Черный монах исчезает.
Таня 1. Обещаете?!
Коврин. Обещаю!
Сцена 2
Зала в доме Песоцких. Посредине стоит накрытый обеденный стол. Слева с торца сидит Коврин, напротив него, справа, – Таня 1. Они в ожидании. Молчание. Раздается крик: «Кто привязал лошадь к яблоне?!» Быстрым шагом входит Песоцкий.
Песоцкий. Я спрашиваю: какой мерзавец привязал лошадь к яблоне?!
Песоцкий садится за стол. Таня 1 подает ему время от времени блюда.
Песоцкий(с аппетитом ест и одновременно говорит). Боже мой! Боже мой!.. Перепортили, пересквернили! Перепакостили!
Таня 1 пытается что-то сказать.
Песоцкий. Молчи!.. Пропал сад! Погиб сад!.. Боже мой!
Коврин. Егор Семеныч, тридцать десятин земли – и всего одна яблоня. Ну, что вы, ей-богу?
Песоцкий. А еще оранжереи, теплицы, грунтовые сараи. Две пасеки – чудо нашего столетия!..
Таня 1. Степка возил ночью навоз и привязал лошадь. Кора немного потерлась.
Песоцкий. Каналья! Повесить мало!
Коврин. В детстве ваш сад производил на меня сказочное впечатление. Каких только в нем не виделось причуд, изысканных уродств! А теперь я слышу название: «коммерческий».
Песоцкий. Ежегодно несколько тысяч чистого дохода… Я очень рад, что ты приехал. (Подходит к Коврину, обнимает его.) Несказанно рад… Спасибо. Есть у меня кое-какие соображения насчет тебя… Но это потом… потом… Пусть будет этакая интрига.
Песоцкий снова усаживает за стол, продолжает есть.
Песоцкий (Тане 1.) Обещают утренник, так что спать не ложись. Костры уже развели.
Коврин. Я ещё в детстве чихал здесь от дыма. Но до сих пор не понимаю, как это дым может спасти от мороза.
Таня 1. Дым заменяет облака, когда их нет.
Коврин. А зачем облака?
Таня 1. В облачную погоду не бывает утренников.
Коврин. Вот ведь не знал.
Песоцкий. Всего знать, конечно, нельзя… Как бы ни был обширен ум, а всего туда не поместишь. Ты по какой науке?
Коврин. Философия.
Песоцкий. Вот оно как…
Коврин. Читаю ещё психологию… Но, вообще, философия… да…
Песоцкий. И всю жизнь?
Коврин. Да…
Песоцкий. И не прискучило?
Коврин. Напротив, этим только и живу.
Песоцкий. Ну дай бог, дай бог… И всё равно я рад за тебя… Очень рад, братец… (Сыто откинувшись на стуле.) Философия, говоришь… А знаешь ли ты, братец, что твой бывший опекун и воспитатель тоже в своем роде известная личность?
Коврин(переглянувшись с Таней 1). Как же – известный в России садовод.
Песоцкий. Статейками балуюсь.
Коврин. Ну, Егор Семеныч!
Таня 1. Прекрасные статьи. Он отлично пишет.
Песоцкий. Ну, уж и отлично! Скажешь тоже.
Таня 1. Сейчас, Андрюша, я принесу.
Таня 1 направляется к выходу. Ей навстречу выбегает Таня 2 с брошюрами и журналами в руках, подает их Тане 1.
Песоцкий. Не слушай ты её, пожалуйста! Не читай!
Таня 1. Вот, Андрюша, почитайте статьи отца.
Песоцкий. Впрочем, пожалуй, читай: прекрасное снотворное средство.
Таня 1. По-моему, великолепные статьи!
Песоцкий хохочет.
Таня 1. Вы прочтите, Андрюша, и убедите папу писать почаще.
Коврин. Обязательно.
Песоцкий. Да не слушай ты её… (Дрожащими руками перебирает и перекладывает брошюры.) Сначала прочти это. Статья Гоше… и вот эти русские статейки… чтобы было понятно… Прежде чем читать мои возражения, надо знать, на что я возражаю… (Собрав брошюры в стопку, подает их Коврину.) Вот…
Коврин. С удовольствием. Ночь длинная… Надеюсь, осилю. (Тане 1.) Мне бы для такого дела… бутылочку того вина, что с обеда осталось. (Взвешивая на руке брошюры.) Нет, все-таки две бутылки.
Таня 1 направляется к выходу. Ей навстречу выбегает Таня 2 с вином в руках, подает их Тане 1. Таня 1 подает вино Коврину.
Коврин. Покойной ночи вам! Облаков побольше. (Уходит.)
Песоцкий(вслед). Скучища… ерунда! (Таня 1 обнимает его.) Спать пора, кажется…
Сцена 3
Комната Коврина. Он полулежит на полу, вокруг него полупустые бутылки и брошюры. В кресле сидит Черный монах.
Коврин(берет и кидает брошюры). «О промежуточной культуре». «Несколько слов о перештыковке почвы под новый сад». Вот! «Еще об окулировке спящим глазком». И все в таком роде. (Откидывается на спину.) Давно я не читал такой дребедени. Помрешь со скуки. (Садится.) Но какой задор! Нервный. Я бы сказал болезненный.
