Казалось, будто не дышал,
Сюда взгрустнувшего солдата
Тянула с раною душа.
Не зная, что он точно ищет,
Он шёл бесцельно на рассвет
Как будто мотылёк, что рыщет,
Летя из темноты на свет.
Здесь боль была и милосердие,
Здесь раскрывался человек,
В сверхчеловеческом усердии
Спасались души, руша грех.
Здесь пахло смертью и страданием,
Но сострадание верх брало,
Врачи и воины в сознании
Пред ликом смерти ей назло.
Ходили, добиваясь чуда,
Спасая бренные тела
Трудом и волей, а подспудно
И верой в Господа Христа.
Он был средь них и был надеждой
В руках своих неся, любя,
А жизнь уже не будет прежней,
Как и любимая страна!
Ему здесь было много легче,
Здесь души исходя на стон,
Врывались внутрь его калечной
И вместе ныли пред Крестом:
«Эй здоровяк, чего расселся?
Иди ка лучше, подсоби!»
О голос этот парень грелся,
«Давай за мной скорей иди»
Он слышал раньше, но не видел —
Супруга перед ним была,
Как призрак, правда, в юном виде,
Из прошлого его звала.
Застыв пред нею на мгновение,
И очарованно глядя,
Прорвался будто из забвения
И улыбнулся, в след идя.
Он помогал усердно, молча,
Украдкой вглядываясь в лик,
Стесняясь и немного ропча,
Что для неё уже старик.
Он «окунулся» в здравый смысл,
И захотел не мстить, но жить,
Хотя, нещадно сердце грызла
Маниакальной ставшей мысль!
Ему налили кружку чая
И пряник сунули в ладонь:
«Давай знакомиться, я Рая…»
А у него в глазах «не тронь!»…
В них будто омут закрутился,
Увлекший их на глубину,
Опомнился он и смутился:
«Андрей… ну, я теперь пойду…»
Он захотел и жить, и смерти
Боясь за всё, что свет несёт,
А в голове, как в круговерти
Особенный, последний год.
Уж год, как рвало мясорубкой
Его родной душе Донбасс,
И год он знал – чьим поступком
Нагрянул тот кровавый час.
Год он гонялся по ухабам,
Лежал и ползал по земле,
Все не за то имел награды,
Не находя его нигде!
Каратель был всё время близко,
Но вот в прицел не попадал,
А это значило, что смысла
Весь этот год совсем не дал.
Андрей по батюшке Иваныч,
Давно уже легендой стал,
Вояка ушлый и бывалый
Заслуг своих не признавал.
Он обернулся, взгляд суровый,
Но ей как будто нипочем,
С улыбкой и походкой бодрой
Приблизилась и о плечо
Своей ладонью прикоснулась
Стряхнув, как будто пыль с погон.
«Вы будто спите» – и запнулась,
В дыхании, услышав, стон.
Он всё стоял, не шелохнувшись,
Не отрываясь от неё,
Слезою сердце захлебнулось
Он перед ней почти «ничто»!
Прожгла насквозь её улыбка,
Не та что была у жены,
Но горечь в нем уже размякла:
«Ты гений чистой красоты».
Она по детски рассмеялась,
«Почти, как Пушкин…, что с тобой?»
Окаменелость рассыпалась
И скованность почти долой.
Не стал он врать или лукавить,
И мысли их в одном сошлись:
«Господь, конечно, всё управит
Ты только обо мне молись!»
Они немного погуляли
