Аренда осуществляется на основании долгосрочных договоров, заключенных на 99 лет и зарегистрированных согласно Закону 1881 года, размер выплат установлен Судом справедливой аренды и варьируется от 5 гиней за акр в год для обеспеченных арендаторов в низинах до 15 шиллингов за акр в год для более бедной фермы на склоне холма.
Фермеры-арендаторы также пользуются правом на заготовку кормов, рубку деревьев в лесу и выпас скота на находящейся в общем пользовании части склона за стеной поместья. Потенциального покупателя просят учесть, что, хотя правовой статус аренды и был пересмотрен согласно Закону 1903 года, земли находились во владении одних и тех же семей минимум 75 лет и всех фермеров можно считать незаурядными, заслуживающими доверия арендаторами.
Продавец поручил сообщить всем заинтересованным сторонам, что дом и угодья предназначены для продажи как единое целое: предложения только по особняку рассматриваться не будут, предложения по особняку и садам – лишь в том случае, если не будет покупателя на собственность целиком и арендаторы воспользуются правом выкупа арендуемых земель. Тем не менее мы совершенно уверены, что недостатка в сторонах, заинтересованных в собственности единым лотом, не будет.
Совершенно очевидно, что недвижимость такого уровня необходимо осматривать лично, чтобы должным образом оценить соотношение стоимости и качества. Потенциальные покупатели могут обратиться с просьбой о персональных экскурсиях в наш офис в Дублине, в филиал в Слайго или непосредственно к владельцу недвижимости, доктору Эдварду Гаррету Десмонду; номер телефона: Слайго-202. Без сомнения, Крагдарра – один из лучших и наиболее желанных объектов недвижимости, представленных на рынке за последние годы, и ввиду доказанной прибыльности арендуемых ферм будут рассматриваться только предложения на сумму, превышающую 23 000 фунтов стерлингов.
Личный дневник доктора Эдварда Гаррета Десмонда, 16 ноября 1913 года
Подобно скале, что высится над бурным морем, этот дневник во время нынешней катавасии являет собой средоточие надежности и утешения. Иметь возможность четко и связно записать все свои противоречивые мысли и чувства, упорядочить смятение, превратив его в дисциплинированные ряды синих каллиграфических букв, – большая отрада в столь унылое и холодное время года. Сближение с Кэролайн не слишком успокаивает. Мы оба понимаем – это нечто искусственное, взаимовыгодный союз для защиты от поведения Эмили, вызывающего растущее беспокойство. Эмили, Эмили, что же нам делать с Эмили? Ужасные, внезапные приступы ярости милосердным образом прекратились, но теперь она замкнулась, стала угрюмой и тихой, впала в депрессию. Так или иначе, пишу без колебаний: мы оба в ужасе от нашей собственной дочери. Она спускается из своей комнаты только для того, чтобы поесть – дважды в день, чего недостаточно, разумеется, для того, кто ест для двоих, и к тому же в отношении меню Эмили чрезвычайно разборчива. Блюдо, которым наша дочь раньше наслаждалась, будет отвергнуто и останется нетронутым, а она с энтузиазмом станет поглощать пастернак и шпинат, которые раньше не удостаивала даже насмешкой. Наши попытки мягкого (и не очень) принуждения потерпели неудачу. Даже неуклюжее посредничество миссис О’Кэролан не заставило Эмили открыть дверь и поговорить с нами. Если бы мы только смогли ей объяснить, что заботимся о ее здоровье и о ребенке… Увы, и это горько признавать, иногда длительное отсутствие Эмили нас весьма устраивает; не видя рядом ее молчаливый, угрюмый силуэт, мы с Кэролайн испытываем слишком большое облегчение, чтобы не забыть на время о существовании нашей дочери. Она так сильно омрачает нашу жизнь, что мы перестали обращать на нее внимание, как на погоду или вид из окна.
