Юрий Аникеев "Два Царя"

Душенька моя, подумать только, что я еду к тебе и, даст Бог, скоро стисну тебя в объятиях, моя возлюбленная девочка! О, что за блаженство, радость, счастье! Хотя поездка морем на два дня дольше, чем поездом, ты поймешь, что для меня совсем другое дело приплыть на чудной яхте Папа, минуя Берлин.

*

При встрече с Аликс на Ники нахлынул девятый вал счастья. «Чувства радости больше, чем в Кобурге!» – подумал Ники, словно пребывая в розовом тумане.

Ники и Аликс приняли в своем доме Виктория (дочь королевы Виктории) и ее муж Людвиг. «Райское местечко, – отметил про себя Ники. – Тишь да благодать. Что еще нам надо?». С хозяевами и их двумя дочерьми совершили прогулку вниз по Темзе на электрической шлюпке. «Просто восхитительно!» – сказал Ники, когда шлюпка развернулась в обратную сторону, и подумал: «Как все благоустроено по берегам! Просто вызывает восторг. Нам бы так устроить на Неве…»

На следующее утро сидел с невестой в саду под каштанами. Она вышивала, он читал ей «Матроса» Пьера Лоти. Потом подобное совместное времяпрепровождение станет традицией. По возвращении хозяина дома – прогулка на весельной лодке вверх по Темзе. Ники греб с удовольствием. «Как в Петергофе! – весело подумал Ники. – Только там волнение побольше». На берегу – небольшой пикник, который устрояла Аликс, прихватившая в поездку подарок королевы, чайную корзинку. «Какая она расторопная хозяйка! – с любовью наблюдал Ники за ее скорыми движениями. – Жаль, что завтра надо переезжать. Здесь так восхитительно и привольно».

После первого чаепития в Виндзоре королева Виктория строго предписала Ники заказать фирменный фрак королевской резиденции, с красным воротником и обшлагами. «Я выглядел, как штафирка, – подумал Ники, – раз королева так строга». Появление Ники на обеде у королевы в традиционном виндзорском костюме, в чулках и башмаках викторианской эпохи, вызвало легкое оживление. «Я уже не белая ворона, – подумал Ники, – но и не петух, хотя окраска яркая».

17 июня произошла мистическая встреча Ники и Аликс с австрийским эрцгерцогом Францем Фердинандом.

[Ровно через 20 лет его убьют в Сараево и начнется Первая

мировая война].

В честь эрцгерцога королевой был дан большой обед с музыкой. Ники с милой улыбкой кивал окружающим, но летняя жара утомляла. «В этом мундире, как в бане», – подумал Ники, смахивая пот платком.

*

27 июня (из Виндзора) сын после длительной паузы разрешился письмом к матери:

Моя милая, дорогая Мама,

Я боюсь, что ты чрезвычайно недовольна мною за мое долгое молчание: мне самому очень совестно. Но из этого ты видишь, что я более чем счастлив жить здесь около моей Аликс. Я дорожу каждым лишним часом, чтобы провести его вместе с нею. Несколько раз начинал писать у нее в комнате, но из моего старания написать хорошее письмо выходила одна чепуха. Ибо каждую минуту я чувствовал властное, непреодолимое желание вскочить со стула и обнять ее! Да, вот так!

Теперь я сижу у себя, пока Янышев (духовник Ники, наставлявший Аликс в догматах ортодоксального православия) с ней занимается. Завтра он собирается съездить в Оксфорд, куда его усиленно звали разные богословы.

Я рад, что смогу провести два или три дня в Осборне. Думаю, уехать 9-го, так как Granny просила меня остаться до этого дня. Надеюсь, у вас хорошая погода и все хорошо. Обнимаю тебя, моя дражайшая душка Мама и дорогого Папа и остальных. Привет от Аликс! Да сохранит вас Господь!

От всего сердца твой Ники.

