Мария Виргинская "Тир Нан Ог"

– Слушай, мама Зита, не напрягай! – взмолился Ксаверий. – Не порть настроение! Лера согласна.

– Она спорить не привыкла, вот и согласна, – парировала мама Зита, но смолкла, и все трое засияли улыбками навстречу бледной, но очень счастливой Лере. Совершенно новой Лере. Какой-то особенно большеглазой, большеротой, ушастой. Невыразимо прекрасной в сочетании всех этих деталей, ибо детали пребывали в гармонии меж собой и – гармонировали с состоянием души Леры.

– Ой, а кто это у нас такой маленький? – заворковала мама Зита, принимая один из свёртков от медсестры. Второй свёрток уже был в руках у мамы Лили. – Что это за девочка такая красавица?

– Потом будем рассматривать! Дома! – заторопила всех мама Лиля. – Мотор ждёт!

И, ступая осторожно, мамы со свёртками двинулись к ожидавшему их такси. Ксаверий задержался перед Лерой, силясь вникнуть в суть произошедших в ней перемен. И понял. Он, каким был, таким и остался – горделивым, радостным, в душе – напуганным необратимыми переменами в жизни. Лера стала Вселенной. Микровселенной, из недр которой вышла двойная звезда, чтобы развиться в две будущие микровселенные.

Развиваться микровселенным предстояло в однокомнатной квартирке Кораблиных. Тётя Лика предложила молодой семье свои двухкомнатные хоромы – на время своего отсутствия – но уезжала она ненадолго, и Ксар предпочёл кочёвке туда-сюда какие ни есть, а родные стены. В квартирке Кораблиных стало тесно, шумно и суетно, и мама Лиля перебралась жить к маме Зите, оставив молодых с их двойной радостью. Конечно, все три мамы что ни день приезжали помогать Лере, но мамы работали, и основную часть дня Лера проводила втроём с малышками. Ксар делал, что мог. Он старался быть полезным. Забегал домой между утренней репетицией и вечерним спектаклем, стирал пелёнки и убаюкивал дочек, чтобы Лера могла поспать хоть немного. По ночам ей это не удавалось. Ночи были апогеем их пелёночного ада. То одна, то другая крошка принимались кричать, и Лера, едва успевшая прилечь, вскакивала менять подгузники, ворковать и кормить. Лера осунулась, пополнела и – отдалилась от Ксара. Так, по крайней мере, ему казалось. Она слишком уставала, чтобы с прежним интересом выслушивать его рассказы о театре. Ее отрешённость вкупе с чередой ночных бдений, отразились и на характере Ксаверия. Он перестал ощущать себя счастливым. Ксаверий всё чаще ловил себя на преступной мысли, что ему не хочется после работы домой. Там его ждал не отдых, а испытание; кошмар под названием «радости отцовства», быт, посвящённый младенцам и только им. Умом Ксар понимал, что иначе и быть не может, что он не четвёртый лишний в семье, а можно сказать, опора, одна из ключевых фигур. Но до роли столпа Ксар психологически не дорос. Как-то ночью, проснувшись от рёва наперебой, он подумал: «Уж лучше б я пошёл в армию!». Устыдился себя, но ничего не смог поделать с охватившим его чувством обречённости: чужие жизни перечеркнули собственную его, Ксара, жизнь, навсегда подчинили её себе! Бессонные ночи сделали его раздражительным, а просьбы Леры – погулять с детьми, сопроводить их с малышками к врачу – воспринимались как нагрузка почти непосильная. Он стал срываться. Орал на Леру, что с него и на работе хватает нервотрёпки. Там аврал за авралом, а помреж – козёл отпущения, так теперь и дома – ни секунды покоя! Жить – когда, где?! Восстанавливать организм?! Или так и будет Ксар сновать между двумя дурдомами, пока не рухнет от изнеможения?!

