Аудню резко остановилась, хватая ртом воздух, чувствуя, что сейчас рухнет на пол… Рыси оскалились, зарычали протяжно и громко. Голоса их походили на человеческий крик… А затем прыгнули вперед.
Ученица ведьмы взвизгнула, отшатнулась, рухнув на спину, больно ударившись головой о пол… Звери пронеслись над нею и, врезавшись в стену, осыпались капелью.
Диса лежала, уставившись пустым взглядом в потолок и хватая ртом воздух. Ей уже было все равно. Проявятся – не проявятся, кинутся – не кинутся… Главное, чтоб это все быстрее закончилось.
Но сердце мерно отмеряло биением мгновения, а звери все не появлялись.
Аудню медленно села, тряхнула головой, пытаясь собраться с мыслями. Провела ладонью по щеке, вытирая грязь, брызнувшую на лицо после исчезновения зверей – а точнее, просто размазывая ее по коже.
Как ей удалось выбраться наружу, диса особо и не запомнила. Брела по каким- то коридорам, петляла по лабиринту, уже ни на что не надеясь, и не особо задумываясь о том, что же заставило хищников бросить жертву. Все, что ей хотелось, это чтоб это все как можно скорее закончилось, а потому она даже особо не удивилась, увидев, что проход окончился грубо сколоченной дверью.
Ученица ведьмы толкнула ее, ожидая даже, что она вновь столкнется с монахами.
И шагнула на улицу перед храмом.
Диса не запомнила, где и когда она потеряла плащ с фибулой…
…Рассказать все это своим спутникам, беглянка не смогла. Пусть ведьма и пыталась получить хоть какие- то ответы, но Аудню молчала. Уселась на набитый соломой тюфяк, скорчилась, обняв руками колени, и разревелась, дрожа всем телом.
– Турсово отродье! – потрясенно выдохнул Тенгиль. Каждая слезинка, с щелканьем упавшая на пол, превращалась в крошечные мутноватые кристаллы.
Воин наклонился, подобрал один, дыхнул на него, зажав между большим и указательным пальцем и, переведя ошарашенный взгляд на Гейдрид, прошептал:
– Адамант…
Диса плакала навзрыд. Вытирала ладонью слезы с щек, не обращая никакого внимания на то, что острые грани камней, падающих на пол оставляют мелкие ссадины. Хлюпала носом… А потом и вовсе, не обращая внимания на соседей по комнате, шумно высморкалась в подол сарафана.
Впрочем, Тенгилю было не до того, чтоб рассматривать ноги дисы. Неквисон перехватил запястье Аудню за мгновение до того, как она выпустила ткань и мрачно поинтересовался:
– Это кровь?
Незадачливая ученица ведьмы вновь хлюпнула носом и опустила взгляд – на синей материи расплылось неопрятное бурое пятно: видно одна из рысей успела полоснуть сзади когтем по ноге – порвала подол, поранила икру, а диса, в спешке даже не заметила.
– Н- наверно…
Ткань уже начала подсыхать, и там, где нити были перепачканы, сами по себе вдруг начали возникать, словно из воздуха, крошечные алые кристаллы.
Тенгиль фыркнул, присел на корточки рядом с Аотни и бесцеремонно ухватил ее за щиколотку, чуть повернув ногу вбок и разглядывая рану. Кровь подсыхала такими же минералами. Крошечные остро ограненные кристаллики обсыпали ногу, спустились в ботинок. Неквисон, не обращая внимания, на слабые возражения дисы, легко стянул его и высыпал на пол горсть яхонтов.
– В первый раз вижу. Это у всех нелюдей теперь так?
Кровь продолжала сыпаться из раны мелкими драгоценными кристаллами.
– Нет, – проскулила диса. – Я не знаю. Такого не было никогда. Никогда такого не было.
– Перевязать надо, – вздохнул Неквисон. – И хотя бы травы какие- нибудь приложить.