Черный монах. Вот статья с мирным названием «Русская антоновская яблоня».
Коврин. Посмотри, как он её начинает. Фонтан ядовитых слов. О профанах и дилетантах. А в конце сожаление о том, что мужиков, ворующих яблоки, больше нельзя драть розгами.
Черный монах. Разведение садов – дело красивое и здоровое.
Коврин. Я тоже так думал. Но нет! Эти идейные люди – с высоты своего опыта и возраста – превращают милое, невинное дело в страсть и войну. И почему-то считают, что имеют на это право. А ведь это издевательство над природой. Груша в виде пирамиды, зонт из яблони, дуб в виде шара. А эта цифра из слив, означающая год, когда Песоцкий занялся садоводством! Это же насилие над естеством!
Черный монах. Да ты гилозоист.
Коврин. Учение о наличии души у природы мало интересовало меня. Но теперь… Я иногда сам чувствую себя яблоней, к которой привязали лошадь…
Черный монах. Ты привязан к этому дому?
Коврин. Единственное место, которое мне здесь по душе, – это парк. Угрюмый, строгий. Он оканчивается обрывистым, крутым берегом. Сосны с обнажившимися корнями. Мохнатые лапы. Внизу нелюдимо блестит вода. Кулики жалобно посвистывают. Мрак… и такое настроение…
Черный монах. Хоть садись и балладу пиши.
Коврин. Слушай, после наших с тобой встреч мне весело. Вчера я смеялся, пел и даже станцевал мазурку! Таня сказала, что у меня особенное, вдохновенное лицо. Я очень-очень интересен… Я часто взволнован, приятно взволнован… Иногда мне сильно хочется рассказать о тебе Тане и Егору Семенычу.
Черный монах. Лучше промолчать.
Коврин. Да, наверно, сочтут за бред…
Черный монах. Или испугаются. (Пауза.) Зачем тебе эти люди? С их призрачным садом… Зачем избранному статьи о спящем глазке?
Коврин. Наивная, нерассуждающая любовь. И если бы не эта девушка и её отец, я бы, пожалуй, и не узнал, что такое любовь. К очень близким, кровным людям. В раннем детстве я потерял отца и мать.
Черный монах. Это просто полубольные нервы…
Коврин. Нет-нет! Эти два человека любят меня, как родного.
Черный монах. Ты же философ, ты должен отличать желаемое от действительного.
Коврин. Я никогда не смогу полюбить здоровую, крепкую, краснощекую женщину. А вот бледная, слабая Таня…
Черный монах. Для тьмы все кошки серы…
Коврин. Как ей могут нравиться эти статьи?..
Черный монах. Брось их. А что твоя последняя статья?
Коврин. Идеи, к которым я пришел в разговорах с тобой, имели огромный успех. Она произвела фурор!
Черный монах. Ты избранный. И должен держаться этого пути.
Коврин. Вот ты странный, сверхъестественный монах. И вижу тебя только я один. И иногда меня берут сомнения…
Черный монах. Сейчас ты опять скажешь, что болен и дошел до галлюцинаций.
Коврин. Да не в этом дело! Мне хо-ро-шо! Мне непонятно как радостно! Хочется чего-то гигантского! Необъятного! Поражающего! Ведь что я понял: я никому не делаю зла. А значит, в тебе, в моих галлюцинациях, нет ничего дурного.
Черный монах. А что пишут об этом в твоих книгах по психологии?
Коврин. Мысли, которые я вычитываю из книг, уже больше не удовлетворяют меня… А вот разговоры с тобой дают мне пищу для размышлений… Надо, чтобы Таня прочитала мою статью… Нет, пустое… Уже утро… Надо бы все-таки поспать. (Потягиваясь, в полудреме.) Позову лакея, пусть принесет вина… Еще несколько рюмок… Потом укроюсь с головой и, может быть, усну… (Засыпает.)
Сцена 4
Гостиная в доме Песоцких. Егор Семеныч и Коврин сидят в креслах. Таня 1 и Таня 2 – за пианино. Играют в две руки. Таня 1 пытается напевать. Таня 2 поглядывает на Коврина. У пианино, видимый только Коврину и Тане 2, стоит Черный монах. Таня 2 резко прерывает игру.
Таня 2. Андрюша!
Таня 1. Андрей Васильевич, что с вами? Вы чем-то расстроены?
Песоцкий. Братец, как видно, сегодня не в духе.
Коврин. Меня сегодня с самого утра занимает одна легенда.
Таня 1 и Таня 2. Ой, расскажите!
Рассказывая легенду, Коврин время от времени смотрит на Черного монаха, подходит к нему, чем вызывает настороженность и удивление у собеседников, для которых монах не виден.
Коврин. Легенда странная…
Таня 1. Тем более интересно.
Коврин. Ни с чем не сообразная…
Таня 1. Рассказывайте.
Коврин. О черном монахе.
Песоцкий. Ну, давай развлеки старика.
Коврин. Начать с того, что она не отличается ясностью.