Из письма Ники (29 июня, Виндзор) – Георгию (брату):

Я или сижу с Аликс, или катаюсь с ней и королевой. Мне самому кажется смешным вся эта жизнь здесь, до чего я слился с английским семейством. Я почти сделался таким же необходимым человеком при моей будущей бабушке, как ее два индуса или шотландцы. Я, так сказать, состою при ней, и самое лучшее то, что она весьма неохотно отпускает меня от себя.

Относительно нашей свадьбы ничего не решено, но мы оба думаем, что трудно будет ее устроить ранее января. Ей не хочется торопиться узнать нашу веру и язык, с чем я согласен и, признаюсь, меня это очень радует, так как показывает, что она серьезно смотрит на этот вопрос.

К обеду я здесь появляюсь во фраке с красным воротником и обшлагами, в чулках и башмаках – мерзость этакая!

Ники.

Ники и Аликс – Ксении и Сандро (30 июня, Олдершот):

Дорогие Ксения и Сандро,

Мы только что приехали сюда в лагерь, английское «Красное Село», прелестное место. Дом деревянный, сквозь стены слышен каждый звук или стуки, и мы все живем в одном коридоре! В доме только один этаж, и он точно, как индийское бунгало!

Мы сидим вместе в ее комнате и очень любим друг друга! Не меньше, чем вы, старички. К обеду я собираюсь надеть красную черкеску, которая, наверняка, приведет бабушку в экстаз. Она уже несколько раз спрашивала меня, когда я надену казацкий мундир. И вот я появлюсь в ней к обеду. Потом будет сигнал к церемонии, который здесь называют «вечерняя заря».

Н.

(Рукой Аликс): Не напоминает ли тебе это вечер, когда мы сидели вместе, ты в белом выглядела такой милой… в красной накидке сверху. Множество поцелуев милому муженьку. Крепко целую. А.

*

Днем, в полной гусарской форме, Ники верхом вслед за королевским экипажем отправился к месту парада. После королевского салюта началось прохождение колонн. Первыми прошла конная артиллерия, за ней кавалерия, пешая артиллерия и пехота. «Лошади хороши, запряжка в конных батареях удобная. И шотландский полк в своих традиционных юбках выглядит красиво, – оценил парад Ники. – И народу собрали не меньше тысяч десяти».

Вечером проходил обед в офицерском собрании конной гвардии. Ники приехал на него в венгерке российского кавалериста. Простая и непринужденная беседа растянулась на три с половиной часа. «Как в родном полку! – радостно отметил Ники. – Никакой дистанции чинопочитания!»

*

В дневнике Ники появляется запись рукой Аликс:

Мой родной, дорогой мальчик, всегда верный. Доверяй и верь твоей дорогой девочке, которая любит тебя более глубоко и преданно, чем может высказать. Словами не выразишь мою любовь, восхищение и уважение. Что прошло, то прошло и никогда не возвратиться. И мы можем спокойно вспоминать об этом. Нас всех искушают в этом мире, и, когда мы молоды, мы не всегда можем бороться и противостоять искушению. Но, когда мы раскаиваемся и возвращаемся к добру и на верный путь, Бог нас прощает. Прости, что я пишу так много, но я хочу, чтобы ты был совершенно уверен в моей любви к тебе и в том, что я люблю тебя еще больше с тех пор, как ты рассказал мне об этой маленькой истории (в тот день Ники рассказал о своем романе с Матильдой Кшесинской). Твое доверие ко мне тронуло меня так глубоко, и я молю Господа оказаться достойной его. Благослови тебя Бог, любимый Ники!

Аликс – Ники (10 – 11 июля, Осборн):

Мой драгоценный, дорогой Ники,

Так же, как я оставляла тебе несколько строк в твоей комнате в Кобурге, чтобы ты нашел их, когда я уеду, – я хочу снова написать тебе и отдать это твоему слуге, чтобы он передал тебе, когда ты уедешь. Я чувствую себя такой несчастной, когда думаю о прощании завтра утром! О, милый, любовь моя, что я буду делать без тебя, я теперь так привыкла быть с тобой все время, что буду чувствовать себя совсем потерянной.