И все же я подозреваю – нет, знаю наверняка! – что она куда более деятельна, чем притворяется перед нами. Почему глубокой ночью я неоднократно просыпался от звука шагов в старых помещениях для прислуги наверху, открытых на случай, если приедут покупатели и захотят осмотреть? И разве многие из посетителей, которых я водил по дому, не были изумлены, обнаружив вырезки из старых обоев, расположенные так, чтобы наводить на мысли о нимфах, дриадах и прочих эфемерных существах? К тому же они появлялись в очень странных местах: на дне ванны, в ламбрекене в библиотеке, на люстре в гостиной и даже за стеклом акварели с изображением горы Кро-Патрик над заливом Клу, висящей на стене в столовой.
Еще сильнее озадачивает и раздражает, когда утром в кабинете обнаруживается, что ночью кто-то двигал предметы: все мои книги на полках переставлены, лакированная японская корзина для бумаг надета вверх дном на глобус, словно нелепая феска; электрическая настольная лампа заперта в ящике, авторучка разобрана на части, которые раскиданы по ковру. Кэролайн также испытала на себе таинственные перестановки – ее рабочие тетради пропали, а через несколько дней миссис О’Кэролан нашла их сложенными стопочкой в чулане для метел. И сама миссис О’Кэролан жаловалась, что кухонная утварь оказывается в местах, где она ее никогда не оставляла, а порции растущего теста ночью каким-то образом попадают в сливное отверстие кухонной раковины или же кто-то обильно посыпает его чистящим порошком. Самым удивительным был случай, когда моя старинная индийская модель Солнечной системы – обычно пребывающая в обсерватории – обнаружилась как-то утром под дождем посреди теннисного корта. Эта медная штуковина весит почти три центнера, и требуется вся сила Пэдди-Джо и Майкла, да к тому же помощь Дигнана, чтобы просто сдвинуть ее с места; что уж говорить о пятнадцатилетней девчонке на третьем месяце беременности? Я ощущаю присутствие некоей силы – ей нравится сбивать меня с толку. Понятия не имею о ее природе. Я даже не пытаюсь сформулировать гипотезу, все мои предположения настолько вопиющие, что я немедленно их отбрасываю. Осознаю, вскоре придется – если дойдет до применения силы, так тому и быть – заставить Эмили нарушить молчание и рассказать всю правду.
2 декабря 1913 года
Школа Балротери
Балротери
графство Дублин
Дорогой Эдвард!
С величайшим сожалением получил известие о постигшем вас несчастье. Пожалуйста, простите за то, что не выразил сочувствие раньше; однако имелся честнейший повод отложить переписку – я хотел проверить все факты, прежде чем сообщить хорошие новости. Мне очень приятно осознавать, что я в некотором смысле помогаю старому приятелю выбраться из затруднительного положения. От имени Совета управляющих целевым фондом предлагаю вам должность преподавателя математики в Школе Балротери.
Мистер Фоули, предыдущий заведующий кафедрой, скоропостижно скончался в середине семестра, и этот трагический уход оставил зияющий пробел в наших математических рядах. Коллеги как могли разделили его ношу, но ввиду экзаменов и подготовки учащихся к поступлению в университеты нам не хватает рабочих рук. Ваше письмо с просьбой пришло как будто по воле Господа, и от имени как Совета управляющих целевым фондом,
так и всего преподавательского состава я рад вновь приветствовать вас в Школе Балротери.
Понимаю, конечно, пройдет некоторое время, прежде чем вы сможете занять должность, учитывая сложности переезда всей семьей в Дублин, но наши потребности в некотором смысле безотлагательны, в связи с чем позвольте поинтересоваться, сможете ли вы приступить к выполнению преподавательских обязанностей в начале нового семестра, 4 января?
Вы увидите, что Школа Балротери – по-прежнему дружелюбное учебное заведение, юность в котором мы все вспоминаем с такой теплотой, пусть и носим теперь учительские мантии. Многие из преподавателей, как вы и ваш покорный слуга, в прошлом были учащимися, и мы по-прежнему привлекаем мальчиков из лучших семей различных конфессий. Думаю, вас обрадует, как мало школа изменилась с тех пор, как мы вместе носились по этим коридорам.
