как сигнала в набат.
До предела натянуты нервы.
– Батарея, вперед! – тихо молвил комбат.
И в свинцовую воду вошел самым первым.
Забурлила река.
«На тот берег… Быстрей!»
Уже брезжит рассвет бледнолико.
А тут враг, как назло, начал вдруг артобстрел…
И тонули солдаты без крика.
О, родная река, что неласково так
Сыновей ты своих принимаешь?
Нам солдаты нужны для Побед, для атак,
Для парада на площади в Мае!
Наконец-то песчаное, зыбкое дно…
– Батарея! Орудия к бою!
Мы отсюда теперь не уйдем все равно.
Постоим, как поэт говорил, головою.
– Батарея! Огонь! – и снаряды летят.
Вот где нужно солдатское мужество.
– Батарея! Огонь!
Вражьи танки горят.
Паутинная свастика рушится.
Смят противник.
Уставший комбат,
Жадно курит махорку взатяжку.
– Батя, ты молодец, – говорит седоусый солдат,
Рядом с ним на траву опускается тяжко.
Не бывать на земле, на родимой, врагу.
Пахнет воздух цветами и дымом.
Батарея теперь на другом берегу,
На советском, на нашем любимом…
Рукавицы
Вот и отцу пришла повестка.
Мать вся слезами извелась.
Рассыльный дверь закрыл не резко,
А звук – как бомба взорвалась.
Потом в наш дом пришли солдатки,
Мужья которых на войне.
И колесо жужжало прялки,
Пока луна взошла в окне.
За полночь, поздно расходились,
Излив страдания свои.
А звезды в небе не светились,
В садах молчали соловьи.
А мать сидела до рассвета,
Мелькали тонких спиц лучи.
Отца дымилась сигарета
Всю ночь у сгорбленной печи.
Когда заря взошла пожаром,
Багряным отблеском войны…
Мать, слезы вытерев, сказала:
«Вот рукавицы я связала,
Возьми, в пути тебе нужны…»
Отец взял молча рукавицы,
Примерил молча, молча снял.
И руку с тонкой светлой спицей
Смущенно ей поцеловал.
А утром – проводы и слезы.
На фронт – дорога без конца.
Вдали войны гремели грозы.
Разрывы бомб и свист свинца.
Вернулась мать домой послушно…
К печали, к горести своей…
А рукавицы под подушкой
Нашла в кроватке сыновей.
Цветы на граните
Светлой памяти матери
Когда нам приходилось отступать,
Врагу дома,
детей,
селенья бросив,
Мы говорили: «Жди.
Вернемся, мать…»
А матери той было двадцать восемь…
Еще мы говорили: « Ты ж гляди,
Не урони престижа родового.
Детишек сохрани и честь блюди.
Дождись меня
погибшего,
живого…»
Солдаты отступали…
А они
Здесь оставались с целым детским садом.
Теперь попробуй,
ПОДВИГ оцени.
Придумай, соответственно, награду!
Мы утверждали: «Ждите!
Мы придем…
Фашисты побоятся, вас не тронут…»
А их пытали сталью и огнем,
Живьем бросали в ледяную прорубь…
Детишек отрывали от груди,
Сжигали их
В огне костра немого…
«Детишек сохрани, и честь блюди.
Дождись меня, погибшего,
живого…»
Какой же силой надо обладать!
Какой надеждой, верой и терпеньем!?
Нередко мы
израненных солдат
Ей оставляли. Мы – для исцеленья.
И сколько их
она вернула в строй,
Не испугавшись пыток и расстрела!?
И может среди нас
тот рядовой,
Которого
ОНА
спасти сумела?!
Отрывок из поэмы
«Острая могила»
Три тысячи мирных жителей города Ворошиловграда расстреляли фашисты в районе Острой Могилы в годы оккупации.
Из путеводителя по Ворошиловграду
МОНОЛОГ
Еще вас в пеленках носили,
А травы здесь были в военной росе.
Три тысячи жизней – в могиле!
Три тысячи жизней – в земле!
Не знаете нас поименно.
Не слышали вы наших слов.
Касаются нежно знамена,
Простреленных наших голов.
И память тревожит, как рана,
(Нельзя нас уволить в запас).
С высокой вершины кургана
Доверчиво смотрим на вас.
Как дорого стоит свобода,
Не выразит кисть на холсте.
По улицам белым Камброда
Ночами вели на расстрел.
Шумела метель огневая.
Под голой пятою снег жгуч.
Тускнел, темноту разрывая,
Холодный прожектора луч.
Зарницы пылали высоко,
И что-то шептали уста…
Была перед смертью жестокой
У каждого в жизни мечта.
ГОЛОС ПЕРВЫЙ
Воды…
Воды… воды…
Хочу воды, как будто после жатвы…
Звезда летит.
Горят сердец ряды.
Кровь солона не утоляет жажды.
Родимый край.
Уже заря зажглась.
Водой полны и реки, и криницы.
Так хочется, друзья, последний раз
