Петр Альшевский "Кира"

и мне полегчало,

не яхта, а мой личный корабль,

заскрипев, куда-то поплыл,

управление я отдавшему мне честь

офицеру не поручила,

взяла его на себя,

курс, наверно, на Пакистан.

Срочно мне выпить,

худо у меня с трезвой моей головой!

Назойливость корабельных крыс им прощаю,

об мои ступни они чешутся,

трутся, да и пожалуйста,

в старпомах у меня, разумеется,

неутомимый в постели красавец,

от брошенного штурвала

я нетвердым шагом направляюсь к Анри,

меня укачало и шаг у меня нетвердый,

нетвердый и при том уверенный,

Анри, атакуя,

непрерывно меня пронзает,

бутылки сшибаются, бьются, штиля нет,

военную технику мы с Анри не перевозим,

проповедуем любовь, пацифизм,

удовлетворенность посредством не войны,

а секса,

в Москве,

далеко не в центре, в Братеево,

я сливалась с товароведом Данилой,

поглощенной экстазом, кричала:

«Анри!»,

после соития мне бывало с ним скучно,

но с Данилой у меня затянулось на целых

полгода, не смогла я пораньше с ним

завязать.

Он смотрел ментовские сериалы,

ходил неизменно в черном,

до тридцати он жил во Владимире,

потом переехал в Москву,

сказать, что член у него значительный —

ничего не сказать.

Безусловно, я не спорю,

не интеллектом, не интересами,

членом он меня покорил,

работающим размером

приковал к себе на осень и зиму.

Из козырей у Данилы лишь член.

Мало,

зачастую немало,

без члена определенного масштаба

мне бывает невмоготу

и я извожусь,

я печалюсь,

а к товароведу придешь, и телу от одолевающих

желаний отдохновение,

душе покой,

по факту он не то, чтобы дурак дураком,

но люди мудрее него мне попадались нередко,

доцент Северский,

при отнесении товароведа по умственным

способностям к холмику,

настоящая Джомолунгма,

однако, спросите любого авторитетного

альпиниста,

организму из плоти и крови

на Джомолунгме неуютно,

дух парит, а организм чуть ли не помирает,

о солнечных протуберанцах

Северский вещал мне захватывающе,

а в любовных утехах он для женщины

карлик,

вызывающий жалость пигмей,

с доцентом переспишь и его обнимаешь,

жалеешь, быть просто собеседником

он отказывался, в трусы неудержимо мне лез,

ну подчинюсь я ему,

я думала,

с намерением исплеваться

какие-то секунды под ним полежу,

за протуберанцами он мне про лунные кратеры,

отражательные туманности,

если не учитывать секс,

доцент меня абсолютно устраивал,

мои податливые к впитыванию мозги

силой общения с Северским

от земли отрывались —

им там бы и болтаться, но следует секс,

снова полудохлый червяк в меня утомляюще

заползает,

подбить моего ужаснейшего любовника

на разговоры под пьянку я не могла.

Коньяк ему наливала,

он, морщась, слегка отпивал,

бутылку в тебя бы залить,

в сердцах я мечтала,

на алкогольном крюке

оттащить от секса на тысячу миль.

Как бы прекрасно

мы с Северским за столом,

с парой постоянно пополняемых рюмок,

я внимательно слушаю,