Так как бабушка соблюдает все пунктуально, по воскресеньям я не должна принимать ванну или делать что-либо другое. А вот это можно: я люблю тебя больше, чем могу сказать, и с каждым днем мое чувство становится сильнее и глубже – милый, чем же это

кончится?

О, милый, как ты мог уехать и подарить мне сегодня это прелестное кольцо, по правде говоря, это дурно с твоей стороны – я вдвое больше ценила и любила бы его, если бы получила в твоей каютке на борту. Подумать только, что мой дорогой скоро будет там,

отплывая вдаль от своей маленькой девочки. Если бы я могла залезть к тебе в карман вместо термометра, какая несказанная радость быть всегда с тобой, предупреждать малейшее твое желание – но когда-нибудь я смогу это сделать и потом больше никогда не расставаться, всегда быть с тобой.

Как прекрасно было море в тот вечер, когда мы сидели на пляже, все так мирно и спокойно, настоящий воскресный вечер. Большое утешение иметь так много твоих чудных фотографий – они окружают меня и выглядят такими милыми, даже этот противный артиллерийский офицер.

О, непослушный мальчик, как ты меня балуешь – вот ты теперь уехал и подарил мне эту великолепную брошь с жемчугом, вещь, о которой я всегда мечтала, но которая все еще слишком хороша для меня. Мне даже неловко было носить ее сегодня вечером.

(11 июля):… Не знаю, как выдержать, и все же должна это сделать – больно, сердце разрывается, но нужно выглядеть спокойно и улыбаться. Думаю, завтра в это время ты будешь далеко от меня в открытом море. А твоя невеста останется позади, тоскуя по тебе. Как страстно я люблю тебя, это пламя сжигает и поглощает меня. Чувствовать, что любовь взаимна, – нет большего блаженства.

Надеюсь, что твой слуга отдаст тебе это завтра утром, когда разбудит тебя, – и к тебе дойдет мой утренний поцелуй. Я целую тебя здесь +.

Ники – Аликс (11 июля, «Полярная звезда»):

Моя любимая, драгоценная душка,

Нельзя выразить, как ужасна разлука; если это будет повторяться, я не выдержу!

Милая моя, я только что прочел твое чудное длинное письмо, которое старик отдал мне, сразу же как только мы оказались на борту – с палубы я следил за тобою взглядом сколько можно было, пока не почувствовал такой комок в горле, что вынужден был отвернуться, и зарыдал так же, как сегодня днем. К счастью, было темно и люди были заняты отплытием.

Спасибо! О! еще раз спасибо тебе, моя дорогая возлюбленная Аликси, за всю твою доброту и любовь, ведь и ты не знаешь, как я

люблю и уважаю тебя, мое милое сокровище, моя маленькая Spizbub (плутовка) … Эти восхитительные вечера с моей дорогой девочкой были слишком божественны, чтобы найти слова их описать.

Дорогая, дорогая, моя единственная, верь мне, твой мальчуган любит тебя сильнее и глубже, чем ты можешь думать; он только не умеет это высказать!

До свидания, мой милый ангел, моя любимая крошка Аликс! Благослови тебя Бог за всю твою доброту ко мне. Еще раз – будь уверена в любви твоего Ники, который так счастлив, обладая таким сокровищем, как ты.

Всегда, на всю жизнь твой Ники.

Из письма (16 августа, Петергоф):

Большое спасибо тебе за твое милое письмо номер 82, доставившее мне такое удовольствие, так как вчера не было ни одного!

Не знаю почему, но сегодня у меня ужасное настроение, особенно вечером – мне не нравиться, как выглядит дорогой Папа, он так кашляет. К тому же он почти не спит ночью, всего пару часов. Подумать только, что это результат чрезмерной работы по ночам и нередко до 3-х часов утра!

