От бессилия и страха я уронила тяжёлый рюкзак на пол.
– Т-ш-ш, – недовольно скривился мужчина. – Я тебя нашёл. Не хочу делиться, пока не наиграюсь.
Он отступил немного в сторону, расстёгивая куртку, и в этот момент я побежала в зал. Глупая! На что надеялась? Думала, успею открыть окно и выпрыгнуть на задний двор, но не тут-то было.
Мужчина нагнал меня вмиг и повалил на пол. Попытался стянуть с меня штаны, но туго стянутый на талии пояс не позволял ему так просто сделать это.
Я металась, желая скинусь с себя тело этого подонка. Мой взгляд кружил по комнате, пока не наткнулся на ружьё деда, спрятанное под софой. Я приложила все усилия, дотянулась до него рукой и что есть силы ударила нападавшего прикладом по голове.
Он замер. Его глаза распахнулись в удивлении. А потом он кулем обрушился сверху. Не с первой попытки мне удалось выбраться из-под него. А дальше я не думала. Кинулась к окну. Распахнула нараспашку. Выпрыгнула на улицу. И понеслась в сторону леса.
Я молилась лишь об одном: чтобы меня не бросились догонять. Но судьба оказалась на моей стороне. Мне удалось оторваться по лесу, который я знала, как свои пять пальцев, удалось добежать до большой реки. Я не останавливалась. Бежала-бежала-бежала. Вниз по течению. Огибая кусты, запинаясь, едва не падая. Но не было силы, способной меня остановить.
Зря я так считала.
Я бежала из последних сил. Не чувствуя ног от усталости. Мои лёгкие горели от частых быстрых вздохов. Горло жгло болью от каждого глотка сырого холодного воздуха. Пронизывающий ледяной ветер с Белого моря, казалось, пытался сбить меня с ног. И я была уверена, что в скором времени ему это удастся.
Я услышала неясный шорох. Повернула голову влево, и восклик ужаса застыл на моих губах. Оленёнок. Это всего лишь животное. Которое боялось меня куда больше, чем я его.
С беспокойством обернулась, не притормаживая ни на мгновение. Но тут же вернула взгляд в сторону навострившего уши животного. Оленёнок странно сгруппировался, напрягаясь всем телом, и грациозно скакнул вперёд. А потом помчался, больше не останавливаясь, куда-то в сторону материка.
И мне бы уже тогда подумать, что его поведение неспроста, но мозг отказывался соображать. Сколько я пробежала? С самого утра, а сейчас сумерки уже опускались на землю. Силы были на исходе, но страх гнал меня вперёд.
За спиной я услышала грозный рык. Сначала мне показалось, что это галлюцинации. Я читала, что от усталости такое часто случается. А я устала. Смертельно. Невыносимо. Я бы просто свалилась без ног, если бы не боялась, что они рыскают в поисках меня.
Но рык, леденящий душу сильнее северных ветров, раздался снова. Слева от меня пронёсся тёмный размытый силуэт и замер, преградив мне путь.
Два огромных жёлтых глаза, что уставились на меня, принадлежали огромной лохматой собаке. Её шерсть смешно топорщилась в разные стороны, и я бы рассмеялась, если бы не одно «но». Её пасть, растянутая в дикий, безумный оскал. Острые, как кинжалы, зубы, которые бряцали друг об друга от желания вцепиться в добычу.
И этой добычей оказалась я сама.
Я затормозила. Еле удержала вопль панического ужаса. Собака обнажила клыки, глухо рыча и подбираясь ближе, и я попятилась назад. Опрометчиво повернулась спиной и собралась пуститься наутёк, да только и метра преодолеть не смогла.
Челюсть сомкнулась на мягких тканях бедра, с лёгкостью прокусив насквозь ватные штаны от дедушкиного камуфлированного костюма, и я рухнула оземь.
С пугающей пустотой на душе я взирала на горизонт. В голове билась одна мысль: ради чего мне удалось спастись от рук негодяев? Чтобы меня загрызла до смерти бешеная псина?
Мне было горько и несправедливо от такой судьбы. Из глаз хлынули реки отчаяния. Я выла в голос, и ветер разносил мои вопли на многие километры вокруг.
Мои жалкие попытки отбиться от животного лишь больше его злили. Собака раз за разом терзала мою плоть. Каждый укус вспыхивал адским пламенем боли, и я мечтала поскорее умереть.
Мне показалось, что на горизонте возник некий образ. Возможно, подсознание жестоко обмануло меня, но из последних сил мне удалось поднять руку в воздух и охрипшим голосом крикнуть: «Помогите!».
***
Слышал или нет? Понял ли, что кто-то здесь нуждается в его помощи? Или он – всего-то мираж, галлюцинация, созданная моим подсознанием?
Первые мгновения не происходит ровным счётом ничего, но тут же ветер доносит до меня грубый мужской голос: «Дик, взять!».
С глухим рыком за моей спиной собака отрывается от своей добычи – от меня – и кидается вперёд.