Прокричавшись, он успокаивался, каялся жарко, рвался сделать что-нибудь по хозяйству, и Лера, поблагодарив за намерение, отсылала его немного поспать. Пусть он только спустит во двор тяжёлую двойную коляску, и они с девчонками пару часов погуляют. Легче не стало, и когда дочки выбрались из пелёнок. Они принялись осваивать мир и требовали повышенного внимания. Марфа ещё способна была сосредоточенно перебирать свои младенческие игрушки, но Дорофея всё время куда-то лезла, что-то роняла, падала или же приставала к Марфе. От истошного, в две глотки, рёва Ксару и самому хотелось завыть белугой и он орал на Леру: «Заткни ты их, наконец! У меня сейчас мозги вытекут через уши! Хочешь стать молодой вдовой?!». И Лера принималась успокаивать всех – и дочек, и Ксара. Лера и не думала повышать на Ксара голос, что-то объяснять или доказывать. Она глядела на него, как на старшего из своих детей, и улыбалась всепрощающе.

С этой улыбкой на устах она его и покинула.

Забежав днём домой, Ксар увидел, что кроваток и коляски в комнате нет, вещи детей собраны, а мама Лиля с мамой Людой надевают на малышек комбинезоны. Лера стояла посреди комнаты в пальто, с сумкой в руке.

– Не понял! – обалдел от неожиданности Ксаверий. Утро не предвещало столь разительных перемен. – Что происходит? Вы куда? Лера?!

– К нам, – не оборачиваясь, ответила мама Люда. – Вещи Павел Анатольевич уже вывез. Сейчас приедет за нами.

– Не понял! – повторил с нажимом Ксаверий. Ему сделалось вдруг жутко и – плохо. До головокружения.

– Вы куда едете? На курорт?

– Лера переезжает к своим родителям, – объяснила сразу всё мама Лиля.

– Но почему?! Зачем?!

– Вы поговорите, а мы сойдём вниз, – ответила мама Люда. – А то малышки запарятся… Лера, папа просигналит, когда приедет.

И они обошли Ксаверия, как столб, с двух сторон, мама Люда и мама Лиля, и остался Ксар столбом торчать перед Лерой.

– Ксар, мы уходим, потому что жить так дальше – нельзя, – мягко, увещевающе проговорила Лера. – Это не жизнь, это взаимоуничтожение.

– Но мы же знаем, что это временно! – закричал в отчаянии Ксар. – Через это все проходят!

– Не все. Мы не смогли.

– Это тебя отец так настроил?! – нашёл Ксаверий кого обвинить в предательстве Леры. – Конечно! Он меня всегда…

– Ксар! – перебила Лера. – Меня так настроил ты.

– А что я такого сделал?! Такого страшного?! Да, я срывался! Но меня в театре в этом долбаном имеют с утра до ночи, а тут ещё и дома… Меня тоже можно понять!

– Я тебя понимаю, – заверила Лера. – Я тебя очень хорошо понимаю, я сочувствую тебе, поэтому ухожу. Мы тебе надоели, Ксар, тебе надоела эта пьеса про семью, эта игра…

– Игра? – изобразил Ксаверий негодование. В душе он сник, потому что признал Лерину правоту.

– Ксар, тебя никто ни в чём не обвиняет, ни я, ни мои родители. Просто ты слишком молодой.

– То есть, я хреновый отец? – решил Ксаверий перейти в наступление. Как бы то ни было, а он старался быть хорошим отцом! Очень старался и был уверен, что у него получается! Что Лере с ним – хорошо. Это ему плохо, а им – хорошо! – Я зарплату не приносил?! На сторону бегал?! Оскорблял тебя как-то?! Что я делал не так?!

– Ты всё делал так! – постаралась Лера угомонить его. – Но ты этим тяготился, Ксар. Нами. Очень злился оттого, что тебе приходится жить именно так. Все вокруг принадлежат самим себе, а ты – нет!

– Может, ты не будешь говорить за меня? Решать за меня? – распрямился надменно Ксар. Лерина правота его унижала и ужасала, и он попробовал сохранить лицо. – Может, правду скажешь? Ты уходишь, потому что я стал тебе по фиг? Ты меня разлюбила!