В заключение отмечу, что был бы признателен за скорейшее извещение о том, согласны ли вы занять должность; также прошу сообщить, могу ли я или коллеги каким-то образом поспособствовать вашему переезду и обустройству на новом месте – пожалуйста, просто сообщите, что вам требуется. Поздравляю с благоприятными переменами, желаю всего наилучшего под сенью Школы Балротери.
С уважением,
Освальд Чемберс, магистр, дипломированный педагог
директор Школы Балротери
Дневник Эмили, 21 декабря 1913 года
Ночью слышно, как с тихим шелестом и потрескиванием они отрываются от обоев и складываются, чтобы проскользнуть в щель под дверью, за плинтус, между половицами; сгибаются и разгибаются, сворачиваются и разворачиваются, снуют по спящему дому, трогают, изучают, проверяют, ощупывают. Стоит мне встать и включить свет, застать их в сложенном или разложенном виде, как они тотчас же прекращают шуршать, словно заговорщики, и прижимаются к стенам, чтобы вновь превратиться в узоры на обоях; или же шныряют под ковер. Днем я вижу их повсюду и нигде… Мимолетное движение; нечто успевает прошмыгнуть на самом краю поля зрения и замирает, стоит мне обратить на него взгляд; тень встает за моей спиной, а когда я поворачиваюсь, там всего лишь узор, вытравленный кислотой на стеклянном абажуре.
Знаю, что им нужно. Они хотят, чтобы я приняла старую магию, вышедшую из леса и ищущую меня. Они протягивают мне руки, ждут, что я отвечу тем же, и тогда мы уйдем прочь. Это одновременно пугает и приводит в восторг, ведь внутренний голос все еще умоляет: «Да, да, уведите меня отсюда. Надоело быть человеком. Оденьте меня в кружево шантильи и кремовую органди, унесите куда пожелаете, вместе с ребенком».
Теперь я понимаю, почему не примерила это платье, увидев его впервые: это бы означало принять их, а с ними и участь, которую они для меня приготовили. Надев его, я стала бы Девой Цветов, Королевой Утра. Я не смею смотреться в зеркала, я бросаю на них лишь мимолетные взгляды, потому что боюсь увидеть Ее – свадебное платье, наполненное сухими цветами. Но Она больше не узница зеркал. Она обрела силу, освободилась от оков. Глядя из французских окон гостиной, я видела, как Она парит посреди утопленного сада, окутанная туманом. В другой раз я заметила Ее в беседке, и призыв немыслимой силы заставил меня без промедления выбежать в декабрьскую морось, помчаться по рододендроновой аллее к промелькнувшему силуэту. Увы, напрасно. В беседке не было ничего, кроме паутины, мертвых мотыльков и сухого древесного аромата давно минувших солнечных дней. Мама и папа сделали мне строгий выговор и запретили покидать дом, пока не родится ребенок. Но мне не нужно выходить наружу, чтобы понимать, куда Она меня манит; чердак, дом, сад, беседка – шаг за шагом Она приближается к Брайдстоунскому лесу. Вчера, незадолго до темноты, я выглянула из окна своей спальни и увидела Ее у перелаза через стену, ограждающую поместье от Брайдстоунского леса. Этим утром я успела заметить Ее: едва видимый призрак скользил в холодном сером тумане между деревьями на опушке, и манил, и звал меня.
Такова суть дилеммы. Принять зов или отвергнуть? Доктор Орр в своей клинике убедил меня в определенном устройстве мира; мои воспоминания и личный опыт говорят о том, что все иначе. Эти две точки зрения не уживаются под одной крышей – ох, временами кажется, что я схожу с ума! Отовсюду раздаются голоса, они кричат – каждая стена, дверь и предмет мебели требуют от меня: «Решай! Решай! Решай!» Куда идти: в бренный мир или в сумрачный лес? Если выбрать людское, то магия, чудо и красота растворятся в галлюцинаторном лимбе. Понравится ли мне осознать себя человеком, оказавшимся во власти бреда? Если выбрать потустороннее, то все истины обо мне, внушенные доктором Орром, останутся позади, словно брошенная на пол старая одежда. Решай! Решай! Решай!
