– Нольвен больше не может ругаться, – пояснила я. – Совсем.
Танира тяжело вздохнула и пододвинула нам блюдо с бутербродами. После чего встала и вытащила из холодильного шкафа огромный торт.
– Ешьте, бедные мои. Что ж вы дальше делать-то будете? Это ж какой лживый тебе муж достался, деточка моя. Ой, негодящий.
Причитая, Танира принялась составлять на стол приготовленные для ужина вкусности. А мы с Нольвен, переглянувшись, принялись за торт. Ну его к Хаосу, жениха моего недоделанного! Торт не вечен, а Стевен никуда не денется.
– И все же, – задумчиво произнесла Нольвен. – Что ты будешь делать?
– Не знаю.
– А если к бабушке пойти? Старшая квэнни Конлет довольно, м-м-м, интересная личность.
– Родители проклянут, – хмуро отозвалась я. – Сколько раз ты меня прикрывала, когда я к бабуле бегала? То-то же.
Кухонная дверь с грохотом распахнулась, и мы, обомлевшие, увидели Стевена во всем его пафосном величии. Вокруг алворига Тенеана кружились яркие бабочки, которые нет-нет да и присаживались на значок лучшего выпускника. Значок, который был отлит из чистого золота и инкрустирован изумрудами. Значок, который должен был принадлежать мне! Или Нольвен. Но никак не этому подлецу!
– И не стыдно? – спросила подруга и кивнула на значок. – Хоть бы снял, прежде чем войти.
– Мне нечего стыдиться, – презрительно бросил он. – Лавант, ты, кажется, уже поела. Так что же тебя здесь держит? Десерт ждешь? Так я вижу, ты и до него добралась.
Я ахнула. Такого мерзкого укола я от него не ждала. Ведь Стевен знает, что все деньги семьи уходят на лечение Идрис Лавант! От злости у меня потемнело перед глазами и я почувствовала, что все мое дважды наведенное спокойствие стремительно улетучивается.
– Не смей оскорблять мою подругу, – процедила я и встала из-за стола.
– После свадьбы таких подруг у тебя не будет. Квэнти Лавант, извольте оставить меня и мою будущую жену для приватного разговора.
– Нольвен, – позвала я. – Подождешь меня в моей комнате?
Сверкнув недобрым взглядом, она скупо кивнула и, показав Стевену неприличный жест, вылетела из кухни. Казалось бы, моя лисонька просто в ярости, но я-то видела, что она едва сдерживает слезы. Для Нольвен бедность, обрушившаяся на семью, стала страшным ударом. Раньше она была одной из самых завидных невест, а после того, как квэнни Лавант словила страшное проклятье… От их семьи отвернулись очень многие. Почти все. Особенно когда стало ясно, что в армию не вернется ни Идрис, ни ее муж, который решил оставаться рядом с женой столько, сколько ей уготовили боги. И Стевен, зная все это, осмеливается попрекать Нольвен! Попрекать мою лисоньку, которая находится, на минуточку, в моем доме!
– Я говорю с тобой, Маэлин, – недовольно окликнул меня алвориг Тенеан.
Медленно подняв на него взгляд, я чуть приподняла бровь, копируя сердитую бабушку, и спокойно произнесла:
– Я не слушала. Ты сказал что-то важное? Объяснял, отчего предал меня?
Стевен поперхнулся набранным воздухом и обескураженно замолчал. А я, скользнув по нему взглядом, как будто увидела своего жениха впервые. Темные волосы модно острижены, костюм с иголочки, до блеска начищенные туфли. Холеный и лоснящийся выпускник-целитель, не способный скастовать простейший щит. Как я вообще могла поверить, что этот франт действительно собирается пойти в Военную Академию?! Даже я больший боец, чем он!
Прищурившись, Стевен сделал шаг вперед, но сказать ничего не успел: в кухню вошла моя мама. Светловолосая и светлоглазая, с широкой улыбкой, она тут же прощебетала:
– Не ссорьтесь. И давайте перейдем в гостиную, здесь слишком… Здесь мне не по себе. Ох, Нольвен уже ушла? Мэль, ты бы завернула подруге с собой тортик. Дядюшка ее, помнится, уважает сладкое.
– Нольвен никуда не ушла и ждет меня в моей комнате, – отрезала я. – И, мама, ты же знаешь, что она никогда не берет у нас ничего!
