Илья Першин "Так и будет?"

– Удивительно спокойно, правда? – улыбаясь спросил новый знакомый, смотря на горы.

– Да, удивительно. – согласился Пьер.

– Чем планируете заниматься?

– Я хотел увидеть одного человека, и задать ему очень важный для меня вопрос. – сказал он про Монаха.

– Вы с ним знакомы?

– Заочно, можно сказать.

– А где он живет?

– Я точно сам не знаю, он обычно появляется на закате на этой площади.

– Отлично! Получается, у нас еще много времени – вдруг звонко произнес парень.

Пьер немного не понимал, почему «у нас», и чем здесь можно заниматься целый день.

– Меня зовут Рахула. И я рад встрече с тобой!

– Взаимно, Рахула.

– Пьер, а зачем тебе этот человек? Какой вопрос тебя так сильно беспокоит?

Пьер уже хотел было ответить, но Рахула опередил его:

– Подожди! Пошли в мой дом, я тебя напою и накормлю, как своего гостя, а ты мне как раз все расскажешь.

Пьер не ощущал ни чувства голода, ни чувства жажды и объяснял это тем, что все-таки находился во сне не всем телом с присущими ему физиологическими потребностями, а только своим сознанием, которому не нужны были еда, вода, отдых и даже его пачка «Мольро». Но отказываться не было смысла, потому что Рахула мог знать что-то о Монахе и поведать тайны этого места. Пьер кивнул.

Зайдя в небольшой дом из белого камня, Рахула пригласил Пьера за стол. Дом внутри был небольшой, уютный и чистый. На небольшой площади располагался деревянный стол со стеклянной столешницей. Под стеклом находилось тканевое полотно во всю площадь с яркими узорами, рунами и цветами. Рахула поставил на стол деревянную круглую большую тару, похожую на колесо, и открыл крышку. Аромат мяса, кинзы и имбиря окутал Пьера, и он заинтересовано заглянул в емкость. Рахула поставил две керамические овальные чашки на стол и налил в них белую горячую жидкость, пахнущую сливками.

– Это момо, а это наш чай. – Рахула показал на тару, а потом на кружки.

Он присел на лавку напротив Пьера, и жестом двух открытых ладоней как бы подтолкнул Пьера отведать угощение.

– Значит ты ищешь какого-то человека, знающего ответ на твой важный вопрос? – спросил Рахула.

– Да, я ищу одного Монаха… уже не первый раз.

– Монаха…А знаешь ли ты, где находишься?

– Нет, Рахула. Не знаю.

– Пьер, ты на Тибете, у подножия горы Кайлас… И как же ты попал к нам?

– Я уснул. – честно и лаконично ответил Пьер.

– Уснул?

– Уснул… – подтвердил Пьер, сам понимая, что несет чушь.

– Получается, что я в твоем сне? – засмеялся Рахула.

– Выходит, что так.

– И часто ты посещаешь нас?

– Каждый раз, когда засыпаю.

– Как ты попадаешь сюда после того, как твои глаза закрываются?

– Сам толком не понимаю. Я читаю книгу, выкуриваю сигарету, понимаю, что глаза уже устали, и закрываю их. А через несколько минут я открываю глаза в центре вашей площади, не ощущая абсолютно никакой усталости, голода и жажды.

– Интересно. Значит не просто так ты сюда попадаешь. Тебя мучает важный вопрос, за которым твое внутреннее «Я» сюда и приходит.

Пьер отхлебнул чай, но он ему показался безвкусным, как вода, хотя приятный запах от него исходил очень сильно. Поэтому Пьер даже не видел смысла пробовать на вкус момо, тем более, что был не голоден.

– Я время от времени задаюсь вопросом смысла нашего существования. Только сначала меня беспокоит смысл конкретно моей жизни – зачем я здесь, – а потом в рассуждениях я перехожу к вопросу смысла бытия всего человечества.

– А почему тебя беспокоит этот вопрос?

– Как это почему? Я же анализирую свою деятельность, отталкиваясь от вопросов «Зачем и почему я что-то делаю?»

– А тебе твоя деятельность, как и вся жизнь не приносит удовольствия? В каких действиях ты не видишь смысла, который хотел бы узнать?

Пьер после этого вопроса затянул длинную цепочку причинно-следственной связи:

– Зачем я встаю по утрам? Чтобы успеть на работу. Зачем я работаю? Чтобы заработать на пищу, воду, жилье и материальные блага. Откуда и зачем у меня такое количество желаний? Для компенсации приложенных усилий. Зачем мы производим столько всего, прилагая так много усилий? Для постоянного развития и прогресса…

Пьер замолчал, набрал воздух и продолжил:

– …Но рано или поздно для развития и прогресса не останется места. И что? Тупик? Какой тогда в этом всем глубинный смысл для всего человечества, если рано или поздно мы зайдем в тупик. Круговорот материальной жизни и никакого душевного спокойствия.

