– А еще придет режиссер с телеканала, – Цзя Мэй была прекрасно обо всем осведомлена и взволнованно жестикулировала обеими руками.
– Нет ничего плохого в том, что на тебя больше людей посмотрит. Не паникуй.
Цзя Мэй загадочно улыбнулась и заявила с тонкой женской расчетливостью:
– Учительница Син говорила, что они собираются подобрать юных артистов для своих школ.
– Э, так это отличная возможность блеснуть! Обязательно покажи им, на что способна! – на правах старшего наставлял ее Цзя Ли. – Такой шанс редко выпадает, понимаешь?
– Понимаю, – задумчиво сказала сестра.
И правда, в ансамбле собрались самые ловкие и талантливые девушки. Даже глупый человек, попав в их круг, мог проникнуться их духом. Перед праздником Цзя Мэй принялась усердно тренироваться
с удвоенной силой, утром и вечером. Она засунула под кровать все старые нитки и бамбуковые иглы, которые выпросила у мамочки из семьи У
Мамочка У страшно возмутилась. Она давно пыталась увлечь Цзя Мэй вязанием, а тут ее освободили от обязанностей учителя, поэтому она неизменно делала Цзя Мэй внушения:
– Так высоко ноги поднимаешь, как же это некрасиво! Невоспитанная девчонка!
Вскоре был напечатан сценарий. В нем девочка с друзьями весело проводит время в воскресенье, а ее матушка, которая работает на текстильной фабрике, сидит дома, моет посуду, готовит и штопает носки.
– Ты играешь главную роль? – спросил Цзя Ли у сестры.
Цзя Мэй расстроенно покачала головой:
– Главную роль играет Линь Сяомэй.
Цзя Ли знал ее, это была модная девчонка. Она носила джинсовые сарафаны, отлично пела и танцевала. Распевая популярные песни, она перекладывала микрофон из руки в руку, как будто мяла рисовый шарик. Она уж точно идеально подходила на роль себялюбивой девочки.
– Ну сыграть одноклассницу главной героини тоже неплохо, – утешал Цзя Ли сестру.
– Да эти роли все распределили, девочки уже выбирают новые наряды для сцены! —Цзя Мэй выглядела совсем несчастной.
– Ты вообще играть не будешь?
– Буду, учительница Син заставила меня играть эту маму.
Ох ты ж, сестре придется играть старушку с седыми волосами и в ветхой одежде! Она будет всего лишь задним планом: ее посадят в темном уголке сцены и заставят делать вид, что она штопает старый носок! Как же это скучно, аж до тошноты! Никто даже глазком не посмотрит на сестру, а девчонки слабее, чем она, будут резвиться по сцене в красивых нарядах.
Видя, как сестра добросовестно репетирует, пытаясь изобразить движение иглы, Цзя Ли весь клокотал от ярости. Он решил непременно протянуть сестре руку помощи. Первым делом он отыскал учительницу Син, но не успел и рта раскрыть, как она со смехом спросила:
– Рад за сестру? В ансамбле 20 человек, но только пять из них будут играть на сцене.
– О-о, – Цзя Ли мог лишь улыбнуться ее словам. Он не знал, как сменить тему, а говорить невпопад было неловко, поэтому он промолчал.
Учительница Син дружелюбно похлопала его по плечу, и он понял, что исправить ничего не сможет, но продолжал наивно улыбаться как полный дурак, пока та не ушла.
Цзя Ли набрался смелости, отправился к классному руководителю и спросил у него, нельзя ли поменять кое-что в сценарии.
– Зачем менять? Конкретнее скажи, – удивленно попросил классный руководитель учитель Чжа.
– Надо, чтобы мама участвовала в общем танце, иначе она покажется слишком несчастной, тряпкой какой-то!
– Но у нее глубокая сюжетная линия, только она заставляет задуматься, – слова учителя Чжа сбили Цзя Ли с толку.