Сейдкона вскинула на него испуганный взгляд:
– Я не разбираюсь в травах! Тетка Эриннборг никогда не учила. Она только сейдом занималась!
– Я знаю травы, – всхлипнула диса. –Я в них разбираюсь.
Тенгиль встал:
– Говори, что надо. Вернусь, перевяжем и потом подумаем, почему у тебя кровь и слезы в камни превращаются.
***
Вернулся он когда уже начало смеркаться. Прошел по темнеющим улицам, старясь не стать в грязь, ступил на порог постоялого двора, потянулся к дверной ручке и замер, услышав какой- то невнятный писк.
Тенгиль оглянулся по сторонам, пытаясь разобрать, откуда доносится звук.
Что- то легко и упруго ударило по ботинку, и воин опустил взгляд. У самой ноги билась, отчаянно трепеща тонкими стрекозиными крылышками маленькая, не больше полупальца величиной, девчонка в цветастом сиреневом платье. Левая нога крошки по щиколотку ушла в каплю смолы, налипшую между досками, и мелкая нелюдь никак не могла вырваться.
Неквисон удивленно прищурился – похоже, это было что- то местное, во фьордах он таких не видел. А на юге, кстати, что- то о таких стрекозах говорили.
Гадюка приподнял носок сапога, чуть сдвинул его в сторону – подошва угрожающе нависла над головой малютки… Та и не заметила ничего, продолжая отчаянно вырываться из плена.
Воин вздохнул и отступил в сторону. Отставил вбок сумку с травами, склонился над мелкой нелюдью, двумя пальцами перехватил крылатое существо за талию, ловко прижав крошечные ручки к тоненькому тельцу – стрекоза отчаянно заверещала, пытаясь вырваться из плена – а затем ковырнул указательным пальцем каплю смолы, освобождая ногу крошки. Та испуганно пискнула и затихла, а Тенгиль резким движением подкинул мелкую нелюдь в воздух, как стрижа – слетка и, подхватив сумку, распахнул дверь постоялого двора.
К ночи здесь уже набрались люди. Кто- то неспешно потягивал пиво из кружек, кто- то уже готовился отойти ко сну, поудобнее укладываясь рядом с пышущим жаром камином – то, что жерло его было закрыто металлической ставней лишь позволяло людям усесться поближе, не более того. Видно, местные жители уже знали, что через холодное железо огненный дух не вырвется…
Тенгиль Гадюка с удивлением рассмотрел среди путешественников, располагающихся ко сну, молодую женщину, баюкающую ребенка и тихонько мурлыкающую под нос старинную колыбельную:
– Засыпай, черноглазый поросенок, падай в бездну с голодными призраками…
Неквисон хмыкнул – уж он- то эти слова помнил с детства. Мать Альва часто пела ее…
Похоже, песни фьордов уже добрались и на материк. Или, наоборот, были привезены отсюда?
***
За ночь льняная ткань, которой перебинтовали ногу Аутню потемнела и, пропитавшись кровью, стала жесткой, хрусткой. На каждой нити застыло множество алых кристаллов, до безумия напоминающих плохо отполированные драгоценные камни – словно бусы нанизали. Тенгиль хмыкнул и спрятал грязную тряпицу в кошель, решив позже проверить у ювелира – так же, как вчера, до покупки трав, проверял адаманты.
Травы мало помогли. Пусть они и остановили кровь, но края раны все еще не сошлись, и периодически из нее вновь начинали сыпаться мелкие минералы.
Диса при ходьбе сильно хромала.
Тенгилю очень хотелось предложить оставить ее здесь, но сейчас, когда у нелюди вместо крови и слез сыпались драгоценные камни, бросать ее было безумием.
– В седле удержишься? – мрачно спросил воин.
Аудню склонила набок голову, словно прислушиваясь к себе, а затем медленно кивнула.