Пьер символично выдохнул. Он давно никому так не выговаривался, хотя его рассуждения были довольно обобщенными и наивными, но это лежало совсем на поверхности и вылетело при первой же возможности.

– То есть ты не видишь смысла в существовании человека?

– Сам не вижу, поэтому хочу, чтобы кто-то мне его объяснил. А то выходит, что мир сейчас построен вокруг материального, а после физической смерти что? Остается только духовное, о котором мы успешно забываем в погоне за богатствами мира. И какой смысл?

– Да, как ты круто завернул… – потер затылок Рахула.

– Может быть тебе попробовать поискать смысл в отдельных сферах жизни, сменить профессию, например, а не биться над смыслом жизни всей планеты?

Пьер промолчал, пожав плечами.

– Хм… Я постараюсь помочь тебе найти Монаха, Пьер.

– Да найти-то я его нашел. Мне его поймать нужно.

– Поймать… У меня для таких целей есть только рыболовная сеть.

– Да нет, – улыбнулся Пьер, – поймать в другом смысле. Не поймать, а догнать и встретиться.

– Настигнуть Монаха ты сможешь, когда правильно сформулируешь свой вопрос.

Пьер задумался.

– А что неправильного в вопросе о смысле жизни?

– Это настолько размытый вопрос, на который можно ответить очень по-разному. Тебе нужно подумать о чем-то более конкретном, что именно тебя беспокоит. В чем первопричина твоего обеспокоенного состояния при размышлениях о смысле жизни.

Собеседники на минуту замолчали. Пьер совершил вторую попытку почувствовать вкус манящего сладкой сливочностью чая, но ничего опять не вышло.

– Вкусно? – кивнул Рахула на чашку в руке Пьера.

– Не знаю. Не чувствую ничего, кроме запаха… Рахула, а кем ты здесь работаешь и как живешь?

– Я монах общины Кайлас, по совместительству слежу за порядком на нашем поселении, порядком восхода и захода солнца, наступления снега. Слежу за количеством яков на поселении. Самое главное, чтобы у нас не было голодных, измученных, расстроенных, и все шло своим чередом.

– А как же ты следишь и влияешь на восход и заход солнца?

– Я слежу, но повлиять я никак на него не могу, это же Солнце.

– А зачем ты следишь?

– Солнцу, как и Луне, человеку, яку, дереву и ветру отведено определенное время на земле в течение суток, недели, месяца, года, десяти лет, века, тысячелетия и вечности. И важно, чтобы это время находилось в гармонии. Например, если вдруг Солнце ушло раньше, значит его время занимает Луна, а это значит, что гармония нарушена. Луна эту гармонию нарушить никак не может, потому что сама по себе является мерилом времени. Значит, нужно искать первопричину нарушения этой гармонии. Или ветер дул-дул и пропал совсем не в то время, когда ему это полагается. Это случается, как это и было в день Юпитера, когда вдруг начался пожар в одном из домов поселения – ветер стих, чтобы не разносить дальше огонь по другим домам. А почему начался пожар? Потому что як не съел заготовленную траву с прошлого дня – она высохла и загорелась. Не съел як траву, потому что недостаточно проголодался в прошлый день на работе. Не проголодался, потому что работал меньше положенного времени на день.

– И так до первопричины. – резюмировал Рахула, заметив, что Пьер может потерять нить.

– То есть, яку полениться нельзя, потому что все сгорит?

– Нет, просто во всем должна быть гармония. – утвердительно подвел черту Рахула.

– Хорошо, а сколько же отведено времени человеку на земле?

– В течение суток человеку отведено шестнадцать часов, остальное время его сознание покидает землю. За меньшее он не успеет сделать намеченного, а если он на земле находится больше шестнадцати часов – сильно устанет, и нарушится гармония в его душе.

– Интересно, а время для человека в течение месяца и года измеряется в днях?

– Да, верно, в течение месяца или года мало что меняется для человека. Бывают случаи, когда ему для гармонии необходимо покинуть землю на несколько дней, но тебе это, я думаю, пока не грозит. Главное научится управлять сутками и гармонией этих суток.

– А сколько отведено человеку в течение тысячелетия?

Рахула улыбнулся и хотел было ответить, но его отвлек сильный металлический стук на улице. Солнце ушло за облака, поднялся сильный ветер и начал метать металлические котелки и остальную утварь по площади. Рахула вскочил.

– Пойду соберу! – крикнул он из дверей сквозь ветер.