Старые комнаты для прислуги перестали быть безопасным, волшебным убежищем, радовавшим меня прежде. В позапрошлый раз, когда я поднялась наверх, показалось, что из каждого угла на меня кто-то смотрит, ждет, что-то алчно предвкушает, и все это перешло в ощущение такой угрозы, что я не смогла продвинуться дальше Комнаты Забытых Воспоминаний, разрываясь между притяжением и отторжением. Голоса все громче взывали: «О дитя, иди скорей, в край озер и камышей…»?[26 - Отсылка к стихотворению У. Б. Йейтса Stolen Child («Похищенный», пер. Г. Кружкова).] Я все громче им отказывала, пока это не сделалось невыносимым; в исступлении я схватила первое, что попалось под руку, и, не глядя, грохнула об пол. Раздался звон бьющегося стекла – и наступила тишина, подобная великому безмолвию перед сотворением мира. На полу среди осколков валялась рамка с фотографией, подписанной: «Кэроли и Лесная нимфа. Сад Времени, август 1881 года».
Я одержала одну маленькую тактическую победу, но неизбежный конфликт нельзя было надолго откладывать.
И его не отложили.
На протяжении недели после надругательства над фотографией я боролась с желанием вернуться на чердак – и всю неделю сверхъестественные силы как будто удваивали и утраивали атаки, а Крагдарра в это время хаотично готовилась к последнему Рождеству. Обойный народец постоянно мельтешил на краю поля зрения, сбивая с толку, и от этого у меня все время болела голова. Символическое древо воздвигли и утыкали свечами под рокот магии, подобной надвигающейся грозе. Потолок гостиной украсили лентами, холл – букетиками из плюща и омелы, дверь – венком из остролиста. Глубокой ночью весь дом дрожал и трясся, словно ему что-то снилось. Стало понятно – все закончится, лишь когда мне хватит смелости взглянуть правде в глаза и сделать выбор. Я размышляла о фотографии в испорченной рамке в Комнате Забытых Воспоминаний – о том, как моя мать предпочла быть Кэролайн, звездой Гэльской литературной лиги, а не Кэроли, подругой Лесной нимфы из Сада Времени, – и поняла, почему все эти годы комнаты на чердаке оставались закрытыми. Мне больше всего на свете хотелось поговорить о том времени, но я понимала, что этому не бывать – маму охватил бы страх, узнай она, что двери, якобы запертые на засов, все эти годы оставались приоткрыты. Так и вышло, что после долгих и мучительных раздумий я осознала отсутствие выбора и ночью, выждав, пока весь дом заснет глубоким сном, с масляной лампой в руке поднялась по узкой потайной лестнице в старые комнаты для прислуги.
В ту ночь на чердаке царила такая сильная магия, какой я еще ни разу не ощущала, – она тянула меня прочь от надежного берега реальности, как отбойная волна, и стоило бы мне хоть на миг потерять контроль… Понадобились все мои физические и психические резервы, чтобы противодействовать ее неумолимому притяжению и продвигаться вперед осторожно, шаг за шагом. Сквозь разбитое стекло за мной наблюдало лицо моей матери. Ощутив внезапную потребность в средстве защиты, я наклонилась и подняла длинный осколок, мой кинжал. Дверь в соседнюю комнату распахнулась передо мной. Пол был покрыт узорами из обезумевшего лунного света и бегучих облачных теней. Меня влекло через комнату старой одежды в Комнату Парящих Цветов.