Убедить сейдкону оставить посох, Тенгиль так и не смог. Гейдрид спрятала в седельную сумку свой шитый камнями плащ, накинула на плечи простой шерстяной, но это было наибольшее, на что она решилась. Уложив клюку поперек седла, ведьма хмуро обронила:
– Поехали.
Неквисон только вздохнул. Он подозревал, что ничем хорошим это не кончится.
Из города они выехали спокойно. Проблемы начались уже ближе к полудню.
Бредущие навстречу человеческие фигуры, сейдкона и диса сначала и не заметили – а Тенгиль не озаботился тем, чтоб привлечь их внимание.
Они были еще далеко, и Гейдрид сразу и не рассмотрела, кто это. Лишь когда путники приблизились на десяток ласов, стало понятно, что в сторону оставленного городка медленно идут трое монахов в одинаковых коричневых рясах.
Гейдрид раньше видела посланников нового бога всего пару раз – в Хедебю за месяц до изгнания Альва, да на Альтинге присутствовал один монах. Точнее даже не на общем собрании Скании, а перед ним – появился за пару дней, обошел палатки, поставленные для лендрманов и ярлов, о чем- то пошептался с пришедшими на тинг вольными людьми, бросая косые взгляды на мрачно наблюдавшую за ним ведьму, и пропал перед самым голосованием – то ли ушел куда- то, то ли затерялся в толпе.
Диса, тоже наконец разглядевшая, кто идет навстречу, побледнела и поспешно натянула поводья своего пони, не стремясь остановить его, но лишь пытаясь отстать, спрятаться за спины спутников. Аудню так и не рассказала спутникам, что же она увидела в храме, а потому, Тенгиль бросил на нее косой ироничный взгляд, явно проглотив какую- то насмешку, и перевел глаза на идущих навстречу монахов.
Те словно только этого и ждали: ускорили шаг, стремясь побыстрее приблизиться к путникам – или просто как можно быстрее попасть в оставленный городок? – и вскоре уже остановились напротив путешественников. Пришлось остановиться и Тенгилю со спутницами: разъехаться сразу не получилось, а начнешь объезжать, слишком много ненужных вопросов начнется.
– Приветствие от нас и Единого, – ласково пропел один из посланников нового бога, откидывая с головы капюшон.
Толстенький, с неровно росшей щетиной и прозрачно- голубыми водянистыми глазами, монах казался карикатурой на человека. Особенно это впечатление усилилось, когда оставшиеся посланники Единого тоже скинули капюшоны – как выяснилось, под ними скрывались мальчишки лет пятнадцати: худые, светловолосые, похожие как братья.
Рука пожилого монаха на миг застыла около лба, а затем сдвинулась в странном жесте – сейдкона до конца даже не поняла, что за знак начертил в воздухе незнакомец – но в лицо вдруг толкнул упругий легкий ветерок, а в ушах зазвенело.
Тенгиль оскалил зубы в усмешке:
– Спасибо, монах, но благословение твоего бога нам не нужно.
Гейдрид удивленно уставилась на него. Она уже как- то уверилась в том, что Тенгиль отказался от веры в Вератюра и Лодура, и совершенно не ожидала такого ответа. Пусть даже воин и говорил, что к алтарю Единого водил жену, а не ездил сам, но Фритьофдоттир была уверена, что он просто умалчивает.
Монах отступил на шаг, прищурился, меряя путешественников долгим взглядом:
– Что ты, сын мой, благословение Единого нужно всегда и всем…
Сейдкона вдруг поймала взор одного из послушников: напряженный, суровый… И слишком взрослый. Но мальчишка, встретившись глазами с ведьмой, поспешно отвернулся, делая вид, что высматривает что- то на горизонте.
– Или не всем, и не всегда, – фыркнул воин. Покосился на Гейдрид и скомандовал: – Поехали, – а затем, не дожидаясь, пока монах отойдет в сторону, направил коня прямо на него.
