Виктория Вадимовна Горнина "Троя. История первая"

Невиданных размеров строительная площадка начиналась прямо здесь, постепенно поднимаясь выше по пологому склону. В самой высокой точке красовался храм, ниже сияли покатыми крышами большие богатые дома, в основном достроенные – радиусы улиц делили холм на сектора, здания постепенно спускались, плотно опоясывая пространство. Везде оживленное движение – там возводили стену, тут подвозили камень, здесь разгружали лес. Цепочка водовозов спешила к реке и обратно, стук молотков и зубил перекликался в воздухе веселым ритмом, облачка каменной крошки оседали на землю, пахло известью и свежеспиленным лесом.

Пока наши путники растерянно озирались по сторонам, соображая, куда же податься, к ним, прихрамывая, подошел свирепого вида подрядчик. Лысая голова блестела на солнце, безбровое лицо подозрительно нахмурилось:

– Вы кто такие? Откуда взялись?

– Пришлые мы… Работу ищем.

Голова недобро усмехнулась.

– Много вас тут… А документы получили?

– Какие документы? – ошарашено спросили наши путники.

– Как какие? Вы что, с Луны свалились? Нынче каждый, кто хочет работать в Илионе, должен получить документ – и, видя полное непонимание в глазах собеседников, распалился еще больше. – Ну, карточку такую. Понятно?

– Нет. Мы ничего не знали. Мы думали – можно просто прийти… Мы – соотечественники, не чужие…

Подрядчик досадливо поморщился – и так проблем хватает, тут еще эти трое…

– Думали они. – и неожиданно смягчил тон. Что с них возьмешь – наивные люди. – Ладно, не мешайтесь тут. Ступайте вон туда – видите шатер? А рядом толпа. Очередь займите. Там вам все объяснят.

Шатер синего шелка, расположенный у подножия холма, представлял собой паспортную службу и биржу труда одновременно.

В глубине помещения располагался стол, весь заваленный пергаментом, прямо с потолка на него струился поток света, освещая беспорядок. Это и был тот самый заветный стол, где решались судьбы вновь прибывших. Справа от входа находилось место писца – маленького сгорбленного человечка неопределенного возраста, в чьи обязанности входило выдавать документы – аккуратные стопочки зеленых и красных карточек ожидали своих будущих хозяев. Ведал заведением энергичный молодой человек с бегающими глазками и неуловимым выражением лица.

Впрочем, достаточно было несколько минут незаметно понаблюдать за ним, чтобы стало ясно – обязанности этого молодого человека явно тяготили его. Мелкие усики возмущенно топорщились по любому поводу – кто бы ни обращался к нему – чиновник досадливо пожимал плечами – как они мне все надоели – читалось на его физиономии. А между тем, он получал неплохое жалование, город выстроил ему дом в числе первых, но полученные блага молодой человек считал недостаточными, себя – неоцененным по достоинству, оттого он отчаянно скучал, пропуская вереницы соискателей – их лица сливались в однородную бесцветную массу – этому чиновнику хватало двух минут, чтобы решить судьбу претендента.

***

Очередь у шатра волновалась и шумела.

Нестройный ряд из пестрой, небогато одетой публики возбужденно делился своими страхами и надеждами, наблюдая удачу или крах уже прошедших отбор. Незнакомые доселе люди бросались навстречу выходящим из заветного шатра, окружали их плотной толпой с одним единственным вопросом – ну как, взяли? А что ты говорил? А что там спрашивают? И каждый надеялся, что удача улыбнется именно ему.

Но, между тем, отказов за это чудесное утро получили больше половины прошедших, из тех, кто еще затемно занял очередь возле вожделенного шатра. Они не спешили уходить, неопределенно переминаясь с ноги на ногу, разочарованно вздыхая, пытаясь сообразить, что теперь делать-то, а? Им сочувствовали, но это сочувствие не могло ни помочь им, ни подсказать, как быть дальше. Отказники медлили, но все же постепенно уходили прочь, бросив последний взгляд на негостеприимный город, так жестоко обошедшийся с ними. А очередь продолжала шуметь и жить надеждой. Наши путники пристроились в ее хвост, рассчитывая пройти хотя бы до обеда. Но они не учли той энергичной поспешности, с коей расправлялся с вновь прибывшими молодой чиновник.

– Смотри, смотри, тех берут, берут… эх – завистливо пропищал тощий старикашка, приподнявшись на цыпочки – Человек десять сразу. Везет же кому-то.

Все вытянули шеи, посмотреть на счастливчиков. Очередь застыла на миг.

– Конечно. Это бригада…

– Каменотесы…

Бригада отошла в сторону дожидаться документов – зеленых карточек с какими-то значками.

– Больше никого не взяли – вон уходят.

– А какие мастера нужны нынче?

– Да кто их знает…

– Вчера одни, сегодня – другие. Ни за что не угадаешь…

В течение десяти минут люди как ошпаренные вылетали из шатра, в воздухе то и дело звенело – Следующий! – женщина нервно прижала ребенка, муж обнял ее, отвел взгляд в сторону – волнительно-тоскливо заныло сердце – не возьмут…

– Следующий.