– Скажи ещё, что у меня кто-то есть! – рассмеялась, всё правильно поняв, Лера. И сразу стала печальной. – Я как раз потому и ухожу, Ксар, что люблю тебя. Если я останусь, мы всё разрушим. Мы уже начали. А я хочу любить тебя и дальше, и чтобы девчонки тебя любили…

– Ты их у меня отняла! – по-актёрски выкрикнул Ксар.

– Оттого, что их кроватки будут стоять в другом доме, они не перестанут быть твоими детьми. Мы не разбегаемся с тобой навсегда, просто я и дочки – переезжаем!

– А потом ты вернёшься? – почувствовал огромное облегчение Ксаверий. – Ты не могла так сразу и сказать? Обязательно было меня доканывать?!

– Мы не вернёмся, – уничтожила его радость Лера. – Но мы будем встречаться. Ты будешь видеться с детьми всегда, когда захочешь.

– А с тобой? – снова ошалел Ксар.

– А со мной ты разводишься.

– Что?! – вот этого Ксар не ожидал совершенно. И она так спокойно об этом говорит! Ещё и улыбается! И это неважно, что глаза у неё, как у побитой собаки! Она – улыбается!

– Почему это я с тобой развожусь? – резко спросил он. – А если я не хочу? А раз я не хочу, развода ты не получишь!

– Мне и не надо, – удивила его Лера. – Я больше замуж не собираюсь. Развод потребуется тебе.

– А-а! – завопил Ксар. Ему показалось, что он всё наконец-то понял. – Тебе наврали, что я себе кого-то завёл! В театре этом грёбаном! Так нет! Нет у меня там никаких баб! Чушь собачья! Кто меня оклеветал, говори! Я убью этого мерзавца!

И он стиснул кулаки, горя желанием сию минуту обрушить их на того, кто покусился на его семейный очаг.

– Ксар, пожалуйста! – взмолилась жалобно Лера, но Ксаверий уже преисполнился энергией мщения. Немедленного и страшного.

– Да! – выкрикнул он и взмахнул рукой, воображаемой саблей. – Я врал иногда, что у меня спектакль! Репетиция! Когда их не было! Я просто торчал в гримёрных, в цехах, с мужиками! Отрывался! Потому что это – не жизнь, видеть только режиссёра и только тебя! Которой не до меня! Я понимаю, тебе сейчас и правда не до меня, но это пройдёт, этим надо переболеть! Вместе! Ну, нет, не было у меня никакой бабы, веришь?!

– Верю, – прямо глянула ему в лицо Лера. – У тебя нет бабы. Но и нас у тебя нет, меня и детей. У тебя есть только ты сам.

– Козёл такой?! Сволочь?!

– Ты хороший человек, очень хороший. Я рада, что ты у меня был, именно ты.

– Ну, ещё бы! – вне себя от новой догадки вскинулся чуть не до потолка Ксаверий. – У нас же кровь – один к одному! Первая группа отрицательный резус! Где ты ещё найдёшь себе такого мужчину?! Отца для своих детей?! Нас, с первой, 10 процентов от всего населения Земли, а тут ещё и резус! Сама же рассказывала про какую-то свою подруженцию, которая себе мужика не по любви выбирала, не по интересам – по группе крови! Только чтоб ребенка родить! Вот и ты со мной была, чтоб родить! Только для этого!

– Какой же ты!.. – дёрнулась, как от пощечины, Лера и чуть не заплакала. – Идиот!

И стремглав бросилась к двери. В тот же миг за окном засигналил автомобиль.

На работу в тот день Ксаверий не вышел. Позвонил завтруппой, что тяжело заболел. И это было правдой! Болеть нестерпимо может не только зуб, нога, голова, но и душа! И никакой анальгин эту боль не снимет. Разве что алкоголь.

К возвращению мамы Лили Ксаверий был уже пьян и продолжал напиваться.

– Так я и знала! – объявила мама Лиля с порога. Она не удивилась и даже не рассердилась. – Слабый ты всё-таки человек!

– Получай, что получилось! – нахамил в ответ Ксаверий. – Сама родила!

