– О чём ты, Юля?
– Ну, как вы отнеслись к больному животному, – киваю на мопса, – или ко мне, когда… намекаете на прошлое.
Лев Викторович равнодушно отворачивается и вальяжно устраивается в кресле. А я только больше распаляюсь.
– Так ведь нельзя. Ну, правда. «Человечность определяется не по тому, как мы обращаемся с другими людьми. Человечность определяется по тому, как мы обращаемся с животными». Слышали? Хотя откуда?..
Молчит.
Немного ошарашенно наблюдаю, как Демидов водит длинными, красивыми (разве у него может быть что-то некрасивое?) пальцами по мультимедийному экрану и включает музыку на минимальную громкость. Это, наверное, чтоб меня было неслышно.
Невозможный мужчина, хоть и симпатичный.
– Это, между прочим, Чак Паланик в «Призраках» написал. Человек уважаемый, образованный и всесторонне развитый.
Награждаюсь скептическим взглядом, который подогревает меня и дальше продолжать монолог.
– Животные – тоже живые существа, Лев Викторович. Котлетка вчера весь день температурила. Простудилась немного и в туалет не могла сходить, – краснею от красноречия. – Да… конечно, я понимаю. Это печально, что она сделала "это"… в вашей машине. Но у меня есть деньги.
– Пфф…
– А что вы так реагируете? Они не отцовские, не переживайте. Я сама заработала. Делала заказ для одной женщины, у которой умер муж. Ей нужен был их общий портрет…
– Твою мать, – слышу я справа и снова вздрагиваю, когда Лев Викторович бьёт по рулю.
Ругается под нос неприличными словами.
– Что? – пугаюсь.
Взгляд синих глаз затрагивает сначала бантик на голове Котлетки, потом мои коленки и замирает на секунду на лице в районе раскрытых губ.
– Какая же ты Юлька-мозгоклюйка!..