Отец семейства шагнул в шатер. Жена, помедлив, зашла следом.

– Откуда? Возраст? Специальность? – посыпались вопросы.

Чиновник не удостоил взглядом вошедших претендентов. Он как раз изучал пергамент с квотами на сегодняшний день, вычеркивая занятые позиции.

– Из Дардании мы… тридцать лет… Резчик по камню я…

– Резчики нужны. Пойдешь в восточный сектор. Там поглядим, какой ты мастер…

– С женой я.

Чиновник впервые оторвался от своего списка.

– С женой нельзя.

– Она повариха… хорошая очень, хорошая, господин…– запинаясь, промямлил резчик.

– Город не резиновый. Тем более с детём. Куда его девать?

– При ней, при ней будет. Он не помешает. Мальчик смышленый… – все ниже склоняя голову под свинцовым взглядом защищался простой человек.

– Нет. – это прозвенело громом, резчик ясно видел что стены шатра содрогнулись и земля разверзлась пред ним. Где-то из глубины прозвучало – Тебя берем. Жену отправляй назад. Или оба вон отсюда. Не задерживай. Там еще много таких… Следующий!

Этот крик странным образом вернул его к действительности – резчик шагнул к столу, развязывая мешок.

– Погодите, погодите – мужчина оценил обстановку – писец вышел отдавать бригаде пропуска – они одни, совершенно одни в этом шатре – чиновник и он с женою…

– Вот, возьмите это.

Он поспешно извлек блестящий персидский платок тонкой работы с кружевной каймой. Ткань заискрилась в потоке света – нескольких секунд хватило, чтобы наметанным глазом оценить – превосходная вещь, главное богатство семьи, свадебный подарок родителей. Платок опустился на стол и сразу исчез из виду.

– Хорошо. – проделав этот фокус, чиновник небрежно бросил вернувшемуся писцу:

– Оформляй семью… Следующий!

Юноша в серой хламиде замялся у входа.

– Откуда? Возраст? Специальность?

– Гончар я.

– Гончар? Не нужен.

– Могу подсобником или учеником…

Чиновник с сомнением посмотрел на парня. Ему хватило минуты, чтобы принять решение.

– Свободен.

– Господин, не выгоняйте, дайте шанс… – отчаянно выдохнул паренек.

– Свободен, я сказал.

Юноша понуро вышел на улицу.

– Не взяли – сообщил он своим попутчикам, ожидавшим пропусков.

– Куда ты теперь?

– Не знаю. Куда-нибудь.

Он помялся немного, обречено всплеснул руками:

– Не знаю куда.

Обида выступила слезами – столько надежд связывал нищий мальчик с великолепным городом, а он вышвырнул его, словно щенка.

– Эй, погоди, парень. Поди-ка сюда.

Пожилой мужчина неопрятного вида пробирался к нему сквозь толпу.

– Не хочешь к нам? Нам как раз гончар нужен.

– Кому это вам? – подозрительно насупившись, спросил паренек.

– Да ты что? Не бойся, сынок. Не обидим.

Он практически насильно отвел своего собеседника в сторону от шумной очереди у шатра.

– Пойдем, по дороге все расскажу.

Их путь лежал вокруг подножия холма к западной его стороне.

– Не горюй, нас тоже когда-то не взяли, но мы все-таки обосновались здесь. Не так богато конечно, но ничего, жить можно.

Вскоре путники подошли к целому поселению из глинобитных низеньких домиков, ютившихся у западного склона, более крутого и каменистого, чем остальные склоны холма Ата.

Здесь селились те, кто не попал в Илион, но кому решительно некуда было возвращаться. Постепенно здесь собрались выходцы со всей Троады, а потому, как-то незаметно поселок получил название Троя.

Неизвестно, кто первый дал ему это имя, но оно прижилось.

Беспорядочно построенные низенькие домишки Трои составляли резкий контраст продуманной великолепной архитектуре Илиона – здесь не было того шика и богатства, однако в воздухе витало что-то особенное, характерное для малых поселений – искренняя доброта и радушие, приветливость, безыскусность и неспешность в противовес суете, жестокости и расчетливости большого города.

Маленькая бесправная деревня принимала новых жильцов, не требуя документов и не пытая зачем да почему – просто предоставляя кров и надежду отчаявшимся, задавленным нуждою людям, покинувшим родные места в поисках лучшей жизни. Они сами создавали ее – эту лучшую жизнь, и вскоре Илион, прежде смотревший с высока и презиравший такое соседство, Илион, считавший позором для себя снизойти до признания Трои, Илион, где не раз раздавались голоса уничтожить поселок, в конце концов, вынужден был признать его право на существование.

Более того, со временем здания большого города все ниже спускались с западного склона, пусть медленно, но верно город приближался к своему поселку.

Пока Илион неуклонно сползал с горы, Троя росла вокруг холма, опоясав западную сторону и захватывая все новые и новые участки. Это был естественный процесс слияния, помешать которому не мог ни Ил, ни кто-либо другой.

