, напоминавшие некий шифр, происхождение которого он никак не мог вспомнить.

– Что за вздор? Я ещё в состоянии контролировать свои действия и не впал как ты в старческий маразм! – неожиданно злобно процедил сквозь зубы Оливер, сжав кулаки так, что костяшки на них побелели, а глаза, казалось, вот-вот вылезут из орбит.

Профессору пришлось приложить немалые усилия, чтобы сдержать нахлынувшее негодование, но справившись с гневом, он хладнокровно ответил:

– Что ж, раз ты чувствуешь себя так хорошо, то я не буду тебя отвлекать, всего доброго.

– Да, да, всё хорошо. Спасибо, что зашёл, приходи в любое время, дружище, – любезно попрощался Оливер.

Венфорд, ещё более удивлённый, замер в дверях и обернулся. Оливер с азартом продолжал составление каталога, напевая весёлую детскую песенку себе под нос, а от былого гнева, готового затопить всю комнату, не осталось и следа.

Шокированный результатами своего визита, он ещё некоторое время стоял на улице рядом с дверью, пытаясь утихомирить тот ураган эмоций, что бушевал у него внутри, пока ветер трепал его седые волосы. Но как истинный джентльмен, он сумел взять себя в руки и, вернув цилиндр на положенное место, направился в сторону конюшен, дабы повидать Малыша Харви и порасспросить его кое о чём.