За дверью поджидало зеркало. Я заглянула в него. Позади меня в пустом дверном проеме стояла Дева Цветов. Я развернулась в мгновение ока, и на этот раз увиденное не было иллюзией. Складки каштанового шелка переливались на сквозняке, цветочные головки перешептывались друг с другом. Я могла бы прикоснуться – я почти прикоснулась. Мои пальцы потянулись к платью, а потом я поняла, что делаю, осознала последствия своего поступка и ударила кинжалом, стеклом от разбитой фотографии. Ткань почти по-человечески вскрикнула, платье разорвалось от груди до бедер. Внутри разорванного лифа я увидела спутанные белые корни, двигающиеся, копошащиеся! Я отпрянула в страхе и тут же подверглась атаке подкрепления. Из рулонов, бордюров, фризов и уголков, до поры служивших темницами, явился обойный народец: вьющиеся побеги напечатанной листвы оторвались от бумаги и превратились в пикси, хобгоблинов, драконов, василисков и саламандр. Они налетели роем, набросились толпой; порхали перед лицом и путались в волосах, словно летучие мыши. Я пыталась их вытаскивать и рвать на кусочки, но врагов было слишком много. В отчаянии я рубила, резала стеклянным кинжалом. Никогда не забуду ужасные скрипучие звуки, которые они издавали под острым стеклом. Пробиваясь к выходу в Комнату с Сундуками, я рассекала, рубила, кромсала. Я попыталась захлопнуть дверь перед обойным народцем, но они были слишком проворными и тонкими; те немногие, кого удалось зажать в дверных петлях, жутким образом корчились и трепыхались. Я вздрогнула от боли на щеке. Бумажный хобгоблин отлетел в сторону, и я поняла, что он порезал меня, в точности как вспарывает плоть лист бумаги, если с ним обращаются небрежно. Схватив хобгоблина, я разорвала его на кусочки, но обойный народец быстро усвоил эту новую ужасную тактику и набросился на меня с удвоенной силой, оставляя царапины, порезы и раны. Я не могла от них отмахиваться. Я тщетно отбивалась клинком, а комната в это время гудела, как барабан из волчьей шкуры, потому что сундуки с одеждой дребезжали и грохотали, в нетерпении подпрыгивая на голых досках пола. Я убежала, пряча лицо в ладони, в Комнату Забытых Воспоминаний. Разгоряченный кровью обойный народец последовал за мной. Алые капли стекали с моих иссеченных рук на рукава ночной рубашки. Я не могла закрыть дверь – тогда враги атаковали бы мой рот и глаза. Я брела вслепую, разбрасывая груды старых фотографий. Сквозь настойчивый барабанный бой и писк летучих мышей я слышала голоса, это были голоса людей на фотографиях, голоса из далекого прошлого, и все они повторяли одно и то же слово: «Выбирай… выбирай… выбирай… выбирай…» Я обнаружила, что сквозь окровавленные пальцы смотрю на фотографию матери. Она ответила мне ужасным обвиняющим взглядом. Буря голосов и хлопанье крыльев достигли крещендо. На мгновение показалось, что я наконец-то с радостью нырнула в безумие, и она была там, передо мной – Дева Цветов стояла в дверях, ведущих на лестницу для прислуги.
Волна паники, замешательства, криков и писклявых бумажных демонов обрушилась на меня, увлекла прочь от берега реальности, за которую я цеплялась. В одно мгновение меня унесло в Потусторонний мир. Внезапно все прояснилось, все засияло поразительным светом. Стало очевидным, чего хочу больше всего на свете – и в этом мире, и в другом. Я бросилась к Деве Цветов и заключила ее в объятия. От моего прикосновения фальшивая жизнь покинула это существо. Меня окружили складки ткани, я почувствовала, что тону в каскаде цветов и влажной, черной, удушающей земли. Зловоние перегноя застряло в горле, нечистая труха заполнила рот и раздула щеки так, что я с трудом выдавила: «Да! Да, согласна, да».