И поскольку мама проигнорировала «наезд», потребовал объяснений: «Почему ты позволила ей уйти?! Ты! Мать моих детей! То есть, мать меня!».

– А потому, сыночка, – развернулась к нему мама, и сострадающая, и презирающая, – что ты сам это устроил! Подготовил этот исход! На что уж Лера терпеливая, безропотная девчонка, ты и её достал! Не был ты, сынку, отцом своих детей! И мужем нормальным не был! Так, поматросил и бросил!

– Мама! – возмутился Ксаверий, но у мамы слишком уж накипело на душе. Настолько, что она изменила правилу ни о чём не разговаривать с пьяным человеком.

– Ты ж её к детям ревновал! К собственным детям, блин! Внимания ему не хватало! Нежности, заботы и ласки! А сам ты о ком заботился? О себе! Чтоб тебе комфортно было! Вот сейчас ты что делаешь, например? Себя жалеешь, любимого! Бросила хорошего мальчика сука Лера! У тебя, мой мальчик, водочка не закончилась? Может, мама сбегает, принесёт?

Мама Лиля хлопнула за собой дверью, и пьяный Ксар разрыдался от невосполнимости утрат и несправедливости мира. Все против него! Даже мама! А в чём, в чём так уж он виноват?! Был бы рядом Стас… Но Стас отдавал долг Родине.

Мама Лиля вернулась с мамой Зитой.

Голос мамы Зиты слышен был ещё с лестницы: «Но ты тоже молодец! Нашла время! Доконать пацана решила?!».

Мама Зита – хоть кто-то! – приняла сторону преданного всеми Ксаверия. И когда мама Зита объявила с порога: «Собирайся, поехали! Завтра Стаська возвращается!», Ксар воспрял духом. Есть Бог на свете, и Он Ксаверия бережет! Для Него Ксар Кораблин не такая дрянь, как для прочих!

Стас Ксаверия почти успокоил. Отвлёк, развлёк, распотешил, и Ксаверий перестал ощущать себя несчастнейшим из людей. Стас был мощным сгустком мощной энергии. Такой мощной, что Ксар отлично различал её цвет – бордовый с алыми всполохами. К жизни, включая драмы её, Стас относился заразительно легко, не зацикливаясь сознанием ни на плохом, ни на хорошем.

– Бог есть! – проникновенно рокотал Стас. – И мы все под Ним ходим! Ткнули тебя мордой в дерьмо – утрись и думай, что ты сделал не так. Если у тебя всё не так – тебе кранты! Значит, ты тупой, безнадёжный! Такие природе не нужны!

Стас полулежал в кресле, поигрывал красным вином в бокале и щурился по-кошачьи, разглядывая вино на просвет. Он был всем доволен, всему искренне рад, потому что был доволен собой.

– Когда нас свои из миномётов поливать стали, первым летёха погиб! Командир! Зелёный был, растерялся! Я ему ору – ложись, он стоит! А я – чуял, ты прикинь – чуял, что в землю надо закапываться. Кто бежать кинулся, тех порвало! Всех! В клочья! А мы выжили. Потому что я не ждал, когда летёха что-то скомандует! Я сам скомандовал! А те, кто погиб, они ведь тоже себе отдали команду! Не ту! Ты понял, брат?!

– Я понял, что ты герой, – с восхищением оглядел его Ксар. Сам он, скорей всего, отдал бы себе неправильную команду. И Бог это знал, потому и не послал Ксаверия под миномётный огонь. Если верить, что у Бога есть виды на тебя – легче жить!

– Ты только мамам – ни слова, – покосился на дверь комнаты Стас. – Им знать не надо.

– Ежу ясно!

– Отслужил и отслужил, и всё класс! А бабы… женщины, – поправился он, отмежёвываясь от недавнего прошлого. – Нельзя к ним прикипать! Любить надо, а прикипать – нет! Разорвёт, как из миномёта! Светку взять, любовь мою первую! Я же знал, что хрен она меня будет ждать, и я это заранее в себе пережил. До её письма. Пришло письмо – ага, думаю, ну и мозги у тебя, Стаська, всё ты правильно просчитал! А вешаться из-за баб, стреляться, своих пацанов мочить – это… – Стас передёрнул гневно ртом, так и не подобрав нужного цензурного слова, и закончил: «Кто так делает – плесень!».

