Дарья Пасмур "Надежда все исправит"

– Еще раз услышу от тебе что-то, падла…, – пригрозила она, и я больше не смогла это слушать.

Крепко ухватив девчонку за локти, я стащила ее с острой на язык Лены. Та приподнялась и отползла зализывать раны у дальней парты.

– Мне плевать на то, как вы живете свою жизнь! – четко и громко проговорила я, – Но устраивать потасовки в моем кабинете я не позволю! За пределами школы творите, что хотите – я и пальцем не пошевелю, чтобы вмешаться!

Тогда я еще не знала, насколько сильно ошибалась, говоря эти слова.

Девочки успокоились и, не глядя друг на друга, расселись по местам. Я же ощущала, как внутри бьется комок нервов, истерикой рвущийся наружу. В последнее время я живу в постоянном стрессе: работа над коллекцией, которой я никак не могу придать изюминку, пошатнувшиеся отношения с Антоном, гадина Гела Микаэловна, ссылка в Булкин, а теперь еще и класс бунтарок, переживающих самый расцвет своего пубертата.

Я не хочу иметь с этим ничего общего! Не хочу позволять чужим проблемам влиять на мое внутреннее равновесие. Только где-то внутри еще жива память о временах, когда я сама была подростком и проходила через непростые испытания. В эту память хочется вцепиться ногтями и выдрать ее прочь из груди.

Нужно научиться отворачиваться от этих девочек. Закрывать глаза. Пропускать их проблемы мимо себя. Чтобы ни одна из них не напоминала мне саму себя.

– Скоро вернусь, – сухо кинула я, выбегая из класса с сумочкой в руках.

Оставаться там, в атмосфере детской обиды и взаимных упреков, я больше не могла. Мне срочно нужно было заземлиться. И единственный человек, который одним своим голосом возвращает в мой мир гармонию, – это Антон.

– Пожалуйста, Антон, возьми трубку, – взмолилась я, крепко прижимая телефон к уху.

В коридоре было тихо, и только где-то на другом конце из приоткрытого кабинета слышались разговоры детей и учителя. Я могла бы позавидовать тому, как идиллически складывается их беседа, но меня абсолютно не интересовало установление дружеского контакта с классом. Один урок в неделю был для меня лишь черной отметкой в недельном планнере, и я ждала, когда наконец вычеркну все дни, которые должна провести в этом кошмарном кабинете с ржавыми машинками и дерущимися девочками.

– Надин? – в телефоне раздался голос Антона, и я, облегченно выдохнув, улыбнулась.

– Антон! Я так соскучилась! Почему ты не звонил?

– Прости, моя девочка. Пойми, у меня сейчас горячая пора на работе, – я покачала головой, прекрасно зная, что горячая пора на работе у Антона никогда не кончается.

– Я просто хотела услышать твой голос, – жалобно протянула я, – Тут так тоскливо, ты не представляешь! Нет хорошего кофе, нет магазинов, нет ресторанов, нет нормального асфальта. Я сбила себе все ноги за одну неделю! Скучаю по Маттео, представляешь? С ним мои ноги катались на машине.

Я могла бы жаловаться и жаловаться, но Антон как-то резковато осадил меня:

– Успокойся! – его жесткий тон тут же смахнул с моего лица улыбку, – Ты отправилась в Булкин именно для того, чтобы стать ближе к людям. Чтобы научиться ценить нечто большее, чем деньги и все то, что они дают.

Голос Антона немного смягчился под конец осуждающей речи, и я с трудом убедила себя не впадать в депрессию.

– Я не представляю, как тут работать, – осторожно произнесла я, не столько жалуясь, сколько выражая непонимание, – В Москве я творила в своей современной мастерской. А здесь…Швейные машинки, которыми еще прабабушки моих учениц шили.

Антон на том конце помолчал немного, будто взвешивая аргументы, и наконец ответил:

– Хорошо. Напиши Геле, какое оборудование и в каком количестве тебе нужно. Я выделю на это средства, – в моем мужчине снова звучал уверенный предприниматель, которому куда проще общаться цифрами, нежели чувствами. Может, это мне в нем и нравилось.