Я была в Комнате Парящих Цветов – прямо перед стоящим посередине зеркалом. Пол, стены, потолок и стеклянный люк в крыше испятнали узоры, сплетенные ветром из лунного света, и все поверхности покрывал обойный народец. Я наклонилась, чтобы дотронуться до одного – не прыгнет ли он, целясь мне в глаза? Но тварь оказалась неодушевленной и неподвижной, как будто нарисованной. Я посмотрела в зеркало. Я узрела себя – Деву Цветов, долгожданную Королеву Утра, облаченную в одеяние, которое приготовили для меня давным-давно. Я коснулась разреза, оставленного стеклом, и красивая ткань обвисла, обнажив меня от груди до лона. Мой округлившийся живот выпирал сквозь разорванную тафту. Я позировала, становилась так и этак, крутилась и вертелась, любовалась собой в свадебном платье, чьи складки мягко прилегали к коже, источая аромат весны и неба. Мною без остатка овладело головокружительное хмельное ликование. Я подбежала к окну в крыше, распахнула его и высунулась наружу, чтобы погреться в теплом лунном свете и окинуть взглядом свои владения. Налево до темного моря простиралась земля, разделенная на фермы и участки. Справа высился, точно каменный дракон, вырвавшийся из воды, Бен-Балбен. Впереди мерцал покрытый инеем сад, переходящий в лес плавно и незаметно, как и задумал его создатель. И да, лес! Я ахнула. Дом и сад внезапно показались крошечным ковчегом, затерянным в океане древесных крон. К моему величайшему изумлению, лес превзошел не только имение, но сушу как таковую и даже сам океан. Лес тянулся, бесконечный, переходя в пейзаж иных краев. Любуясь ими, я услышала вдали, как поют рога Дикой охоты и лают красноухие гончие Вечно Юных. Я поняла, что сиды охотились – они, как всегда, охотились в Ратфарнхэмском лесу, в Брайдстоунском лесу, на склонах Бен-Балбена и холмов моих сновидений. Скоро, очень скоро они придут, чтобы забрать меня из грязи, уныния и пепла этого мира в бесконечный свет Потустороннего. Скоро, очень скоро я – о да! – сброшу, словно шелуху, свой человеческий облик, имя, прошлое и все сопутствующие им препоны, а после – волна в море снов, неуемная, переменчивая, бессмертная и бездушная – превращусь в легенду.
28 декабря 1913 года
Глендан
Блэкрок-роуд
Блэкрок
графство Дублин
Дорогая Конни,
итак, пришло время свести все воедино! Месяцы блужданий по джунглям ошибочных догадок и предположений, порожденных «крагдаррским казусом», наконец-то позади; я выхожу на свет Божий и даже способен выдвинуть осторожную гипотезу.
Недавно проведенные в Англии исследования паранормальной активности продемонстрировали тесную связь между подростками с эмоциональными или сексуальными проблемами и экстрасенсорными явлениями: фантомными звуками, изредка полтергейстами, странными огнями в небесах, причудливым изменением температуры в разных частях жилища. Я не думаю, что мы сильно исказим определение паранормальной активности, если включим в него проявления фейри в крагдаррском казусе, и похоже, что они представляют собой воплощение подавленной сексуальности Эмили, вырвавшейся из ее подсознания.
Это я и стремился подчеркнуть во время нашей беседы, когда расспрашивал Эмили, насколько регулярен ее менструальный цикл. Большое спасибо за копии стенограмм. Все это начинание пошло бы прахом без некоего документального фундамента, на который можно опираться. Период менархе бывает весьма тревожным. У некоторых девочек он вызывает такое беспокойство, что остается неизгладимый психологический шрам. Я намеревался установить связь между месячными Эмили – всплесками эмоционального, сексуального и физиологического напряжения, – проявлениями фейри и перебоями в электроснабжении. Эти последние отнюдь не те мелкие неприятности, за которые их выдавали Десмонды. Подробнее о перебоях – позже. На данный момент корреляция между указанными феноменами выглядит достаточно явственной, чтобы иметь первостепенное значение; впрочем, поскольку указанная область знаний изобилует нерешенными вопросами, утверждение вовсе не бесспорное. Итак, тот факт, что менструальный цикл Эмили аномальным образом совпадает с новолуниями (во всех религиях и мифологических структурах они наделяются огромной символической и мистической важностью), еще сильнее подкрепляет мои выводы.