Моя лучшая подруга была болезненно гордой. Даже просто заставить ее поесть у нас было настоящим подвигом. До тех пор, пока я не догадалась спросить: "То есть мне в будущем не стоит рассчитывать на твою помощь и поддержку?" С тех пор она спокойно обедала и ужинала у нас. А ее дядя начал учить меня драться. Ну-у, я старалась, конечно. Прикладывала все возможные усилия, но он до сих пор остается мною недоволен. А ведь уже два года я трижды в неделю тренируюсь под его чутким руководством.
Матушка, церемонно приняв руку Стевена, увлекла его к чайной гостиной. Это, если честно, моя самая нелюбимая комната во всем доме. Все, абсолютно все плохие новости мне сообщали именно там. Мы с Нольвен даже называли чайную гостиную предвестником несчастья.
– Присаживайтесь, – с улыбкой прощебетала мама. – Я заварю чай, а там и алвориг Конлет подойдет. Твой папа, Мэль, не ждал вас так рано, он сейчас в своем кабинете. Заканчивает важные дела.
Последнюю фразу мама особенно выделила. Как будто моя вина в том, что мы вернулись домой раньше!
Заняв одно из шести кресел, расставленных вокруг круглого столика, я чинно сложила руки на коленях и уставилась в стену. Буду делать вид, что никогда не видела, чем именно обиты стены чайной гостиной.
Стевен, впрочем, тоже не спешил заводить разговор. Он сел рядом со мной, закинул ногу на ногу и, отмахиваясь от иллюзорных бабочек, принялся что-то помечать в призванном блокноте. Он был спокоен и уверен в себе, как будто ничего особенного не произошло. И у меня в голове начала оформляться очень мерзенькая, очень гнусненькая мысль, которую я постаралась отогнать подальше.
Закончив заваривать чай, мама накрыла на стол, и в этот момент в комнату вошел отец. Высокий, широкоплечий и, как всегда, стремительный. Он пожал Стевену руку, кивнул жене и хмуро посмотрел на меня. А я-то в чем виновата?
– Для тебя, Мэль, с мятой и мелиссой. Ты слишком напряжена. – Мама пододвинула мне чашку.
– Ты угрожала проклясть дежурного, если он немедленно не откроет двери, – весомо проронил отец. – Из-за этого едва не было сорвано заклятье, создающее иллюзии вокруг каждого выпускника. Заместитель ректора по учебной работе очень тобой недоволен.
– Ты упускаешь из виду, отец, причину, по которой мне пришлось покинуть зал досрочно.
Я права.
Хаос вас всех побери, я – права! Но отец хмурится, и мне вновь хочется вжать голову в плечи, извиниться и пообещать больше так не делать. Но… Не сегодня.
Повернувшись к Стевену, я выдохнула:
– Как ты мог? Как ты мог предать меня?
– Это не предательство, милая, – покровительственно произнес мой жених. – Это разумный поступок. Кто-то из нас двоих должен был принять правильное решение.
К моему ужасу, мама согласно кивнула, а Стевен продолжил вещать:
– Ты зациклилась на учебе, Маэлин. Планировала практиковать, работать. Ты даже позволяла себе думать о том, чтобы построить карьеру в столичном доме исцеления. Кто-то должен был тебя остановить. Ты – моя будущая жена, мать моих детей. Ни о каком дополнительном образовании не может идти и речи. Дата нашей свадьбы назначена на середину зимы, а сейчас конец августа. За оставшиеся месяцы тебе нужно спланировать рассадку гостей, продумать меню и выбрать фасон для свадебного платья. Я уже выбрал особняк и нанял людей, которые приведут его в идеальный вид. Уже этой зимой ты займешься домом. И ты собиралась все это совмещать с учебой? Хорошо еще, что наши прекрасные матери сняли с тебя часть обязанностей и подготовили список приглашенных.
Он говорил, говорил – что-то там про приглашения, которые должны быть написаны от руки, а я… А я молчала. Тяжелый взгляд отца не давал мне вымолвить ни слова. Собравшись с силами, я кое-как выдавила:
– Так вы все знали? Вы все знали…
– Маэлин, – весомо уронил отец, – будь любезна держать свои эмоции под контролем.
Под контролем?! Рушится моя жизнь, а мои родители, моя семья, в сговоре с врагом! Ну, не с врагом, но как минимум – с предателем!