Над моим ухом протрезвонил неприятный звонок, и я, быстро попрощавшись, скинула вызов. Из кабинета, ничего не говоря, вышли девочки. Вера кивнула мне в знак прощания, Люба кинула в мою сторону взгляд, полный презрения, остальные и вовсе – проигнорировали мое присутствие.

Я вернулась в класс и, устало потерев виски, подхватила классный журнал и понесла его в учительскую, расположенную неподалеку от кабинета директора. По-быстрому избавлюсь от этой книженции и вернусь в свое угрюмое жилище. В планах посмотреть третий сезон «Отчаянных домохозяек» и вдоволь пожалеть себя.

К моему великому разочарованию в учительской был ажиотаж, так что остаться незамеченной мне не получилось.

– Ооо, та самая новенькая трудовиха! – прогремела крупная женщина с жиденьким хвостиком на затылке. – Как вас величать-то?

– Меня? – суховато осведомилась я, стараясь не обращать внимания на взгляды присутствующих.

– Надежда Львовна, – ответил за меня знакомый голос.

Я заглянула за стеллаж с папками и увидела, как там, оперевшись на стену и листая классный журнал, стоит Николай Николаевич в темно-зеленых спортивных брюках и шалфейной футболке, выгодно облегающей его торс.

– Благодарю, – сквозь зубы процедила я, – Без вас, Николай Николаевич, я свое имя не вспомнила бы.

– Так, Надюха, значит? – снова прогремела дородная женщина, и я перевела на нее уничижительный взгляд.

– Надин. Можете звать меня Надин, – поправила я, но ей было все равно.

Женщина вскочила из-за стола, на котором стоял ее недопитый чай и вазочка с конфетами. Больно сжав мои плечи, она силой усадила меня на свое место и буквально пропела над моим ухом:

– День учителя скоро!

Надо признать, в пении ее голос звучал на удивление приятно, чего не скажешь о речи. Громкий, басоватый голос, будто поставленный так нарочно, чтобы подчеркнуть тяжесть и весомость ее фигуры.

– Я, кстати, Анжела Викторовна – веду русский и литературу. Можно просто Анжела, – представилась она, натянув на лицо наигранную строгость.

Я кивнула просто из вежливости и перевела глаза на остальных учителей в комнате. Анжела Викторовна взяла на себя честь представить и их.

– Это у нас Ольга Александровна – англичанка, – она указала на скромную худенькую учительницу, пишущую что-то в лиловом блокноте.

– Добро пожаловать в нашу школу, – та мило улыбнулась, на мгновение оторвавшись от своего занятия.

– А это, – продолжала Анжела, неприлично тыча пальцем в высокую широкоплечую женщину, облаченную в черное платье с неуместным жабо на груди, – историчка Анна Григорьевна.

Историчка смерила меня недружелюбным взглядом и едва заметно дернув губами, покрытыми дико-красной помадой, отвернулась к окну. Я тихо усмехнулась, выражая взаимность.

– Василий Михалыч только что был, но вышел, —Анжела Викторовна недовольно сморщила нос, а я равнодушно пожала плечами.

– Ничего страшного, мы знакомы.

– Вот этот красавчик, —Анжела указала на Николая, скривившего лицо от лестной характеристики коллеги, – Это наш физрук – Николай Николаевич Муромцев.

– Да, этого красавчика, как вы говорите, я тоже уже знаю, – я поспешила откреститься от этого разговора, потому что выдерживать на себе изучающий взгляд Николая почему-то стало неловко.

– А где Берта Андреевна? – спросила Ольга, подняв хмурое лицо от блокнота.

– Наверное, разжевывает очередную задачку раздолбаям из десятого «бэ», – хохотнула Анжела и, обращаясь ко мне, добавила: Берта Андреевна – у нас математичка. Есть еще усатый физик Анвар Махмутович и химик Кирилл Петрович. Они бегают курить на каждой перемене, их тут так просто не застанешь.