Кстати, заканчивая рассказ об Иле, нужно признать, что тот был на редкость удачливым человеком. Все, о чем он мечтал в юности воплотилось в реальность при жизни. Жена родила ему сына и дочь, и в старости Ил нянчил восемь внуков – пять мальчиков и троих девочек – что еще можно желать человеку? Ил умер вполне счастливым и довольным. Однако сын его, Лаомедонт не разделял уверенности отца, будто сами боги хранят город и потому незачем строить укрепления.

Боги – богами, рассуждал Лаомедонт, а хорошая стена еще никому не помешала.

При жизни родителя, Лаомедонт, как почтительный сын, не смел возражать отцу. Но сразу после смерти Ила новый правитель Илиона взялся осуществить столь грандиозное строительство. Этот новый царь уже не делил Илион и Трою, но считал их единым целым, признавая свершившийся факт. Он решил обнести крепкой стеной весь образовавшийся город, а жителей Трои признать полноправными гражданами Илиона.

Новое название оказалось проще и благозвучнее, к тому же Ил уже почил и не мог никому помешать, а потому с легкой руки своего правителя скоро весь город стал называться Троей, а его жители – троянцами.

Официальные документы конечно, сохраняли прежнее название – Илион, но это никого не смущало.

Таким образом, город, имевший теперь два названия, вознамерился возвести крепкие стены, чтобы сохранить свои несметные богатства, кои ежедневно прибывали по суше и морю со всех концов света.

И городу несказанно повезло. Но, обо всем по порядку.

3. Бунт на корабле

В самом сердце живописной рощи, там, где прозрачный ручей замедляет свой бег, рядом со склонившейся к воде молодой осиной, как бы случайно встретились три божества. Впрочем, они мало чем отличались от людей, и со стороны их можно было принять за отдыхающих пастухов и пастушек, что пришли насладиться прохладой в столь знойный денек, но подсматривать за ними некому – впрочем, именно это им и нужно было. А посмотреть, вообще говоря, было на что.

Женщина просто блистала холодной красотой – если бы не стальной серый взгляд и несколько надменное, даже злобное выражение лица, ее можно бы смело причислить к самым совершенным образчикам красоты. Густые вьющиеся локоны струились по плечам мягкими волнами, изящная точеная ручка то и дело поправляла выбившуюся прядь, женщина досадливо морщила высокий лоб, сжимая тонкие губы – она раскраснелась в пылу разговора, глаза горели гневом, распавшаяся прическа мешала ей; надоедливый комар поплатился жизнью, едва присел на тонкое запястье – ни у кого не оставалось сомнений, что такая участь постигнет каждого, кто попадется ей на пути. Ее собеседники вторили ей, возмущенно и громко выказывая негодование.

Один, тот, что помоложе, высокий, стройный молодой человек, прекрасно сложенный, представлял собою особый эталон мужской красоты, что граничит с женственностью, но все же не переступает той невидимой черты, после которой это становится противным. Изнеженность и некоторая манерность проступала в каждом движении, в звуках мягкого голоса, мелодичного, с легкой хрипотцой. Он словно танцевал одному ему известный танец, из под ресниц наблюдая, какое впечатление это производит на окружающих. Совершенные черты лица – особенно выразительные глаза и мягкий чувственный рот выдавали мечтательность и любовь к прекрасному, тонкому наслаждению, какое, без сомнения, этот молодой человек мог себе позволить и получал в избытке.

Третий собеседник был явно старше. С всклокоченными, плохо расчесанными волосами и курчавой бородой, брови нависали над глубоко посаженными глазами, придавая лицу довольно свирепый вид. Время от времени гулкий бас сотрясал всю рощу, так, что его то и дело просили говорить тише, резкие движения выдавали агрессивность; он злобно потрясал кулаками, точно боролся с воображаемым противником, который, вообще говоря, сыскался бы не скоро – высокий, могучего телосложения с мрачной физиономией атлет одним своим видом заставил бы призадуматься кого угодно.

Впрочем, все трое были достаточно возбуждены и обсуждали детали предстоящего дела не особенно сдерживая себя. Понятно, что чувства перевешивали здравый смысл.

Из глубины рощи то и дело звучало:

– Он совсем распоясался. Думает, ему все можно. – нервно прохаживаясь по лужайке, сотрясал воздух лохматый бог – Между прочим, мы сами виноваты – во всем потакали ему. Спаситель ты наш, бери, пользуйся – нам для тебя ничего не жалко. Вот он и прибрал все к своим рукам. Мне бы хоть какой клочок земли подарил – нет, кому угодно, только не мне. Боится уступить даже в малом.

– Ничего он не боится. – возражал ему молодой красавец – Только и знает молнией всех пугать. Мне постоянно указывает, что делать – шагу ступить нельзя. Надоело.

– Мне тоже надоело. Ни одной юбки не пропустит. Я уже со счету сбилась. А попробуй, скажи что-нибудь. Сразу испепелить грозится. – вторила своим собеседникам богиня – С каждым днем все труднее терпеть эти издевательства.

– Так больше продолжаться не может.