– Да мы чего, не мужики, что ли?! – возмутился тот. – По чуть-чуть пусть пидоры всякие лакают! На! – и он протянул бокал, наполненный наполовину.
«Грамм двести – не меньше!» – прикинул я, ощущая в руке приятную тяжесть. «Знать бы ещё, что это такое! В смысле – сколько там градусов?».
Я попытался прочесть название, но, увы, ничего, кроме нескольких знакомых буковок, никак не складывающихся в знакомые слова, не обнаружил.
– Давайте, ребята, – провозгласил тем временем Анатолий Иванович, – за вас!
Мы выпили. Дыхание у меня перехватило, глаза полезли на лоб.
«Ох! Градусов семьдесят – не меньше! А может даже больше! На вкус же – самогон самогоном! Виски, типа!».
– Хороша зараза! – просипел будущий тесть, смахивая с глаз слёзы. – Из Лондона привёз!
– Круто! – согласился я.
В дверях зала, а точнее – каминной, возник ещё один слуга – на этот раз не резиновый, а словно швабру проглотивший и торжественно сообщил:
– Господин губернатор подъехали!
– Понял! – подхватился Анатолий Иванович отставляя бокал. – Иду, иду!
Не обращая больше на нас внимания, он выскочил из комнаты и умчался встречать главного чиновника области.
– Понеслось говно по трубам! – прокомментировал я и потянулся было к бутылке, но Ирина отставила её подальше.
– Не фиг! Нажрёшься ещё! На старые-то дрожжи!
С сожалением поглядев на золотистую этикетку, я пожал плечами и плюхнулся в кожаное кресло возле камина. Впрочем, посидеть спокойно мне не дали.
– С ума сошёл?! – зашипела Новослободская, хватая меня за плечо. Во ведь дурацкая манера!
– А что такое?
– Там! – она торжественно показала на дверь, – Андрей Андреевич приехал!
– Какой ещё Андреич?! – раздражённо поинтересовался я.
Моя благоверная посмотрела на меня с отвращением.
– Лакура. Андрей Андреевич Лакура. Ты, что не знаешь, как нашего губернатора зовут?
– А он знает, как зовут меня?
– Во! – она постучала согнутым пальцем по столу. – Совсем с катушек съехал!
– Ну, хорошо, – я примиряюще поднял руки. – Губер пожаловал! Генерал, типа. Царь-батюшка местного разлива. Я то тут при чём?!
– Мы должны присутствовать там, где он присутствует!
– На фига?
Новослободская фыркнула.
– Что бы все спрашивали, а ты был первый!
– Ладно, – я тяжело вздохнул. – Пошли.
Мы выбрались из дома и направились к огромной толпе на подъездной дорожке. Там же стояло несколько гигантских машин «слуг народа», и меня в который уж раз поразило их вопиющая антиэстетичность. Не именно этих джипов да мерсов, а автомобилей вообще. Мало кто из людей об этом задумывается, но железные коробки на колёсах с двигателями внутреннего сгорания уродливы, потому-что противоестественны. Совершенно дикое сочетание круглого, прямоугольного, вытянутого, приплюснутого…. И ничего нет более нелепее рекламы, где очередная навороченная тачка изображается на фоне идиллических пейзажей. Всё равно, что поставить на лесную полянку или на берег океана с ультрамариновой водой и ослепительно белым песком засранный унитаз.
Вообще, когда человечество, перестаёт копировать природу и начинает изобретать что-то своё, всегда получается убого и бездарно. Самолёты, например, не вызывают эстетический шок, поскольку скопированы с птиц. Субмарины – с рыб, как и небольшие лодки; воздушные шары скопированы – не то с луны, не то с солнца; даже аэростаты – с облаков. А вот надводные корабли, и уж тем более – автомобили – извращение. Кубизм бездарный.
Впрочем, я отвлёкся. Это всё от вискаря. Слишком крепкий зараза! Оттого и злобствую.
Господин губернатор улыбался, пожимал руки и время от времени шутил. Вернее он думал, что шутит, но поскольку окружающие тут же начинали жутко хохотать, никакой дисгармонии не возникало.