Он растерялся и поэтому не выдал своих эгоистичных желаний. Иногда, если разговоры ни к чему не приводят, лучше вообще ничего не говорить. Но он всей душой переживал за сестру. Она так усердно тренировалась, и вот у нее нет возможности показать свои успехи, лишь приходится смотреть, как возможность становится все призрачней.
Вечером перед школьным праздником Цзя Ли наконец придумал, как спасти положение, и сказал сестре:
– У меня есть идея.
Сестра, позаимствовав у мамочки У иглу и наперсток, примерно сидела, скрестив ноги, и тренировалась штопать носок. А ведь она всегда говорила, что никогда не будет мамой, что ей хочется быть девочкой-бездельницей. Ну что за шутки, как она могла так поступиться своими принципами!
– Я хочу, чтобы ты прославилась. Ну или хотя бы показала им свою истинную силу!
У Цзя Мэй тут же засверкали глаза. «Отлично, это-то мне и нужно», – подумал Цзя Ли.
Он придумал для сестры несколько движений, которые она продемонстрировала бы, ворвавшись в общий танец с одноклассницами.
– Мы их покажем для того, чтобы наши ловкие трюки не пропали зря. Запоминай: ноги надо развести не меньше чем на 180 градусов, чтобы вытянуть их в прямую линию или вроде того.
Сестра широко распахнула глаза и спросила:
– Это можно? Учительница Син не согласится.
– Это называется творчеством, поняла? – сказал Цзя Ли. – Только посредственность соблюдает все правила.
– Ну хорошо, – Цзя Мэй очень доверяла своему инструктору. – Но я не знаю, когда мне вставать и исполнять все это.
– Положись на меня, – Цзя Ли ударил себя в грудь, как самый настоящий инструктор. – Когда придет время, я махну тебе из зала шапкой. Вот тогда и начинай.
Об этом услышала только мамочка из семьи У но поскольку в ту минуту она размышляла совсем о другом, разговор Цзя Ли и Цзя Мэй остался без ее внимания. Мамочка из семьи У думала, что надо бы посмотреть выступление Цзя Мэй, и переживала, что нет приличной одежды для такого случая. Но кому какое было дело, придет она в сером платье или в бежевом?
Только перед самым выступлением Цзя Ли понял, что просчитался. В первом ряду для почетных гостей сидели знаменитые бывшие ученики, один из которых, режиссер Цай, громко провозглашал:
– Я изучил сценарий, самая сложная там роль матери. Движения у нее не размашистые, а вот чувства она передает сложные.
Учительница Син тут же сказала:
– На репетициях эта девочка играла просто замечательно. Она очень тонко чувствует персонажа.
С этими словами она бросила взгляд на Цзя Ли и тепло ему улыбнулась.
– Хорошо, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, – сказал режиссер Цай.
Сердце Цзя Ли гулко застучало. Он сидел как раз в следующем ряду после и слышал разговор до последнего слова. Согнувшись в три погибели, он уже собирался выскользнуть из зала за кулисы и рассказать об услышанном сестре, как потух свет, неспешно распахнулся занавес, на сцене захлопотала мама в одежде не то серого, не то белого цвета, то подметая комнату, то стирая белье.
Цзя Ли понял, что поздно что-либо исправлять, поэтому уселся и крепко сжал в руках шапку, подумав, что если не будет махать ею, сестра обязательно будет смиренно играть матушку.
В темноте Лу Чжишэн, сидевший рядом, твердил ему на ухо:
– Твоя сестра – просто молодец, как похоже играет!
Цзя Ли и сам заметил, что сестра держится непринужденно и естественно, а еще увидел, как режиссер Цай снова и снова кивает головой. Он радовался, что отказался от затеи с тайным сигналом из зала, иначе все представление было бы испорчено.
Во время последней сцены Цзя Ли понял, что сестра волнуется и не может усидеть на месте. Она сидела, скрестив ноги, и штопала носки, но то и дело бросала беспокойные взгляды в сторону брата. Режиссер Цай прошептал:
– И правда, необыкновенно, она передает внутренний конфликт и боль персонажа с таким чувством глубины.