– Я как-нибудь переживу, – пробормотала я, собираясь с мыслями, чтобы подняться со стула Анжелы Викторовны и донести журнал до стеллажа, у которого стоял физрук, время от времени поглядывающий на меня с нескрываемым интересом.

– О чем мы говорили? – задумалась Анжела, вспоминая тему, которая обсуждалась в учительской до того, как тут появилась я.

– О том, почему у Олечки не складываются отношения с мужчинами, – холодно произнесла историчка. Ольга Александровна невольно хлюпнула носом, будто эта проблема действительно доставляла ей страдания.

– Ах да! – воскликнула Анжела и в своей нагловатой манере пояснила мне: Олечке тридцать пять, а она все еще не замужем и без деток.

Мне стало неловко и даже немного жаль англичанку из-за того, как бесцеремонно ее личная жизнь обсуждалась теми, кого совершенно не касалась. Только саму женщину, видимо, ничего не смущало.

– Не понимаю, почему он сбежал? – неожиданно громко заявила она, захлопнув блокнот. – Свидание шло прекрасно. Мы много говорили, пили чай, а потом Иннокентий просто ушел в уборную и не вернулся.

Олечка прикрыла лицо руками и тяжело вздохнула, оплакивая свою судьбу.

– Я же сказала, что нужно надеть красное, – тоном ментора заявила историчка, не отрываясь от окна, – Мужчины обожают красное. Это цвет страсти, Олечка. Наденьте красное платье с декольте, накрасьте губы – и к вам, как мотыльки, слетятся кавалеры.

Я искренне пыталась молчать, оставаясь в стороне от обсуждения неудачного свидания, но такая оценка красного цвета вывела меня из себя.

– Не соглашусь с вами, – смело возразила я, – Красный сильно переоценен. Он вульгарен и будто кричит о женской доступности. Не думаю, что Ольге нужно именно это.

Историчка перевела на меня удивленный взгляд, но уже через секунду снова вернула на лицо холодную маску.

– Николай Николаич, – вдруг позвала Анжела Викторовна, – Вот ты у нас мужчина в самом расцвете лет. Скажите нам, стоит Олечке надевать красное или нет?

Физрук тихо рассмеялся, закрывая журнал, который засмотрел уже, наверное, до дыр.

– Понимаете, в чем дело…, – начал он, обращаясь ко всем сразу, – Вы, женщины, придаете цвету слишком большое значение. Большинство мужчин даже не запомнит, было на вас красное платье или, скажем, синее.

– Так что же тогда надеть? – Ольга Александровна перевела на физрука усталый взгляд.

Парень пожал плечами и с присущей ему легкостью ответил:

– То, в чем ты сама себе нравишься. В чем твои глаза будут сиять. Мы, мужчины, немного дети и считываем вашу неуверенность, – ответил он, и все женщины в учительской замолчали в задумчивости. Было в его словах нечто поистине мудрое.

Заметив, какой эффект ему удалось произвести, Николай довольно улыбнулся и убрал свой журнал в нужную ячейку на стеллаже. Ничего не говоря, он подошел ко мне и взял со стола мой журнал, который я никак не могла донести до полки.

– Я могла бы и сама, – пробубнила я, глядя, как парень убирает тетрадь в ячейку.

– Я не кусаюсь, не надо меня бояться, – ответил физрук. Неужели он догадался, что я не хотела идти к стеллажу именно из-за него?

К счастью, никто из присутствующих не обратил внимания на наш короткий диалог. Не хватало только слухов о моем страхе перед физруком.

– Так, друзья! – снова громко заявила Анжела Викторовна, – Что делаем на день учителя? Может, шашлындос замутим?

– Вы точно учитель русского языка? – пробормотала я себе под нос уже на выходе из учительской.

Этот разговор меня совершенно не интересовал, ведь пятого октября, когда педагогический коллектив будет жарить «шашлындос» в честь дня учителя, я буду праздновать свой двадцать восьмой день рождения. Интересно, какой сюрприз мне устроит Антон?