– Дорогой Андрей Андреевич! – хозяин замка, чуть ли не лопаясь от радушия, обвёл рукою поместье. – Как говорится, мой дом – ваш дом! Прошу вас!
Господа чиновники – бывшие бандиты дружно двинулись к дому, двери которого были уже широко распахнуты.
– Угостимся чем Бог послал! – продолжал заливаться соловьём Анатолий Иванович в своей излюбленной манере. Он лучше бы, чем костюмы шить за десятки тысяч евро, нанял бы себе учителя русского языка!
– Главное, что б нас Бог не послал! – опять «пошутил» губер и все зашлись в очередном приступе смеха.
Мне снова захотелось выпить.
«Да пошла бы моя уважаемая невеста в глубокую попу!» – возмущённо подумал я. «Тоже мне, воспитательница! Терпеть этих монстров трезвым?! Я не враг своему здоровью!».
Тут я заметил в свите губернатора знакомую физиономию Голенбогена-Уруса, и настроение у меня испортилось окончательно.
«А вот и наш главный любитель настенных календарей и женщин без лиц! Ну, правильно, где ж ещё этому психу тусоваться?! Только в гостях у бандитов! То есть у тех, кому они на самом деле служат!».
Глава шестая
В которой я всё-таки напиваюсь с «большими людьми», начинаю видеть галлюцинации, вместе с ними – чувака в камзоле, запойного Гену, нарисованного мужика, после чего решаю отправиться в гости к Виагре, нажираюсь ещё больше и оказываюсь непонятно где, непонятно зачем.
1.
Обеденный зал дворца-замка поражал воображение уж никак не хуже каминной. Канделябры, хрустальные люстры, подлинники в тяжёлых рамах, расписанный крепостным художником потолок.
Я не шучу. Как мне рассказывала Новослободская, некий живописец задолжал её папане весьма кругленькую сумму во вражеской валюте, а отдать не смог. Ну, и поставил добрый Анатолий Иванович должнику условие: либо тот на халяву расписывает ему потолки-стены, либо господина художника в этой самой стене и замуровывают. Живьём.
Поэтому теперь, с верхотуры, на высокое собрание взирали ангелы, амуры, изгоняемые из рая Адам с Евой, а так же сам Господь Бог – лично. Он сидел на облаке, и вид имел весьма суровый.
Мой сосед слева – жизнерадостный бандюган, с красной рожей и золотым Ролексом на волосатой лапе, подмигнул.
– Давай жахнем что ли? А то пока эти, – он кивнул в сторону губера, – напи….ся, водка остынет!
– Давай! – согласился я.
Благо уважаемая Ирина Анатольевна сейчас сидела от меня далеко – рядом с папашкой и строила глазки господину Лакуре. Меня, как я подозревал, отправили на край стола из-за неправильного костюма, а так же ботинок и причёски. Что лишний раз подтвердило правильность присказки «нет худа без добра».
Бандюган разлил по бокалам экспортную «Столичную», мы выпили и закусили красной рыбкой.
– Ништяк! – вынес вердикт мой собутыльник, чавкая. – Ты сам по жизни кто?
– Жених.
Сосед сделал удивлённое лицо.
– Типа, не понял!
– Типа будущий зять Новослободского, – я показал вилкой на олигарха.
– А, теперь понял, – бандюган кивнул. – У него работаешь?
– Не, я художник.
Собутыльник оживился.
– Серьёзно?! А эти… тачки разрисовываешь? Ну, там, тёлку изобразить, животинку какую, типа волка или крокодила?
– Не знаю, не пробовал ещё.
– Зря! – бандит снова зачавкал. – Крутая штука! И бабки хорошие платят!
В голове у меня к тому времени всё уже кружилось, летало и переворачивалось; настроение не то что бы повысилось, просто стало на всё плевать.
– Ща приду! – промямлил я, с трудом выбрался из-за стола и, пошатываясь направился в ту сторону, где по моим прикидкам находился туалет.