Доктора говорят, что ему необходим покой и, конечно, сон. Но эта проклятая слабость – вот что мне не нравится! Но, Бог даст, с переменой места, климата и образа жизни это его недомогание пройдет, как прошло зимой.

Я должен укладывать вещи! До свидания, моя любимая, маленькая моя девочка. Нежно целую, все шлют привет. Остаюсь твой глубоко любящий, верный и преданный старый мужичок.

Ники.

Аликс – Ники (11 сентября, Вольфсгартен):

Ах ты, проказник, как ты смеешь говорить, что будешь целовать меня, сколько захочешь, да еще без моего разрешения! Никогда не слышала такой дерзости! Даже не пытайся, иначе моя месть будет ужасна. О, мой дорогой, я все сильнее томлюсь по тебе, особенно теперь, когда ты не сможешь приехать так скоро, как собирался. Какая радость будет, когда мы наконец-то встретимся и я смогу стиснуть тебя в своих объятиях, увидеть любимое лицо, заглянуть в твои прекрасные, ласковые глаза и нежно целовать тебя, без устали, пока ты не поймешь, что тебе некуда деться. Когда я доберусь до тебя, ты не скоро вырвешься. Зацелую!

*

Врач Лейден, вызванный из Берлина, подтвердил диагноз русского коллеги доктора Захарьина: у Александра Третьего воспаление почек, нервное расстройство и переутомление от громадной и неустанной умственной работы.

Царская чета решила из польской Спалы, где шли дожди, переехать в Крым. Ники, после внутренней борьбы (на днях собирался лететь на крыльях любви к своей невесте), принял решение ехать с родителями.

*

Аликс он написал: Ты поймешь, что я не мог поступить иначе и должен пожертвовать на некоторое время своим счастьем. Конечно, очень тяжело не иметь возможности помчаться к тебе. Как преданный сын и первый верный слуга моего отца – я должен быть с ним, когда я ему нужен. И потом, как я могу оставить дорогую Мама в такое время.

Аликс – Ники (16 сентября, Вольфсгартен):

Мой драгоценный, дорогой,

Даже не могу сказать тебе, в каком я состоянии, я слишком несчастна, нет слов.

Каким ударом была твоя телеграмма, как будто облили холодной водой. Расшифровав ее, я могла только смеяться, и болтать, и бешено бренчать на рояле, но, когда я оказалась одна в темноте, в постели, тогда это все кончилось, и с трудом сдерживаемые слезы хлынули из глаз. Я могу только тихо смеяться.

Нет, это слишком тяжело. Воистину нельзя никогда ничего загадывать в этом мире, потом такое разочарование.

Ники —Аликс (21 сентября, Севастополь):

Мое ненаглядное Солнышко,

Мы приехали сюда в 11, нас встретил чудесный солнечный день. В хорошую погоду Севастополь действительно выглядит прелестно, посреди залива Черноморский флот в кильватерном строю, две огромные колонны. Церкви и дома в городе такие белые, напоминают

юг Италии, а над всем эти прекрасное синее небо! Особенно мне нравиться здесь одно место – кладбище погибших во время Крымской войны, так называемое Братское кладбище, где вместе похоронены 100 тысяч наших бедных матросов и солдат.

Я уверен, моя любимая, когда ты посетишь это место, ты поймешь чувства, которое испытываешь (особенно, мы, русские), когда попадаешь в Севастополь. Я чувствую, что могу сойти с ума от ужасной тоски и желания ощутить поцелуй твоих нежных губ!

*

Состояние здоровья царя в Крыму, после временного улучшения, ухудшалось. Родители позволили Ники вызвать Аликс в Крым. Они встретились в Алуште. После завтрака, в коляске, вдвоем, поехали в Ливадию (крымскую резиденцию российских царей). Ники не выпускал руки Аликс и не отводил взора. «Боже мой! – думал он. – Какое счастье, что она рядом! Какая радость встретиться с ней на родине, иметь близко от себя. Как будто с плеч спала половина забот и скорби».