Посланники Единого встревоженными птицами порскнули в разные стороны. Аудню, молчаливо выглядывающая сзади, хихикнула и толкнула коленями пони, заставляя его пойти вперед. Сейдконе пришлось замкнуть эту крошечную кавалькаду.
Фритьофдоттир уже почти проехала мимо монахов, когда мальчишка – тот самый, что до этого ее разглядывал, – вдруг остановил глаза на лежащем поперек седла посохе и гневно выдохнул:
– Ведьма! – а в следующий миг ее резко дернули за плащ, пытаясь стащить с коня.
Сейдкона с трудом удержалась в седле, оглянулась, сомкнув пальцы на гладко отполированном древке. Птичий череп зло защелкал клювом, а в глазницах вспыхнули алые огоньки.
Тенгиль оказался проворнее. Вклинился конем между сейдконой и разбушевавшимся послушником, сапогом оттолкнул мальчишку:
– Жить надоело, турсово отродье?! – на выбившемся из- под рубахи кожаном ремешке блеснули серебряные подвески – несколько повешенных в ряд молоточков Вингнира.
Тот, получив мощный удар поддых, неловко сел на землю, в самый последний миг выпустив плащ ведьмы и чудом не стянув ее с коня.
Послушник зло сжал губы, и резким, коротким движением вскинул руку, выводя в воздухе странный знак.
Диса испуганно охнула, закрыв лицо руками и чудом не выронив поводья…
Толстенький монах с совершенно неподходящей его телу скоростью юркнул к послушнику, перехватил ладонь своего спутника в воздухе и прошипел:
– Не смей! Не сейчас!
Ведьма захлопнула рот, проглотив рвущийся с губ сейд – заклятье: это не родные земли, здесь уже нет старых богов, запрещено колдовство. Нельзя лишний раз давать повод для гнева. Тенгиль сам сможет разобраться, что делать. Мужчина же он, в самом деле!
– Она ведьма! – рявкнул молодой послушник, не отводя бешенного взгляда от замершей сейдконы. Та сжала пальцы на посохе. Птичий череп на верхушке недовольно клацал клювом: огоньки в обращенных к небу глазницах безудержно танцевали, норовя вырваться на свободу.
Неквисон уже потянул меч из ножен, когда пожилой монах, выпустив руку послушника, рванулся к воину, повис у него на стремени:
– Простите мальчишку, господин, он не ведает, что творит. Молодой, глупый.
В глазах послушника горела ненависть, словно он был готов в любой момент, даже безоружным кинуться на всадника, но его напарник, такой же молодой, но более спокойный, обеими руками вцепился ему в плечо, что- то успокаивающе нашептывая, и боевой парнишка замер, зло сцепив зубы и не отводя гневного взгляда от Гейдрид.
Диса сжалась в комок, опустила голову, боясь лишний раз звук издать и молясь про себя, чтоб ее не заметили. Перед глазами все стояли события в подземелье… Она была уверена – если монахи решат напасть, с той страшной, водяной силой не справится даже воин, одолевший немертвого…
Тенгиль медленно отпустил меч, перевел взгляд на монаха и, бросив косой взгляд на спутниц, хрипло скомандовал:
– Поехали.
Дождался, пока Аудню и Гейдрид тронутся в путь и лишь потом толкнул коленями своего коня, посылая его в дорогу.
Монахи долго стояли, смотря в след путешественникам…
И лишь когда те отъехали на порядочное расстояние, молодой послушник не выдержал, вскочил:
– Почему вы меня остановили?! Она ведьма! Он – язычник! Они не верят в Единого и…
Толстый монах хихикнул:
– Когда кара Единого постигает еретиков – не стоит подсказывать им, откуда она пришла… – помолчал и тонко улыбнулся: – А вот теперь уже самое время…
Послушник довольно осклабился и вскинул руку, вырисовывая в воздухе сложный жест.
***