Вышел в коридор, протопал по шикарному белому покрытию, в котором ноги утопали, как в сметане, завернул за угол и… увидел женщину без лица.
Ту самую.
Она стояла метрах в пятнадцати от меня, держа в руках букет. Только розы были не розовые, а чёрные.
Я всухую сглотнул и огляделся по сторонам.
Никакого навороченного коридора в навороченном доме больше не существовало.
Теперь я находился в узком бетонном проходе, с сырыми, исписанными похабщиной стенами, со свисающими с потолка оборванными проводами и единственной, болтающейся на перекрученном шнуре, лампочкой.
Пахло крысиным помётом, застоявшейся водой, грязью. Где-то, очевидно в вентиляции, завывал ветер, было холодно и сыро.
«Ой!» – только и успел подумать я, когда женщина двинулась ко мне.
«Моё лицо» – раздался у меня в голове жуткий, скрежещущий голос. «У меня отняли жизнь. Теперь ты отнял лицо».
Словно кто-то провёл ржавым, тупым ножом по внутренней поверхности черепа – в районе лба.
Я согнулся от боли, а голос продолжал:
«Они знают способ. Они уже здесь. Вы не сможете их остановить, как не могли этого сделать прежде…. Давно. Пусть у них не получилось тогда, но сейчас получится. Я знаю».
Кошмарное создание без лица тем временем подходило ко мне всё ближе, и я уже чувствовал его запах – вонь разложившегося тела, плесени, какой-то едкой химии….
– Нет, – просипел я, чуть ли не теряя сознание от боли. – Не надо!
И тут кто-то сзади схватил меня за шкирку.
Я попытался вырваться, но ещё один голос, мало напоминающий человеческий, на этот раз – низкий и хриплый, произнёс:
– Не дёргайся, придурок!
А затем меня оторвали от пола и поволокли вперёд – мимо безликой, так и сжимающий в гнилых руках свой чёрный букет, мимо каких-то полуистлевших занавесок, мимо уходящих в никуда тёмных проходов, ржавых решёток, стекающей по стенам воды, лестничных пролётов и разбегающихся крыс.
Ещё через минуту неведомый силач втащил меня в помещение с грязной кафельной плиткой и сунул башкой под струю мутной жидкости, хлещущей из сломанного крана над покосившийся раковиной.
Было ощущение сильного удара по затылку чем-то липким, холодным и очень тяжёлым. Только спустя несколько секунд я сообразил, что это – просто ледяная вода, стою я в ультрасовременном, сияющим фаянсом сортире, и никто меня не держит.
– Твою мать! – отвратительным дрожащим голосом произнёс я, выныривая из-под струи и проводя рукой по лицу. – Вот же мать твою!
Огромное зеркало напротив раковины отразило мою бледную, до синевы физиономию, растрёпанные волосы в стиле «взрыв петарды в кастрюле с лапшой», полубезумный взгляд.
Я зачерпнул ещё воды, снова плеснул в лицо.
«Ёпрст! Что это было?! Я наконец-таки допился до галлюцинаций?! До белой горячки?! Вот чёрт!».
Тут мне приспичило отлить, я развернулся и….
Чуть не помер от ужаса.
На импортном унитазе сидел труп. Уж на этот раз – точно мёртвый, поскольку был без головы. Голову он держал в мучительно скрюченных руках; ноги в залитых засохшей кровью джинсах широко расставлены.
Лицо присутствовало, но лучше бы его не было!
Ибо я узнал… Гену.
Мой случайный знакомый, даже принимая во внимание его нынешнее состояние, выглядел ужасно. Остекленевшие глаза выпучены, рот широко разинут в безмолвном, и теперь уже вечном крике, волосы – дыбом. Как у меня, прям.
Голова закружилась, окружающий мир начал рассыпаться на мелкие детали; отдельные его картинки где присутствовал навороченный сортир и картинки, изображающие засранный привокзальный сортир перемешались; ноги подогнулись.
Когда же я обнаружил себя, сидящим на полу, никакого трупа рядом не было. И в воздухе пахло не мертвечиной, а вполне себе цивильным ароматизатором.