Последняя мысль стала для меня как ведро студеной воды на голову. Получается, мама и папа – тоже предатели? Получается, что та мерзкая мыслишка – правильная. Я гнала ее от себя! Не хотела думать, что родители могли так поступить. А они смогли.
– Маэлин, – позвал меня Стевен. – Я… Маэлин?
Я медленно поднялась. Если еще немного здесь просижу, то закачу безобразную истерику и матушкин фарфор будет непоправимо испорчен. Как сейчас непоправимо испорчена я и моя вера в семью.
– Сядь немедленно, – осадил меня отец.
– Что ж, – выдохнула я. – Что ж, бесконечно рада, Стевен, что тебе удалось проскочить на место лучшего выпускника. Вот только окружающие будут знать правду. И тебя это злит, не так ли? Ведь ты даже не второй, а третий.
Натянув на лицо улыбку, мой жених тоже поднялся из-за стола:
– Этот значок, Маэлин, позволит мне содержать тебя и наших детей…
– Этот значок ничего не стоит, если в голове нет знаний, – отрезала я. – Но в любом случае он твой по праву: я-то официально отказалась от всего, кроме диплома. Учись, Стевен, учись и помни, что Высшая Академия Исцеления каждые два месяца экзаменует своих учащихся и недостойные вылетают с позором. А у меня, знаешь ли, планы не изменились. Я пойду в Сагертскую Военную Академию.
Матушка ахнула и подхватилась на ноги:
– Никакой Военной Академии!
Отец, не отводя от меня недовольного взгляда, продолжал спокойно пить чай.
– Если ты рискнешь, – прищурился Стевен, – то можешь считать нашу помолвку аннулированной. Мне не нужна изрядно попользованная жена. Высший целитель Терсей доказал, что частые интимные контакты женщины с одаренными мужчинами не влекут за собой накопления магического потенциала. А про Военную Академию давно известно…
Это было последней каплей. Я даже не успела подумать, как хлоп! И у меня горит рука, а на его щеке расцветают крупные гнойные фурункулы.
– Попробуй снять, о лучший выпускник, – усмехнулась я. – Даже если я не пойду в Академию, твоей женой не стану.
– Маэлин, иди в свою комнату. Успокоишься – извинишься, – как всегда, весомо и равнодушно уронил отец. – Твою вспышку я спишу на истеричный женский нрав. Но если ты выйдешь из этого дома… Я запрещаю тебе возвращаться.
– Я поняла, – кивнула я. – Можете начинать делать нового ребенка.
Выходя из чайной гостиной, я не отказала себе в мелочном удовольствии и как следует хлопнула дверью. Воспитанные квэнти себя так не ведут? О да, поэтому моим бесценным родителям будет вдвое противней от моего поступка!
Конечно, потом мне станет стыдно, ведь половина от бушующих во мне эмоций – откат от заклятья исцеления. Чувства нельзя убрать насовсем, их можно отложить. Что и делает это заклятье. Оно предназначено для целителей, которым предстоит архиважная операция или ритуал. Вообще-то, мы с Нольвен не должны его знать. Но когда ее матушка была проклята… Я должна была помочь лучшей подруге. И ничего другого придумать не смогла.
– Мэль? На тебе лица нет. – Нольвен, сидевшая на моей постели с книжкой, подхватилась на ноги и, хмыкнув, добавила: – Крови поверженного врага я тоже не вижу.
– Стевен обзавелся фурункулами, а отец сказал, что если я выйду из дома, то обратно уже не войду. Они все знали, лисонька. Они все знали, и дата свадьбы уже назначена. И особняк Стевен выбрал. И даже список гостей составлен. И только я, как последняя дура…
Договорить у меня не вышло: из глаз брызнули слезы, и я поспешила спрятать лицо в ладонях. Матушка всегда говорила, что я чрезмерно уродливо плачу.
Нольвен тут же обняла меня, крепко-крепко стиснула и, не особо мудрствуя, наложила еще одно заклятье истинного спокойствия.
– Откаты мы будем терпеть завтра. А сейчас нужно собирать вещи.