– Люди все разные, – вступился Ксар за парней с более тонкой, чем у Стаса, психической организацией. Ортодоксальность ближних Ксару претила.

– Есть табу! – возвысил Стас голос. – Предел, через который – никогда! Меня баба кинула, а я бегай с автоматом, в своих стреляй?! А у них, между прочим, матери есть! Невесты!

– Ну, срывает крыши у мужиков…

– Это что, оправдание?! – грозно свел Чапан брови.

– Это объяснение, – ответил миролюбиво Ксаверий. – И, заметь, на гражданке очень мало кто стреляется, вешается, едет крышей оттого, что делается не люб!

– Ну! – горделиво усмехнулся Чапан. – У мамок под крылышком все герои!

Вспомнил о понесённой Ксаром утрате и сменил тему, интонацию и выражение глаз. – С бабами… С женщинами, блин, всё ясно! У них всегда преимущество перед нами – они нас рожают! Но, заметь, не только мы к ним стремимся, но и они к нам! Тут важно – совпасть! Если б Светка меня не бросила, я бы сам её бросил. Вернулся бы и расстался. И были бы сопли, слёзы, упрёки, а так – всё спокойно! Потому что Светка – не мой человек! Мне общаться с ней не о чем!

– Жену заводят не для того, чтобы поговорить о Сократе, – возразил Ксар. – Для умных разговоров есть гетеры, гейши…

– Были! – категорично опроверг Стас. – Раньше! А нам теперь подавай их в одном флаконе, жён и гетер! И они есть такие, универсальные! Твоя Лера, например… Прости, брат, что соль сыплю, куда не надо, но ты зря Леру не удержал! Она – славная! А ты пренебрёг. Да, брат, именно так!

– Скажи ещё, что я сделал Леру предметом своего домашнего обихода! – ощетинился Ксар.

– Именно так! И раз ты сам так точно сформулировал, значит, понимаешь! Просто не хочешь принимать!

– Вот уж не думал, что армия – кузница философов!

– Армия – кузница всего! Кто плесень, тот становится вонью! А если есть у тебя тут, – постучал себя Стас кулаком по груди, – огонь! Бог! Тогда ты бережёный! Никогда и нигде не пропадёшь, потому что тебя – направят!

– А если у женщины там – свой Бог? – с иронией справился Ксаверий. – Тогда как?

– Если вас направили в одну сторону – это союз! – не замешкался Стас с ответом. – А если в разные… Тоже хорошо! А Лерка… Она вернётся! Не навсегда ушла! Ей передышка понадобилась. Обоим вам. Психопауза! – придумал определение Стас и чрезвычайно обрадовался находке. – Отдохнёте друг от друга, соскучитесь, начнёте по-новой!

– В одну воду…

– Это не новая вода! – опроверг Стас уверенно. – Это ваша вода! Ваша семейная лагуна!

Лера в семейную лагуну не возвратилась. Всякий раз, когда они встречались с Ксаверием, глаза её загорались радостью, а губы сами собой растягивались в улыбку, но всякий раз на предложение Ксара вернуться Лера отвечала отказом.

– То есть, надежды никакой? – решился внести ясность в их будущие отношения Ксар. – Мы уже никогда не будем вместе?

– Может быть, когда-нибудь, – ушла от ответа Лера.

– Когда состаримся?

– О, когда состаримся – обязательно!

– Будем возить друг друга в инвалидных колясках? По очереди?

– Не говори так, а то накаркаешь! Нет, мы будем гулять по набережной под ручку, есть мороженое и вспоминать золотые деньки!

– Почему бы нам прямо сейчас не поесть мороженого на набережной?

– Рано, Ксар! – рассмеялась гортанно Лера. – И некогда мне… Марфа, стой! Ты что тянешь в рот?