Сердце Цзя Ли чуть из груди не выпрыгнуло. Он боялся, что сестра что-нибудь сама учудит, и все прежние ее успехи пойдут прахом. Откуда же было знать об этом его смятении Лу Чжишэну! Тот думал, что Цзя Мэй просто хочет выразить ему дружеские чувства, поэтому безостановочно болтал:
– Она снова на нас посмотрела, надо как-то показать наше восхищение, дать ей какой-то знак!
И в это время Цзя Ли совершил принципиальную ошибку. Его не радовало, что Лу Чжишэн болтает лишнее, поэтому он хлестнул друга подвернувшейся под руку шапкой, давая понять, что надо меньше болтать. Но тот все истолковал совершенно наоборот – разом выхватил у Цзя Ли шапку и изо всех сил подбросил ее вверх. Тут Цзя Ли показалось, что у него в голове что-то взрывается.
Случилась беда. Мама, которая, скрестив ноги, штопала носки, получила сигнал и, ни на что не обращая внимания, рванулась в центр сцены, выбрасывая ноги вперед. Возможно, они затекли из-за слишком долгого сидения или свело мышцы, но она столкнулась с порхающей по сцене Линь Сяомэй. Обе упали, зацепив стоявший рядом микрофон, и тот с грохотом опрокинулся…
На сцене и в зале воцарился хаос. Цзя Ли увидел, как режиссер Цай качает головой со словами:
– Да что это за игра такая, как она могла так своевольно вскочить?
Учительница Син залилась краской и, казалось, вот-вот расплачется.
Именно из-за нее Цзя Ли ужасно захотелось с силой поколотить себя. Добрая учительница Син не должна так страдать! Все вокруг так смешалось, что уже ничего нельзя было различить.
Было совсем поздно, когда Цзя Ли решился вернуться домой. Лу Чжишэн заварил всю кашу, поэтому пришлось ему до самого конца сопровождать Цзя Ли. Тот спросил Лу Чжишэна:
– Как думаешь, сколько времени сестра будет на меня злиться?
Лу Чжишэн был рад немного позлорадствовать:
– Минимум три месяца, максимум шесть.
Цзя Ли тяжело вздохнул. Ему было жаль и сестру, и самого себя – из него не получился инструктор гения, но особенно обидно было, что он может стать посмешищем, если сестра выдаст их секрет учительнице Син. Тогда ему будет совестно показаться ей на глаза.
– Э, вы же близнецы, должны хорошо друг друга чувствовать, – схитрил Лу Чжишэн.
– Да ну тебя! – Цзя Ли раздраженно пихнул его кулаком в грудь. Кто его просил неприятности устраивать!
Как бы там ни было, Цзя Ли вернулся домой только тогда, когда уже с ног от голода валился. На цыпочках, как балерина, он прокрался в комнату. Сестра уже достаточно наплакалась, ее глаза покраснели и набухли. Потирая их, она сказала Цзя Ли всего несколько слов, но от них у него защипало в носу:
– Я не буду тебя игнорировать и никому не расскажу о нашем секрете. Ты хотел как лучше. Я все понимаю.
Эти слова Цзя Ли запомнил на всю жизнь. Сестра знала толк в справедливости и верности – прямо как женщина-рыцарь. Все-таки она была его близнецом, и понимала его как никто другой. Обо всем этом он только подумал, но ничего не сказал.
Глава 2. Три мушкетера
«Мы не такие, как девочки. Когда они хотят подружиться, угощают друг друга какими-то вкусняшками, черносливом всяким. И с подружками им надо быть осторожными, а то ведь можно из-за одной фразы рассориться. Ну а мы… Мы друг друга и колотим, и подножки ставим, и швыряемся, но все это – выражение дружбы, а без этого совсем неинтересно. Да и кто будет так осторожничать, как девочки? А еще из десяти мальчишек девять уж точно любят что-нибудь вытворять, особенно я с Лу Чжишэном. В этом-то мы родственные души!»