Я встаю на четвереньки и отползаю назад, пячусь как можно дальше, глядя на огромную тушу, что несётся прямо на меня. Это белый пёс размером с пони. Просто монстр. Его челюсть способна перегрызть меня на пополам. Я никогда прежде не видела таких больших собак. Даже не подозревала об их существовании!
Потрёпанная шавка смотрится рядом с благородным псом щенком. Наверно, поэтому она трусливо поджимает хвост и уши, раздумывает несколько мгновений и бросается наутёк.
Теперь между мной и машиной для убийств нет преграды. Пёс подбегает ко мне на всей скорости. Я закрываю глаза от ужаса, но ничего не происходит.
Горячее тарахтящее дыхание касается моего лица, и я открываю глаза. Пёс рассматривает меня с любопытством, словно какую-то зверушку. Раздумывает, как подступиться? Или это просто игра перед нападением?
Мы смотрим друг на друга, пока в поле моего зрения не возникают грубые мужские сапоги, болоньевые штаны, и низкий, грубый голос не говорит:
– Хороший мальчик. Молодец.
Огромная ладонь ложится на мохнатую макушку, и я судорожно вздыхаю, падая на землю. Но меня тут же подхватывают эти самые огромные ладони.
Пёс глухо рычит, напрягаясь от резкого движения своего хозяина.
– Заглохни, – приказывает тот, помогая мне принять вертикальное положение.
Разглядывает меня. А я его.
Огромный исполин. Богатырь. Самый настоящий. Буравит меня взглядом тёмных глаз. Он гораздо старше меня. Его лицо покрыто густой жёсткой бородой. За ней не видно его губ. Даже если улыбнётся, это будет незаметно. Но он не улыбается. Он хмурый. Слишком серьёзный. Сосредоточенный.
Руки, удерживающие меня всего мгновение назад, исчезают, и я снова обрушиваюсь на землю, падая на колени. Боль в растерзанном собакой бедре кажется мне невыносимой.
– Твою мать! – резюмирует незнакомец, склоняясь надо мной. – Идти ты не можешь.
Смотрю на него, как на идиота. Разве он не видит кровь повсюду? Разве не понимает, что со мной произошло?
– Как тебя зовут? – спрашивает он.
Меня зовут Слава, – тихо шепчу я мужчине.
Или только так думаю. Бородач внимательно вглядывается в моё лицо и спрашивает снова:
– Как тебя зовут?
Его голос вызывает вибрацию во всём теле, и боль вспыхивает пуще прежнего.
– Сла-ва, – двумя отрывистыми выдохами произношу я, и реальность ускользает.
Окружающий мир теряет краски, погружаясь во мрак. Усталость и боль окончательно побеждают, и сознание предаёт меня, вверяя в полную власть огромному бородатому незнакомцу.
Где-то на подкорках мозга мигает красная лампочка: сейчас не время! Но сил сопротивляться темноте больше нет.
И я надеюсь, что не совершаю свою самую последнюю ошибку, оставаясь без сознания рядом с этим мужчиной, который выглядит гораздо более устрашающе, чем недавние мародёры.
Вспышками в моей голове возникают образы. Меня покачивает на волнах. Меня несёт куда-то далеко. И я думаю, что если он просто скинул меня в жадные волны Белого моря? Но я чувствую тепло поблизости. Оно окутывает меня с головы до ног. Я чувствую безопасность.
В данный момент времени я в безопасности рядом с ним. Что ждёт меня дальше? Я не знаю. Мне остаётся лишь предполагать, что этот огромный, пугающий меня незнакомец не бросит попавшую в беду девушку.
2. Он
– Спасибо, что заскочила перед отъездом, – я поднимаюсь с постели, не утруждаясь прикрыться.
Так и иду голый на кухню. Включаю чайник. Морщусь от звука шагов босыми ногами.
– Егор…
Знаю всё, что она хочет мне сказать. Как и она знает, что мне насрать на все её слова.
– Лен, собирайся, а то опоздаешь. Михалыч ждать не будет, ты же знаешь.
– Ты мог бы из вежливости предложить остаться, – упрямо говорит она.
Разворачиваюсь.
– Я хоть раз звал тебя? Нет. Ты всегда приходишь сама. Знаешь прекрасно, что не попрошу остаться, что сам не кинусь догонять. Меня это не интересует. Ты предложила захаживать, как будешь навещать родителей, я не отказался. Я пойму, если ты перестанешь это делать. – Обида так явно читается в её взгляде, что я смягчаюсь. – Правда, понимаю. Но и ты меня пойми. Я никогда и никого не буду просить быть рядом, потому что мне ничего этого не нужно. Я живу в такой непроглядной тьме, и нет никаких надежд, что однажды это изменится.
Лена поджимает губы. Она резко разворачивается на пятках и скрывается в коридоре. Я отслеживаю покуда возможно её обнажённые ягодицы и вздыхаю.
И почему бабам так нравится всё усложнять? Нормально же трахались с периодичностью безудержно в каждый её приезд. Нет, надо было заводить каждый раз свою дурацкую шарманку и звать меня на материк!