Несомненно, святой Йейтс внушал бы нам, что графство Слайго (если уж на то пошло, вся Ирландия) кишит фейри-воителями и мифическими героями, которые только и ждут, чтобы их обнаружили, напечатали их портреты на первой странице «Стаббс Газетт» и т. д. и т. п. Мой подход менее буквалистский. В то время как наш поэт утверждал бы, что фейри уже существовали и были только замечены Эмили, я склоняюсь к выводу, что фейри вообще не существовали, пока Эмили их не увидела; то есть фактически именно она их и сотворила. Власть воли над материей уже давно засвидетельствована нашими собратьями по мистицизму, созерцающими собственный пупок на заснеженных склонах Тибетских гор; их тренированная психика, по-видимому, может создавать материальные, живые объекты исключительно благодаря силе воли. Если они просто упражняют ради собственного развлечения талант, сокрытый в каждом из нас, то, возможно, не стоит удивляться, обнаружив тот же самый дар притаившимся в дальнем уголке графства Слайго.
Пока вопросов нет? Ну ладно. Тогда заведу тебя немного дальше в царство умозрительных построений. Принимая во внимание все вышесказанное, я спрашиваю себя: возможно ли, что на глубоком подсознательном уровне – куда более сокровенном, чем доступные с помощью гипноза, и те, о которых теоретизировал славный доктор Фрейд, – человеческий разум находится в непосредственном контакте с потаенной тканью бытия? Что во вселенной существует ментальная подложка, с которой определенные индивиды в определенное время и при определенных обстоятельствах могут взаимодействовать? (Прости, что я выражаюсь так витиевато, Конни, но в королевском английском пока что не существует выражений, годных для описания этой предвечной структуры.) Философы настаивают, что реальность может быть лишь такой, какой мы ее воспринимаем; но возможно ли, что при соприкосновении с этим субъективным морем бытия сама его природа, а с нею и природа нашей реальности может измениться?
Надеюсь, милейшая Конни, к этому моменту мои рассуждения стали тебе понятны. Подавленные сексуальные желания и страхи Эмили затронули древний, формирующий реальность уровень сознания, спрятанный глубоко под любым доступным рассудку уровнем ее разума, и скопившаяся там мощь посредством особой системы символов и личной мифологии воплотила в жизнь фантазии и грезы. Не могу не думать о том, как бы отреагировал наш Йейтс-Олимпиец, узнав, что он в некотором смысле сам несет ответственность за то, что его герои обрели плоть и кровь? Испытал бы приятное удивление или ужас? Сдается мне, второе куда вероятнее.
Но не стоит думать, что теорию можно применять универсальным образом, как панацею. Такова проблема с исследованиями в этой области, будь она неладна. Здесь нет препаратов – рассеченных, высушенных, замаринованных в формалине. Все равно что пытаться выпить море: как ни старайся, толку не будет. Никто не соблюдает правил, если вообще существуют правила, которые можно соблюдать. Самое вопиющее несоответствие заключается в следующем: если фейри – воплощение подавленной сексуальности Эмили, отчего же они набросились на нее и изнасиловали? (Невзирая на то, что писали в газетах, я убежден, что преступник был родом не из нашего мира. Слишком уж аккуратно выбран момент; место происшествия; да и прочие символы чересчур гармонируют друг с другом, чтобы оказаться случайными.) У меня есть одно правдоподобное объяснение. Мне интересно, что ты об этом подумаешь. Вернемся к глубинным уровням предсознания?[27 - Предсознание – термин из области психоанализа, введенный Зигмундом Фрейдом.]: если Эмили смогла придать форму и материальность своим неосознанным желаниям, не могло ли то же самое произойти с неосознанными страхами и ужасами? Ибо в недрах разума страхи в той же степени неуправляемы, что и желания. Поэтому я склонен считать, что в тот момент, когда реализовались ее самые мощные грезы на тему сексуальных, романтических приключений, все страхи, опасения и угрызения совести, усвоенные от сестер в Школе Креста и Страстей (у меня нет иллюзий даже по поводу «продвинутых» монастырских школ), преобразили возлюбленного ее мечты, этого Луга из нашей прошлой беседы, в кошмарного насильника, который и наказал Эмили за грехи.