(Из дневника Цзя Ли)
В классном комитете Чэнь Инда, Лу Чжишэн и Цзя Ли держались маленьким сплоченным коллективом. Остальные три члена классного комитета, а это были девчонки, относились друг к другу недружелюбно, корчили рожи и часто обменивались обидными фразочками. Мальчики никогда не вставали ни на чью сторону, ведь как можно разобраться в темных девчачьих делах?
По словам Лу Чжишэна, из трех лучших учеников в их классе самым выдающимся был Чэнь Инда, славившийся ярким умом. У него было множество увлечений, огромная коллекция книг по электронике, а еще он собирал фотографии различных моделей боевых танков. Какое-то время он подолгу торчал дома, погрузившись в книги, и говорил, что хочет построить танк «Жук». Немало повозившись, он действительно соорудил модель танка на батарейках, которая могла двигаться сама по себе.
Но Цзя Ли не осыпал его восторгами. Чэнь Инда был худеньким и бледным, носил очки и выглядел как настоящий ботаник. Смелостью он вообще не отличался, до мурашек боялся, когда кто-то делал уколы. Возможно, он и мог проектировать танки, но уж точно
не стал бы ими управлять и бросаться в атаку на врагов. Попади Чэнь Инда в армию, было бы удивительно, если бы он там не упал в обморок!
Лу Чжишэн, не находя понимания, сердился и обвинял Цзя Ли, что тот не разбирается в людях. Целыми днями он нахваливал Чэнь Инда:
– Ты только посмотри, какая у него сумка классная, как у настоящего ученого!
– Да ну, – говорил Цзя Ли, – был такой великий китайский математик Чэнь Цзинжунь, вот он очень просто одевался.
– Чэнь Инда прекрасно смотрится, по нему видно, какой он замечательный.
– Если он хорошо смотрится, это еще не значит, что сам он так уж хорош, – возразил Цзя Ли.
Лу Чжишэн закатил глаза и умолк.
На другой день Цзя Ли обнаружил в своем портфеле записку, в которой кто-то без всякой причины написал ругательства: «Ах ты слепая собака!» И стояла подпись: «Великий сыщик». Цзя Ли повертел записку и подбросил ее на парту самой придирчивой девчонки класса – Хун Чан. Та тут же завопила и зарыдала, и из этого пустячка вырос целый конфликт. Скандал дошел до самого завуча. Наконец «великого сыщика» опознали по почерку, и этому толстячку пришлось выслушать выговор в кабинете.
Когда он вышел из него, тут же набросился на Цзя Ли с криком:
– Ах ты, еще друг, называется!
Цзя Ли невозмутимо ответил:
– Сегодня день дурака! – и опустил несчастному Лу Чжишэну руку на плечо.
С тех пор Лу Чжишэн восхищался не одним Чэнь Инда, но и признал превосходство Цзя Ли. У него было мало положительных качеств, но в одном он отличался от многих – прекрасно осознавал, кто он такой.
Втроем они прожили душа в душу целое полугодие, и им дали прозвище «три мушкетера». Кто-то говорил, двое друзей могут долгое время оставаться в хороших отношениях, а вот троим приходится переживать подъемы и спады, потому что человеческие чувства непостоянны, и какое-то из них так или иначе может перевесить другое. Никто не проверял это утверждение с научной точки зрения, но в дружбе этих троих вдруг назрел кризис. Возник он, конечно, по принципиальной причине, а не из-за мелочи, как это бывает с конфликтами между девчонками.
Случилось это вскоре после школьного юбилея. Намечался интеллектуальный конкурс, и каждый класс представлял один участник. В классном комитете решили выбрать Чэнь Инда, потому что он эрудит и уж точно получит награду.
– Нет-нет, я не гожусь, – отказывался Чэнь Инда. – У меня времени нет на подготовку.