На встречу с невесткой больной царь поднялся с кровати и надел парадный костюм. Царь и царица были сама любезность. Александр Третий благословил молодых и с трогательной нежностью поцеловал невестку.

В коридоре Ливадийского дворца Аликс, улучив минутку, шепнула Ники:

– Твой Папа очень добр ко мне! В таком состоянии подняться для встречи со мной, и ни словом не обмолвиться о болезни. После его благословения и поцелуя мне хотелось сразу же идти в церковь под венец! Я испытала к нему такую любовь и уважение, словами не передать. Он такой родной, как будто я его знала всегда.

Волнение Ники, связанное с переживанием, как встретят родители Аликс, улеглось. «Хотя встреча и короткая, но Папа явно утомился», – подумал Ники. В комнату вошел Иоанн Кронштадтский, лицо царя порозовело и осветилось улыбкой. «Отец Иоанн действует на Папа благотворно», – отметил Ники.

В спальне царя у изголовья уснувшего Александра Третьего стоит в черном одеянии Иоанн Кронштадтский, погруженный в

молитву. Аликс тихо спрашивает Ники:

– Кто этот священник?

Ники осторожно выводит невесту из спальни, шепнув: «Папа заснул». В коридоре он сказал:

– Отец Иоанн Кронштадтский, всемирно известный чудотворец. Через него сотни, а возможно и тысячи исцелились таинственным образом. Он духовник Папа. Мы все надеемся, что он сотворит чудо с с Папа».

*

В дневнике Ники Аликс написала:

Милое дитя, моли Бога, и он успокоит тебя. Не падай духом, он поможет тебе в твоих тревогах, твое Солнышко молится за тебя и возлюбленного больного. Дорогой мальчик, я люблю тебя так глубоко и нежно. Будь тверд и заставь докторов Лейдена и Захарьина каждый день приходить и говорить именно тебе, как они его находят, и давать точные предписания – так, чтобы ты всегда первым это знал, Тогда ты сможешь убедить его делать, что нужно. И если у доктора есть какие-нибудь пожелания или нужда в чем-нибудь, вели ему обращаться прямо к тебе. Не позволяй другим вмешиваться помимо тебя. Ты – сын своего отца, и все должны говорить тебе и спрашивать обо всем тебя. Покажи свой характер и не позволяй другим забывать, кто ты. Прости меня, любимый.

Делись со мной всем, душка, ты можешь полностью мне доверять, смотри на меня как на часть самого себя. Пусть твои радости и печали будут моими, это еще больше сблизит нас. Мой милый, как я люблю тебя, дорогое сокровище, мой единственный.

Душка, когда ты падаешь духом и грустишь, приди к твоему Солнышку, и она постарается утешить тебя и, подобно своему тезке, с Божией помощью согреть тебя своими лучами.

Только твоя, твоя маленькая плутовка. Мой котенок!

*

20 октября наступила развязка. Дыхание больного стало затруднительным, врачи давали ему вдыхать кислород из кислородной подушки. Отец Иоанн причастил царя, но вскоре начались судороги.

Александр Третий пробормотал: «Боже, прости меня грешного, – посмотрел на жену. – Прощай…» И его дыхание остановилось. Отец Иоанн, наложив на его голову руки, продолжал молитву.

В голубых глазах Николая Второго появились слезы. Он взял дядю Сандро за руку и вывел из спальни. В своей комнате Николай Второй припал к груди дяди и зарыдал, тот тоже заплакал. Сквозь слезы новый русский царь воскликнул:

– Сандро, что я буду делать? Что будет теперь с Россией? Я еще не подготовлен быть царем. Я даже не знаю, как разговаривать с министрами.

Во время панихиды Николай Второй с удивлением смотрел на улыбающееся выражение умершего царя. «Он словно хочет рассмеяться…» – подумал Николай Второй. «Отмучилась душа от земного груза, – услышал он тихий голос пожилого слуги, – и теперь радуется».