По цифрам водит призрачной ладонью
И утирает слёзы краем платья.
Кричат вороны в тишине полночной,
Седая дымка овевает плиты.
Молчат у эпитафий многоточья.
Молчат о наболевшем, не забытом.
Смерть Офелии
Полубезумен взгляд и речь бессвязна,
От горя юный разум затуманен.
Офелия бессильна пред соблазном —
Её вода в свои глубины манит.
На берегу речном с густой осокой
Она плетёт венки под сенью ивы.
«Ах, Гамлет, милый принц! О, как жестоко
Убил ты моего отца, любимый!»
Поёт ей песни горлица лесная,
Каштановые кудри ветер треплет,
И гладит нежно ива, прикасаясь
К покатому плечу плакучей ветвью.
Венки держа в руке изящно-хрупкой,
Деревья украшает ими дева.
Один неверный шаг… Душа-голубка
Под облака седые улетела.
Скорбь об отце её не беспокоит
И сердце молодое не печалит:
Офелия спит крепко под водою,
Укрытая кувшинковой вуалью.
Двое
В крохотных гнёздах негромко малиновки пели.
Ветер вдыхал в себя горькие запахи хвои.
В сени раскидистых лап серебрящейся ели,
Тесно обнявшись, лежали влюблённые Двое.
Кроны деревьев, как нити на солнечном пяльце,
Тонким узором ветвей окаймляли залесье.
Двое ласкались, сплетая дрожащие пальцы.
Двое не просто любили. Они были Вместе.
Полнился лес в раскалённом полуденном зное
Мягкими звуками птичьих сюит-переливов.
В бархате трав целовались и нежились Двое.
Двое не просто влюблённых. А Двое Счастливых.
Средь седых облаков
и восточных ветров
Средь седых облаков и восточных ветров
Море, с небом смешав ленты синей волны,
Ткёт свой пенистый шёлк на плечах берегов
И ласкает гранитное тело скалы.
Лижет кромку воды своим первым лучом
Только вставшее солнце, в объятьях зари
Проливается алым, пьянящим дождём,
В каждой капле которого пламя горит.
На песке золотом здесь следы не живут.
Их уносит в солёную, зыбкую даль,
Где они, среди волн, обретают приют,
Разбиваясь о водный, звенящий хрусталь.
У подножия гор, под крылом диких птиц,
Что пестрят буйством красок и радуют глаз,
Рассыпает слезинки с тончайших ресниц
Луговая трава в первый утренний час.
Здесь леса и поля – это платье земли.
Сокрывая от взоров её наготу,
Средь зелёных просторов цветы-корабли
Распускают свои паруса и плывут.
Внемлет робким рассказам бегущей волны
На ветвистых прибрежных деревьях листва:
Как фигуры созвездий в неё влюблены,
Как в её отраженье танцует Луна.
Елена Стрельникова
(Елена Сероглазая)
Родилась в 2000 году в посёлке Пластун (Приморский край, Тернейский район). В 2018 году поступила в Дальневосточный федеральный университет на направление «востоковедение и африканистика». Лауреат II степени Открытого краевого молодежного литературного конкурса «ISPRAVLYAY» в номинации «Поэзия» и финалист в номинации «Проза» (2018).
Посвящается Николаю Гумилеву
и Анне Ахматовой
Я так влюблена в эти милые строки о свете,
О грации хрупкой жирафа в раздолье саванн.
И думаю часто о нежном тропическом лете,
Когда над морским побережьем клубится туман.
Мне нравится свежесть
сказаний далеких, заморских,
Где небо южнее,
где солнце чуть ближе встает.
Слова, словно кисти,
рисуют умело наброски:
Душистые травы, акации,
птичий полет.
Я плачу, читая в кровати о стройном жирафе.
Мне слышится бег антилопы и сдавленный рев.
Мне слышится: дева печально играет на арфе,
А где-то на облаке спит Николай Гумилев.
Скользя по прозрачному небу
над гладью морей,
Он белым фрегатом плывет
в бесконечности дней.
А ветер, что шепчет стихи
на просторах саванны,
То дух-путешественник
cмелой мечтательной Анны.
Прогулки по Хабаровску
Фонтаны плещут в танце медленных огней,
Мешает ветер брызги с запахом сирени.
Но, чем прекрасней тёплый вечер, тем грустней.
Нам задержаться не позволят ночь и время.
Обрывки музыки. Вечерний разговор.
И ставшие родными переулки.
Прозрачный месяц робко светит сквозь забор,
Боясь спугнуть всё волшебство ночной прогулки.
Клад
Поблескивая мутно в ярком свете
У летнего открытого окна
На взмокшей и надорванной газете
Сушилась горстка бусин из стекла.
Их откопали утром под оградой.
Блеснув, они рассыпались у ног,
Когда прелюбопытный нос лопаты
Зарылся вглубь по самый черенок.
И ржавые до зелени монеты,
И бляшки полусгнившие в песок
Лежали в уголочке под газетой,
И влагу выдувал с них ветерок.
Что сотни лет для прочного металла?
Что – тысяча для стойкого стекла?
Быть может, эти бусы надевала
Сама жена чжурчженьского вождя.
Быть может, кареглазая бохайка
Тот самый надевала амулет,
Когда девчонок торопливых стайка
Вечерний наводила марафет.
Лесоповал