Я не забыл про электричество. Тут все становится по-настоящему затейливым. Пожалуйста, наберись терпения. Я не могу доказать то, что намерен заявить, и даже не знаю, допустимо ли такое с научной точки зрения; так или иначе, я убежден, что Эмили создала свой мифический пантеон из электричества. Ни в нашем мире, ни в Потустороннем ничего не дается задаром. Метаморфоза означает, что был израсходован некий заряд энергии. Ученые нам твердят, что материя и энергия не могут быть ни уничтожены, ни сотворены; но можно ли считать их взаимозаменяемыми? На осознанном уровне реальности это немыслимо и невероятно, однако на предсознательном, первичном уровне вселенной – более достижимо, чем можно вообразить. Простой неосознаваемый рефлекс мог заставить Эмили обратиться к первому попавшемуся источнику силы, годной для того, чтобы превратить фейри из выдумки в реальность.
На самом деле она могла машинально черпать эту силу и создавать волшебных существ на протяжении некоторого времени. Вот, насладись – прилагаю весьма интригующую вырезку из газеты от 27 мая 1913 года.
«Айриш Индепендент»
(утренний выпуск)
ТАИНСТВЕННЫЙ СБОЙ В ПОДАЧЕ ЭЛЕКТРОЭНЕРГИИ ПОРАЗИЛ ДУБЛИН!
Дублинская электрическая компания так и не предоставила объяснений по поводу загадочного сбоя, погрузившего всю южную часть города в хаос: вчера между шестью и семью часами вечера были обесточены все домохозяйства, что испугало широкую общественность.
Весь транспорт встал. Сбой электроснабжения обездвижил трамваи, и заторы лишь усугубились тем, что вокруг застрявших вагонов скопились другие участники дорожного движения вместе со своими автомобилями. В довершение всеобщего хаоса на час прекратилось предоставление услуг телеграфа и телефонии, что фактически изолировало Южный Дублин от прочей страны и империи в целом.
На данный момент наша редакция не получила никаких разъяснений по поводу сбоя в подаче электроэнергии. Люди науки в растерянности; кроме того, представитель Дублинской электрической компании сообщил, что в период сбоя все генераторы на станции в Рингсенде работали на полную мощность, а датчики регистрировали подачу напряжения в пределах нормы. Инженеры компании в настоящее время проверяют и перепроверяют трансформаторы (понижающие напряжение до уровня, безопасного при бытовом использовании), и, хотя предполагается, что причина сбоя кроется где-то в системе передачи тока, мистер Норман Паркинсон, представитель компании, не исключает саботаж со стороны какой-либо экстремистской националистической группировки.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70226740&lfrom=174836202) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
Название романа отсылает к одноименной песне ирландской рок-группы Horslips (The Book of Invasions, 1976). – Здесь и далее прим. пер.
2
Луг – ирландское божество из племени Туата Де Дананн (народ богини Дану).
3
Потин – ирландский самогон крепостью 40–90 %, который до 1997 года производили только нелегальным, кустарным способом.
4
Белые псы с красными ушами – Гончие Аннуна (или Свора Аннуна); элемент валлийского фольклора, связанный с миром мертвых.
5
Гомруль (от англ. home rule), буквально – самоуправление, автономия.
6
«Горная роса» (англ. mountain dew) – жаргонное наименование ирландского самогона.
7
