Давно улетучился газ ядовитый —
Громогласных орудий улёгся огонь.
Агнец нетленный, лаврами витый,
По полю скакал, где раньше был бой.
—
Агнец скакал, с божественной свитой:
Валькирии, все облаченные в мех!
Агнец прощение нёс, недобитым,
Но на поле сим уж не было тех.
—
И я там лежал, с лёгким пробитым,
Кровавым дыханием окрасив доспех.
И агнец играл незатейливый ритм,
А я вспоминал про вас всех.
—
Железные люди – гранитные плиты,
Им всем повезло быть в глубинах земли.
Ведь кто-то для воронов пища. И грифов
Кормить им всем вечно своими костьми.
—
Я был искалечен, ребёнок войны,
Мне серая бабочка села на грудь
И агнец шептал святы песни свои,
И по щекам вместо слёз, текла ртуть.
Szabas 38-23-ТЕ
Пожиратель миров Апофис,
Озарит свой личный ковен.
И будь шаг их чист и ровен,
Раз уж их не душит совесть.
—
Кровью небо, ей же повесть.
Чёрным солнцем, в жертву овен,
Чтобы был Фенрир доволен,
Мы несём по миру весть.
—
И сторонников не счесть,
Коли мир наш вечно болен
До земли и вечной соли,
Коей солим нашу месть.
—
Звери в человечьих шкурах,
Крошат когти, душат честь.
Трубадуры давят лесть,
Кроя трещины в текстурах.
—
В горьких ведьминых микстурах
Тушим-топим своё горе.
Вечность есмь в макулатурах,
Вечность всё равно что море.
—
Не поймут рабы Амура
Дисгармонии в миноре.
И в матёром резонёре
Не узрят они лжеца.
—
Не узнают предсказания,
Лисьим хитростным сказанием,
Чрез сплетения ума,
С превносимым духом псалма.
Via est mors 39-23-ТЕ
Мертвецы охраняют свои секреты.
Мертвецы защищают свои права.
И мрачный жнец – радикально левый,
Всех уровняет – одна трава.
Могилы разрыты и Локи дочь
Шагает по ним, вместе с псом косматым:
Анубис пил и горланил маты
И вой его разносился в ночь.
А день наступит и будут рады
Все, кто кривил на наш белый свет.
И нам не надо ничего кроме правды,
И нам не надо доживать свой век.
Я красный, будто пески саваны,
Смотрю на свой молодой скелет.
Мне друг позвонит и спросит: «Как там?»
А я отвечу: «Меня больше нет».
И я по новой в колыбель, отравлен
От капель этой самой горькой лжи.
Ко мне змея ползёт – я с ней сплавлен.
Она шипит мне: «Не губи!»
Но я раздавлен от напряжения:
Рублю ей шею о свой стилет.
Вот так встречаю первый день рождения,
А это мой праздничный обед.
Я вырву яд из пучины глотки!
И выпью яд, когда стану стар.
Мне жить и так-то не больше сотки,
Что я потрачу на мёд-нектар.
Я лягу в земь, растекутся соки,
И знаю кто ждёт у черты.
Я вижу смерть, ни к чему намёки,
И я вкушаю все её черты.
И смерть меня также уровняет
Со всеми, с кем я неравен был.
И я стою у последней грани,
У той единственной, кого любил.
Aeneas 40-23-ТЕ
Облака плывут над моей головой.
Я дышу и вижу облачко пара.
Четыре часа. Ещё очень рано,
Чтоб стать наконец-то самим собой.
Город пустует. На телеэкранах:
Холодом веет порыв новостей.
Я достаю из просторных карманов
Пригоршню птичьих поблёкших костей.
Кладу на асфальт и тихо включаю
Песню почивших пернатых друзей,
Чтоб хоть на секунду укрыться от лая,
Средь мёртвых дворов, мог модерна Эней.
Часть II – Анималистичная скальдика
Царь зверей 1-21-А
Я живу одним днём,
Первородный убогий плебей,
Задыхаясь в наплыве идей,
Почитая лишь волчий закон.
—
Всё моё – для людей,
Ну я, лишь весны ветерком,
Да в далёкую землю ведом,
Где сидит царь зверей.
—
В окружении икон
Древних хищников стайных,
Охраняя великую тайну
О своем появлении в лике людском.
—
На развалинах рая,
Я в звериное око смотрю,
Ну а вижу себя,
Что себя сохраняет.
—
И для капищ огня,
Нужно больше,
Чтоб снова одним стали мы,
В отражении богов острия.
—
И в преддверии иной старины,
И в стремлении к истоку вселенной,
Я навечно срастаюсь с гиеной,
В предвкушений величия тьмы!
Фенек 2-22-А
Клык на камень нашел,
Растираясь в пыль.
Зверя режут ножом,
Расцветает полынь.
—
Мясом полон мой дом,
Я охотничий сын.
Зверя кровь, кипятком,
В моей вене, бензин.
—
Изменён мой геном,
Я детёныш пустынь.
В моём сердце гнилом,
Ты навечно и сгинь!
—
В моём мозге дурном,
Копошиться латынь.
Своим хрупким ребром,
Порождал героинь.
—
Но не стать мне отцом,
