Пенни уставилась на него, давая понять, что не верит ни единому его слову. Сара Уилсон, мама Люка, была чудесной женщиной, но она точно не умела танцевать вальс. Или Пенни так только казалось? Сара была самым неуклюжим человеком на свете. Она вечно спотыкалась, опрокидывала что?то и презирала спорт, несмотря на то что полжизни проработала в больнице. Если бы она умела танцевать вальс, Пенни бы это точно знала. Она провела с ней больше времени, чем с родной матерью.
– Люк… ты не обязан. Тебе же придется пойти на бал… со мной.
– Это приглашение, малышка-пони?
– Люк!
– Что?
– Лю-ук!
Стон Пенни заставил его рассмеяться и взъерошить светлые выгоревшие кудри. Пенни, как обычно, засмотрелась на этот живописный беспорядок у него на голове, потом на линию носа с горбинкой, которая делала его только лучше, на руки, уверенно держащие руль. И она, Пенни-из?хора, окажется в этих руках? Минимум трижды в неделю?
В глазах закипели слезы отчаяния. Это будет настоящая мука, потому что после каждого их близкого контакта она начинала задыхаться. Ее огромное влюбленное сердце просто не помещалось в грудной клетке и напрочь перекрывало доступ кислороду. Ей начинали сниться сны. Что это были за сны, кто бы знал! Не заявляйся Люк в ее комнату пару раз в неделю, она бы непременно заклеила стены постерами с его фотографиями, но, к большому сожалению, трудно любить кого?то, кто живет в соседнем доме и не видит ничего зазорного в том, чтобы прийти к ней посреди ночи и улечься спать рядом, потому что – цитата – «мама сказала, что, если приду после двух ночи, не пустит на порог».
И разумеется, Люк никогда не лез в свое окно – он лез в окно Пенни. А она страдала, купаясь в его запахе и тепле. Большой Волк Уилсон утверждал, что привык обнимать во сне плюшевого мишку, а Пенни такая милая и мягкая, что вполне за него сойдет. Утром он исчезал, как волшебный сон.
И Пенни ненавидела себя за то, что ловила его силуэт в окне напротив.
– Люк, я не могу просить тебя о таком. Ты явно должен идти с какой?нибудь королевой бала, а не с…
– Я и иду с королевой бала.
– Стой. Танец… это просто вальс, не приглашение…
– Нет, Пенни. – Он вдруг стал очень-очень серьезным. – Я приглашаю тебя…
– Замолчи!
– …на…
– Замолчи, черт бы тебя побрал!
– …бал!
– Люк!
– Пенелопа Пони Браун!
– У меня не такое второе имя!
– Ты пойдешь…
– Ни за что!
– …на бал…
– Ты рехнулся!
– …со мной?
– Ты. Должен. Позвать. Какую?нибудь девчонку, с которой потом повесишь фото с бала на стену общего дома, а не со мной. Подруга Пенни-из?хора – это конец твоей репутации. Ты должен позвать того, кто тебе нравится. Как девушка.
– А если я не могу?
Он припарковался на дорожке как раз между домами Браунов и Уилсонов. Она образовалась тут за последние годы, когда у Люка появилась машина и он назвал это место нейтральной зоной.
– Не можешь? Она занята?
– Ну допустим.
– Все так безнадежно?
– Абсолютно.
Он был так серьезен, что у Пенни от страха заколотилось сердце. Люк никогда не бывал серьезен.
– Люк, чтоб тебя, Уилсон!
– У меня не такое второе имя.
– Ты что… влюбился и ничего мне не сказал?
Он долго смотрел Пенни в глаза, прежде чем ответить, и она с каждой секундой теряла веру в себя.
Ну конечно! Он просто заставит при помощи подружки из хора ревновать какую?то крутую девчонку. Может, это Тейлор? Она ему, кажется, когда?то нравилась. Или эта милая девочка из команды чирлидеров? Сью Смит, кажется.
– Да.
Это коротенькое слово окончательно добило Пенни, и она вылетела из машины, чтобы не разрыдаться в присутствии лучшего друга, который шесть лет только и делал, что обзывал ее «пони», трепал по волосам и делал вид, что она его любимая плюшевая игрушка. Когда мальчики вырастают, об игрушках следует забыть.
* * *
Когда зал наконец опустел, Кэтрин подхватила ключи, щелкнула выключателем, обернулась и вдруг застыла, заметив в углу зала темный мужской силуэт.
– Напугал? – послышался насмешливый голос.
– Нет, просто к твоему присутствию надо привыкнуть.
Ее речь, как и всегда, звучала ровно, четко, связно, хотя внутри черепной коробки архивы горели, а тараканы метались из угла в угол, вопя, что задницей чувствуют: миссия будет провалена. И все благодаря стоящему напротив парню.
– Давай сначала. – Неожиданно для нее он сделал шаг и протянул руку. – Хитклифф Риверо.
Приятно познакомиться.
– Я знаю, – так и не ответила на рукопожатие Кэтрин, сжав ежедневник. Находиться рядом с ним, практически преступником, было как минимум тревожно, особенно учитывая, что окружали их тишина и темнота. И жуткая неловкость. – Двадцать один год. Ты не учишься в школе. В колледже, судя по всему, тоже, раз ты здесь. Это было в досье.
– Что?то еще?
Взгляд зацепился за причудливые браслеты у него на запястьях. Стало интересно, что именно на них изображено, вот только рассмотреть не удалось.
– Ты мексиканец?
Она не знала, почему вдруг спросила. Наверное, потому, что буквально вчера прочитала, что по стране доля преступлений, совершенных афроамериканцами и испаноязычными, в несколько раз выше, чем совершенных белыми.
– Колумбиец. А это имеет значение?