– Куда? – с горечью спросила я. – Хлопнуть дверью легко, так же легко проклясть жениха. Но факт есть факт: я всего лишь целитель младшей ступени, и идти мне некуда. На работу меня, может, и примут, но…
– Идти тебе есть куда, – осадила меня Нольвен. – Да, у нас нечего есть и не на что покупать одежду. Но дом остался. Будешь жить у нас, поступишь в военку – с твоим дипломом тебе платить не придется. И потом, ты забываешь про свою бабушку!
Заклятье истинного спокойствия окончательно усмирило мои мечущиеся мысли, и я коротко выдохнула:
– Помоги мне собрать вещи.
– Хочешь уйти? – В дверях моей комнаты появилась сердитая донельзя матушка. – Иди налегке!
– Одно радует, – в тон ей отозвалась я, – платье, которое на мне, куплено за мои честно заработанные деньги. Как и тетради.
Под немигающим взглядом квэнни Конлет я собрала все свои записи и превратила их в массивный браслет, который надела на руку. Моя трансформа продержится пару часов, а там видно будет.
– Ах да, – я всплеснула руками, – чуть не забыла. Вот.
Я сняла сережки, которые родители подарили мне на совершеннолетие, и положила их на свой туалетный столик.
– Кажется, больше ничего лишнего я не выношу.
– Мэль, ты не права. Когда захочешь вернуться… Думаю, я смогу убедить твоего отца…
И мне вдруг стало ее жаль. Это острое чувство охватило меня полностью, и я, качнувшись с носка на пятку, порывисто обняла ее:
– Я не хочу жить твоей жизнью. Прощай.
Глава 2
Пройти сквозь весь дом, затем по дорожке до ворот и дальше, на улицу. Все это время я крепко держалась за надежную руку моей лисоньки. И ведь эмоций почти нет, все наглухо заморожено, но тяжело. Каждый шаг, как в плохом сне, дается с огромным трудом. Как будто пробираюсь сквозь вязкую прозрачную массу.
«Смогу ли я?» – бьется в голове паническая мысль.
– Смогу, – коротко выдохнула я и отпустила руку Нольвен. – Смогу.
– Конечно, сможешь, – охотно согласилась подруга. – Ты, главное, сама с собой поменьше разговаривай, а то в столичном доме исцеления ты будешь жить, а не работать.
Рассмеявшись, я покачала головой: некоторые вещи стабильны. Утешения от Нольвен всегда отличались от общепринятых. Наверное, поэтому мы и подружились.
– Ну что, ко мне? Или сначала к старшей квэнни Конлет? – наигранно беззаботно спросила лисонька.
– К бабушке, – неуверенно произнесла я. – Наверное.
– Ну, это правильно, – покивала Нольвен. – У вас теперь много общего. Но я, кстати, все равно не могу понять, как при живом дедушке твоя бабушка оказалась отлучена от рода. Ты так и не рассказала толком.
В последней фразе я расслышала некоторую толику осуждения пополам с обидой. Но…
– Знаешь, сегодня, если повезет, ты узнаешь эту историю из первоисточника, – хмыкнула я. – Потому что мне и самой мало что известно. Приходилось подслушивать, подглядывать и учиться незаметно вскрывать чужие письма. На чем меня поймали. И уже через неделю порадовали: помолвке быть. Иногда я думаю, что это какие-то взаимосвязанные вещи.
Переговариваясь, мы стремительно неслись по оживленным улицам Кальстора. Люди улыбались, замечая иллюзорных бабочек, а один лоточник даже подарил нам по прянику:
– Ура целителям, – рассмеялся он.
Да, иллюзорные бабочки на выпускниках были исключительно нашей традицией. И, что уж скромничать, каждый выпускник мечтал о том дне, когда пройдет по Кальстору, окруженный искристыми иллюзиями.
– Знаешь, а все не так и плохо, – сквозь пряник выдала Нольвен. – Я устроюсь на работу в дом исцеления. А там видно будет. Может, скоплю на платное образование.
– В военку не хочешь? Она дешевле.
– В военку надо сейчас поступать, – вздохнула Нольвен. – Для учащихся, пропустивших несколько лет, там слишком серьезные экзамены. У них ректор с особо садистскими наклонностями. Был же выпуск в газете, где он пояснил, что: «Если кто-то считает, что может пропустить несколько лет и потом прийти как ни в чем не бывало, он должен доказать, что он – лучше всех».
– Ничего себе. – У меня аж мороз по коже пробежал. – Я это как-то упустила.