Пьер остался за столом и задумался:

«Сколько же сейчас времени? А сколько мне осталось времени на земле на этот день? Я вообще сейчас на земле или покинул землю? Я ведь сплю. Или нет? Или я сплю, когда выбегаю по лестнице в густой шумный город, еду в зорбе-метро и продаю суперчехлы. Может, Сава мне только снится и его вечная беготня за материальным благом. И заводы-пароходы, виртуальная реальность, экономика и деньги. Это действительно больше походит на неспокойный сон, в котором я пытаюсь угнаться не за живым Монахом, а за химерным куском невидимого мне огромного пирога, который делят все жители планеты».

– Выходи! – крикнул спустя некоторое время Рахула.

Пьер вышел на площадь, ветер стих, солнце снова выглянуло из-за облаков, но было уже гораздо ближе к горизонту и красного цвета. Оно уже прошло высшую видимую точку Кайласа. Значит в скором времени, по памяти Пьера, должен был появиться Монах.

По прошествии получаса, или чуть больше, площадь опустела, люди ушли, закрыв свои лавки и сложив легкие шатры, защищавшие их от солнца. Пьер заметил легкое движение за площадью, ближе к подножью.

– Это он! – воскликнул Пьер.

– Тот человек? – ответил Рахула.

– Да-да! Это он! Бежим!

Пьер бросился со всех ног перебегать площадь по направлению к Кайласу, Рахула побежал за ним. Пыль поднялась, как от табуна лошадей, и сопровождала бегунов всю пробежку.

Рахула, отмахиваясь от пыли, кричал Пьеру:

– Ты уверен, что ты так его догонишь?

– Не знаю, но идет он намного медленнее, чем бы бежим!

Монах был метрах в трехсот от них, и его уже хорошо было видно – желтая кашая и темные длинные волосы, собранные в пучок над головой. Он единственный так выглядел во снах Пьера. Поэтому Пьер без сомнения бежал к нему.

Казалось, что их топот был слышен во всем Тибете, но Монах не обращал на них никакого внимания, продолжая спокойно свой путь, и, как бы сильно не бежали догоняющие, Он уже начал восхождение на гору и уходил от них дальше и дальше.

Пьер подбежал к горе, но Рахула, следующий за ним, окликнул его: «Стой, Пьер! На гору нельзя заходить!»

Монах тем временем, уже скрылся из виду…

В белой комнате, напоминавшей своим безмолвием снежный пик Эвереста, очнулся Пьер после своего очередного вхождения в Астрал.

Глава 5. Утро

Проснувшись, Пьер еще около получаса пролежал на белой простыне мягкой кровати. Он пытался оставить в своем воспоминании каждый миг своего осознанного сна. Смотря в потолок, он вспоминал лицо Рахулы, крыши шатров на площади, дом и предложенную еду. В момент Пьер сдвинул брови, стараясь смотреть в одну точку, и замер – он не шевелил ни пальцами ног и рук, ни бровями, ни головой, лежащей на подушке – он был максимально сконцентрирован и изо всех сил возрождал в своей памяти Монаха. Пьер копался в своем воспоминании так, как кладоискатель в поисках старой монеты скрупулезно роется в комках земли. Пьер хотел запомнить все, что связано с Монахом, в надежде, что это ему поможет в последующих снах хоть как-то опередить Его при подъеме на запретную гору. Он вспоминал в какой момент сна Он появился, на каком расстоянии Солнце было от горизонта и какого цвета, откуда именно он вышел на площадь.

– «Нет, Он не выходил на площадь со стороны поселения. Он определенно появился сразу у подножия горы, минуя площадь. Скорее всего Монах заходил с какого-то боку от площади» – размышлял Пьер – «либо же, в момент перехода площади был невидим».

К удивлению Пьера, он отлично помнил разговор с Рахулой, от которого он до сих пор был под впечатлением.

– Может Рахула прав? Может нужно искать новый смысл в жизни? Но ведь я и так его ищу. Зря я стоял до заката вместе с Рахулой, нужно было подходить ближе к подножию, возможно перехватил бы Монаха – сказал сам себе Пьер, поднимаясь с кровати на холодный паркет.

Белые стены, глухо тикающие часы, словно завернутые в одеяло, белый прикроватный столик с раскрытой книгой «Сутра белого лотоса высшего учения» и пепельницей, прихожая метр на метр, кухня в том же цвете, что и комната, шумная кофеварка. Пьер стоял в ожидании свежесваренного кофе и смотрел в окно: сквозь водные линии был виден город с высоты двадцать второго этажа. Пробка в красных фонарях стоп-сигналов, рекламные борды, люди под зонтами, похожие на черепах, медленно ползущих к метро.