«Черт! Наверняка прозвучало как обвинение», – обругала себя Кэтрин.
– Нет, – попыталась оправдаться она. – Просто решила уточнить. Предпочитаю знать о людях все.
– Зачем? – прищурился парень. – Выпить со мной на брудершафт и не забыть поздравить с Днем независимости Картахены?
– Что? Нет.
Хорошо, что в темноте было не видно, как ее щеки покраснели.
Он сделал пару шагов, будто обходя ее по кругу, а поравнявшись с ней, наклонился и прошептал:
– Одиннадцатое ноября. Просто чтобы ты знала. Запиши, – и толкнул локтем ежедневник, который она до сих пор сжимала в руках. – А то забудешь.
Зачем она кивнула? Господи, ну что за идиотка!
Сдался ей этот день Картахены. Взяв себя в руки, она произнесла:
– Итак, сто шестьдесят часов. Если один месяц тюрьмы приравнивается к сорока часам общественных работ, то что же ты натворил?
– Ого, – рассмеялся парень. – Прям так сразу, без прелюдий?
– А чего тянуть?
– Ладно, – выдохнул он и провел пальцами по густым волосам, отбрасывая их со лба. – Но ты сама захотела знать. У Вита, старшего брата моего отца, маленький, но приносящий хорошую прибыль наркокартель, пока отлаженный только на западном побережье, но мы работаем над его расширением. И две фабрики на севере Колумбии, поставляющие через границу примерно по сотне кило кокаина в месяц. Обычно мы используем для дропа подростков-нелегалов, но Дин, этот чертов ублюдок, сломал ногу, пришлось мне его заменить, и вот, как видишь, взяли.
Если бы Кэтрин нагнулась чуть ниже, то ее челюсть точно бы ударилась об пол. Это что, теперь у нее под надзором подрастающий Пабло Эскобар?
А если в Лиге плюща узнают? Не дай бог его имя засветится где?то в ее школьных бумагах – и будущему конец! «Дерьмо! – закрыла она глаза. – Какое же дерьмо!» А Хитклифф все продолжал рассказывать:
– В тот раз еще и траву пригнали, но раскуривалась она в край плохо. Пришлось полпартии сжечь. – Он вдруг рассмеялся, как будто не смог сдержать рвущийся наружу хохот. – Слышала бы ты, какой гвалт стоял потом над тремя улицами вниз по Миссисипи-роуд. Долгая история, – махнул он рукой. – Так что сезон не удался. Денег
хватило только вытащить из тюрьмы да срок скостить. А остаток, как понимаешь, пришлось отработать.
Что? «Запах горящей травы на три улицы вниз по Миссисипи-роуд?»
О господи! Кэтрин привалилась плечом к стене, словно пытаясь хоть у нее найти поддержку. Сколько «Миссисипи раз, Миссисипи два, Миссисипи три» нужно отсчитать, чтобы отмотать назад случившееся и никогда об этом не слышать?
– Черт, да ты несостоявшийся беглый преступник? – выдохнула она, чувствуя, как брови возмущенно поползли вверх. – О чем они вообще думали, отправляя тебя сюда?
– Даже не знаю, какое из слов больше задевает мою гордость: «несостоявшийся», «беглый» или «преступник».
– Ведро, тряпка, швабра! – воскликнула Кэт, выставляя руку вперед, словно защищаясь. – Вот единственные три слова, с которыми тебе придется иметь дело следующие пару дней. Потом будешь декорации красить! – собрав разбегающиеся врассыпную с криком «А-а-а-а!» нервы в кучу, произнесла она. – Работать только под моим присмотром!
Только в те часы, когда все будут здесь!
– Слушай, так не пойдет, – сделал он шаг вперед, и девушка против воли попятилась. – Я так эту сраную сотню часов год буду отрабатывать.
Скажи, что сделать, и просто дай сюда эти чертовы ключи.
– Нет уж! – Она инстинктивно спрятала связку в карман. Еще не хватало, чтобы он со своими дружками ночью сюда заявился и что?нибудь украл. Боже, тогда ее учеба плакала окончательно. – Инспектор сказал, что здесь я устанавливаю правила! А если не устраивает – вперед, иди жалуйся копам.
Хитклифф прищурился, явно не подразумевая под этим ничего хорошего.
– Запиши свой номер, и я скину тебе расписание, как остальным, – протянула Кэтрин ежедневник и ручку. – К началу не опаздывать. Без уважительных причин не пропускать. Если нужно отпроситься…
– Давай уже сюда. – Он выхватил ежедневник из ее рук, открыл на пустой странице, достал из?под резинки ручку и, постучав по имени на обложке, произнес: – Веришь ли ты в карму, Кэтрин Ли?
Его темные глаза сверкнули в темноте.
– Пиши мейл. Такой ответ считается?
– Нет.
И вместо того чтобы вернуть, он захлопнул книжку и, махнув на прощание: «Адиос!» – легким шагом направился к двери.
– Эй, ежедневник отдай!
Кэтрин рванулась в его сторону, но парень ловко увернулся, подняв книжку над головой, нарочно чуть подбрасывая в воздух и ловя одной рукой.
– Думаешь, как семиклассница за тобой гоняться стану? – произнесла она, испепеляя его
взглядом, и сделала шаг вперед. Хитклифф симметрично отступил назад.
– Посмотрим.
– Не дождешься.
Снова шаг и снова отступление.
– Тогда почему ты все ближе, Китти-Кэт?
Все?таки хочешь нормально познакомиться?
Если и было что?то, чего Кэт не любила больше, чем пустоголовость учеников, вечно достающих глупостями, так это когда ее называли подобными прозвищами.
– Хитклифф, ты последний человек, с которым мне когда?либо захочется познакомиться. Просто отдай книжку.