ГЛАВА 5 ОКТЯБРЬ

Никогда не думала, что свой двадцать восьмой день рождения я встречу в холле убогой школы никому не известного городишки, но судьба коварна, и она пытается меня сломить. Только я не сдаюсь так просто!

Стоя в тени колонны с зеркалами, я листала ленту соцсетей, проверяя, кто уже успел выложить поздравление с отметкой моего имени, а кто – нет. Время от времени я поднимала глаза на мелькающую в коридоре бабульку со шваброй. Что бы такого сделать, чтобы она отстала от меня со своей второй обувью?

– В другое место нельзя встать? – грубо спросил один из рабочих, заносящих мешки со стройматериалами в холл.

Я смерила его взглядом, полным презрения, и уже раскрыла рот, чтобы вежливо указать наглецу направление движения, как в дверях появился Николай Николаевич в окружении учеников. Его сияющая улыбка немного сбила меня с толку, и я только махнула рабочему, чтобы не докучал мне.

– И в футбол погоняем? – спросил мальчишка, с восхищением глядя на физрука.

– И в футбол! – смеясь, отвечал тот, ведя за собой толпу детей.

– А в вышибалы будете с нами играть? – вскрикнула девочка, не отходящая от своего учителя ни на шаг.

Николай Николаевич посмотрел на нее веселым взглядом и согласно кивнул.

– Сегодня вы сами выбираете занятие. Постараемся успеть все, – пообещал он, и дети, радостно шушукаясь, отлипли от Николая и зашуршали пакетами со второй обувью.

Заметив меня, физрук приветливо улыбнулся и скинул с плеч спортивный рюкзак, из которого достал пакет с кроссовками.

– Что, Надежда Львовна, опять оставила вторую обувь дома? – по-доброму усмехнулся он, и я с трудом заставила себя нахмуриться. Как оказалось, долго злиться на этого человека в кошмарных ярких толстовках выходит сложно.

– Я не собираюсь носить сменку из-за одного урока, – фыркнула я.

– Это же для чистоты в школе, – возразил парень, убирая грязную обувь в пакет, – Или ты и дома ходишь в этих чудесных ботиночках?

Я выставила вперед руку и слегка потрясла пальцем:

– Эти чудесные ботиночки стоят как твоя машина, между прочим!

– Правда? – ничуть не обидевшись, физрук присел, чтобы завязать шнурки, – На моей машине, кстати, нет царапин. Чего не скажешь о твоих ботиночках.

Парень задумчиво хмыкнул и поднялся, снова возвысившись надо мной.

– Что? Какие царапины? – я громко сглотнула и, вытянув вперед одну ногу, внимательно осмотрела ботинок.

– На другой ноге с внешней стороны, – пояснил Николай, с любопытством наблюдая за тем, как бледнеет мое лицо.

Я перевела глаза на вторую ногу и увидела, как на черной коже буквально светится белая царапина, будто я пропорола ногой чертов айсберг и вот-вот уйду под воду от досады.

– Это все ваши отвратительные дороги! – вскрикнула я, протянув руку к покалеченному ботинку и сразу отдернув ее. Не могу коснуться этого ужаса!

– Я мог бы подвозить тебя утром, – предложил Николай, – Мне несложно делать небольшой круг один раз в неделю.

– Я в твою машину больше не сяду! – пробурчала я, чувствуя, как начинаю закипать, но Николая это, казалось, совсем не смущало. Он продолжал улыбаться, глядя на меня, как на взбалмошного ребенка.

– Ну нет, я не езжу на работу на машине, пока не выпадет снег, – он пожал плечами, – У меня есть велосипед. И место на багажнике еще свободно.

Парень подмигнул, а я чуть не поперхнулась от негодования. Велосипед?! Как он мог такое предложить мне – дизайнеру, привыкшему к роскошным автомобилям и личным водителям.

– Надежда Львовна, доброе утро! – робкий девичий голосок заставил меня на время забыть про шутника физрука и обернуться.

Напротив меня стояла Вера – та самая скромница с косичками, которая предложила повязать крючком и этим спровоцировала драку посреди урока.