– Я не знаю, когда приеду в следующий раз, – слышу за спиной.
– Хорошо.
– До свидания, Егор.
– Удачи, Лен.
Меня утомила эта связь. Чем дольше она длится, тем сложнее мне из неё выпутаться. Почему Лена отказывается принимать мою жизненную позицию? Ах, да. Потому что я должен снова открыть своё сердце для любви.
Её мнение. Не моё. У меня не то, что мнения нет, так и сердца не осталось. Есть какой-то орган, который упрямо продолжает качать кровь. Мне остаётся только удивляться, зачем, с какой целью это продолжает происходить.
Я не прошу ответов у кого-то свыше. Знаю прекрасно, что там никого нет. А Лена твердит, что мне нужно отыскать в своей душе чуточку веры. Глупая, наивная женщина! Во мне и души-то не осталось. Всё разложилось давно под гнётом обстоятельств. Я пуст. Тело продолжает жить, когда сам я давно умер.
Лена просит увидеть свет. Мол, она и есть луч в том тёмном мире, который окружает меня. Я лишь закатываю глаза. Единственный свет, что я способен увидеть, это свет старого маяка. Как и любой зрячий житель посёлка.
Одеваюсь и выхожу из дому. Ветер пахнет влагой. Сегодня-завтра выпадет снег. Суставы ломит на непогоду, но я стараюсь не обращать внимания на такие мелочи жизни. Лишь досадую. Я чувствую, значит, я существую.
Дик при виде меня заходится приветственным лаем. Открываю вольготный вольер, и пёс бросается ко мне.
– Размяться хочешь? Ну пойдём прогуляемся до метеостанции.
Дик весело виляет обрубком хвоста, навостряет купированные уши, но послушно идёт рядом.
– Как дела, Егорушка? – спрашивает соседка.
– Пока не помер, баб Мань, – кричу в ответ.
– Типун тебе на язык! Совсем пацан, на тебе ещё пахать и пахать, а всё туда же. – кряхтит старуха. Пацан, как же! – Женился бы ты на Леночке, страдает девка!
Пропускаю её тираду мимо ушей и продолжаю движение. Дик лениво вышагивает рядом со мной, но я вижу, что он уже совсем засиделся без должной активности.
– Сейчас технику проверим, а завтра засветло сходим и разомнёмся, – обещаю четырёхлапому другу.
***
Метеостанция автоматизированная, но в последнее время электричество в посёлке барахлит. Поэтому я и вызвался периодически захаживать. Поэтому и от смертельной, невыносимой скуки.
В этом месте на краю мира у мужчины вроде меня всего-то три пути: промышлять охотой и рыболовством и сбывать всё это на материковой части, подвязаться с помощью на метеостанции и/или маяке, либо спиться. Можно уехать, вернуться домой. Но этот вариант наиболее бесперспективный.
Раньше я пил до отключки сознания. Теряя человеческий облик. Мечтая о том, что всё это просто закончится. Ибо покончить со всем разом не хватало сил и смелости.
Я всё думал: а что, если ад и рай всё-таки существует? Что, если там, за гранью, в своей загробной жизни, я по глупости не встречусь со своей семьёй?
Дик издаёт глухое тарахтящее рычание и подходит вплотную. Пёс упирается лбом своим деревянным в мой живот. Чувствует, гад. Всё понимает. Жалеет.
Отгоняю мысли мрачные прочь. Покуда не подох, придётся маяться. Ноги стаптывать. Доживать. В моём пустом и беспросветном мире. Здесь, на берегу Белого моря. На северных ветрах. Недалеко от места, где судьба разделила мою жизнь на счастливое до и невыносимое после. И нет ни единого шанса, что когда-либо я смогу стать цельным.
***
Обратный путь до дома проходит в сгущающихся сумерках. Иду длинной дорогой. Мимо дома смотрителя маяка. Иван Никанорович сильно сдал в последнее время, и я негласно шефствую над стариком. Зачем мне это надо? Да чёрт его знает! Видать, совсем скука смертная одолела. Видать, одиночество потихоньку сводит с ума. Но менять что-то? Увольте! От всего в жизни я отказался, лишь бы только не испытывать больше ничего подобного.
Пожрать – что попроще. Секс – доступный, без обязательств. Лишь стравить давление. Выплеснуть семя. Чистая физиология. Ни грана чувств.
Избушка Никанорыча сверкает, чисто новогодняя ёлка. Я отпускаю напряжение и следую дальше.
– Егор! – слышу голос, но делаю вид, что нет. Не хочу говорить. Не в том настроении. – Егор Шамицкий!
Застываю как вкопанный. Разворачиваюсь медленно.
– Здоров, дед Иван!
– Здравствуй, Егорушка. Как ты? Давно тебя не видал.
– Дела закрутили, – неопределённо говорю и развожу руками.
– Знавал я твои дела, – кряхтит дед. – Савельевы Ленку свою уже поедом едят. Что вы должны али жениться, али прекращать ваши любовные игрища.
– Значит, пора прекращать, – серьёзно киваю ему.
– Ох, Егорушка, послушай старика…
