Николай Николаевич Мокров "Лизуны"

Мама ничего не ответила. Как известно, молчание – знак согласия. Отрезал хлеб, нанёс на него сливочное масло, сверху посыпал сахаром и убежал.

Пацаны уже были за домом. Я поздоровался со всеми и встал в кружок. За это лето, что я провёл в совхозе, в городе многое изменилось. И стало для меня полной неожиданностью. Я что-то пропустил. Мои ровесники забросили играть в машинки. А пацаны постарше, стали смотреть на девчонок совсем с другой стороны.  Лидеров в нашем дворе было двое. Первый – Антоха. Его отец никогда не сидел в тюрьме, но жил по тюремным понятиям. Работал слесарем на заводе. Маме Антона это не нравилось. И она хотела вложить всю свою душу в сына. Но, Антон пошёл по стопам отца. В школе он был забиякой и хулиганом. Отнимал мелочь у мальчишек. Часто дрался. Заставлял за себя делать домашнее задание. Во дворе же ни-ни! Отец говорил Антону, что в своей хате не "шухарят". Правда это не мешало ему приставать к чужим пацанам, проходящим в нашем дворе, и отбирать у них деньги. Мама Антона, глядя на всё это дело, «ударилась» в церковь. Стала ходить туда, читать церковные книги. Стала кроткой, покладистой, во всём слушаться мужа. Бате Антона такое положение дел понравилось, и он поощрял её выбор. Юрка, второй лидер. Его родители были из рабочей интеллигенции. Юра и сам учился хорошо. Занимался самбо. Антона он не боялся. Но, между ними часто происходили словесные стычки, каждый из них мечтал стать единоличным лидером.

Мы присели на корточки, и каждый стал рассказывать, как он провёл лето. Я хотел рассказать пацанам какой обалденный катер мне купили родители. Он был сделан в Ленинграде, красивый, весь пластмассовый, плавал. У него был электрический движок. А впереди светилась лампочка! Но, разговор у всех шёл не о том.

– Что ты нам тут рассказываешь о своих соревнованиях! Юрок, в жизни нужна не только смелость, а ещё и подвешенный язык.

Юра, на порядок больше обладающий знаниями, улыбнулся в ответ Антону.

– И что ты этим хочешь сказать?

Антон хотел поделиться с нами своими тайнами, но боялся, что мы распустим слухи.

– Короче, кто разболтает об этом – тот не пацан! Договорились?

– Да, – все начали подтверждать слова Антона.

– Весной, заканчивал восьмой класс, на меня нарвался один чудик. Классная потребовала отца. Пришёл домой, говорю ему, мол "учихалка" вызывает. Пахан кричит, что он всё за меня делать должен! Пора бы уже самому решать проблемы. Я ему в ответ: "Бать да он сам нарывался." Пахан мне и говорит: "Да не с ним проблема решается!" Ладно, прошло некоторое время. Смотрю, у меня оценки стали на повышение идти. Тут как-то батя спрашивает: "Ну как там у тебя дела в школе?" -"Хорошо, -говорю,– оценки повысились." Пахан смеётся: "Вот видишь, как надо проблемы решать! А "учихалка" ничего себе – хорошенькая тёлка." И лыбится. У меня шары полезли на лоб. – "Как ты её?" – спрашиваю. -"За полчаса "докалякались". Сначала весь пар выпустила, а потом я пошёл в атаку, что ради сына не сделаешь". – "И где вы? Она же замужем". – "У её мамаши. Мамаша пошла во двор посидеть, а мы в постель". Недавно встретил, она мне – "Ой! Я не знаю, как так получилось! Вы уж извините". Я ей в ответ: "А что получилось? Тебе не понравилось?" Она мне: "Всё было хорошо." -"Тогда отпрашивайся с работы и пошли ещё." Взял её за руку и повёл к школе. Она безвольно шла со мной.

Все молчали, ждали, что Юра скажет в ответ.

– Это твой батя, а ты сам?

– Вот мне пахан позавчера то же самое сказал: «Слышь! – говорит, – A Нинка с третьего подъезда ничего так стала. Сходил бы к ней, добазарился». – «О чём?» – «Фраер, ты не понял, что я говорю?  Добейся поцелуев». Сегодня пришёл я к Нинке. Дома нет никого. Родители на работе, бабка внизу. Дед на дачу уехал. Нинок, говорю, ты когда-нибудь целовалась? – «А что?» – спрашивает она улыбаясь. – «Я с девчонкой познакомился, а целоваться не умею, научишь?» – она со смеху падает. – «На ней и учись!» – «Не хочу позориться! Научи, пожалуйста, ну один поцелуй!»  – «А может быть ты мне нравишься. Зачем мне учить тебя другую целовать?» – «Тогда мне другая не нужна!» – «Ой, со смеху с тобой помрёшь», – «Ты, наверное, сама не умеешь, поэтому так говоришь». – «Меня научили в пионерлагере. После танцев. Парень старше меня». – «Ну вот. Он тебя, а ты меня, пожалуйста. Я тебя очень прошу». – «Только один поцелуй!» – «Да – с радостью сказал я, – Длинный». Я подошёл к ней. Она обняла меня за плечи, и мы стали целоваться. Приятно, губы бархатные у неё. Я руку вверх поднял и стал ласкать её грудь. Она сначала не поняла. И даже ближе прижиматься стала. Чувствую своим телом по мне водить начала. Она вся вжалась в меня. Тут меня чёрт дёрнул полезть к ней дальше. Нинка отпрыгнула от меня, и стала прогонять, как я не извинялся. Обещала целоваться в следующий раз. А когда выходил из квартиры, решила поиздеваться надо мной. Быстро открыла и обратно запахнула свой халатик, смеясь. У меня шары на лоб полезли! Такая красота! Мне так захотелось потрогать и пощупать её голое тело! Раньше меня это не интересовало. Пришёл домой, сам не свой от увиденного, пахану рассказал. Он мне стакан вина налил.

Кто-то из пацанов спросил: «И как они на ощупь?» – «Жёсткие – ответил Антон. – На физ-ре сам можешь потрогать у любой. Сделай вид – мол нечаянно. Как в баскетбол играть будем».

– Я тоже у неё пощупаю, – сказал Юра, – Она ко мне почти каждый день домой приходит, уроки списывать.

– Спорим, не пощупаешь? Ты маменькин сынок! Она тебя сразу окрутит и выйдет замуж за тебя. Никуда не денешься. Твои родители будут против, но обратно уже не повернёшь. Поэтому ты побоишься. А я не боюсь. Мой пахан выставит за дверь и её, и её родню. Сами убегут!

– Я никогда не спорю!

– Потому что ты трус!

– Я трус?

– Ты! Спорим, что тебя можно на пальцах поднять?

– На пальцах?

– Да! Не один конечно. Несколько человек, но только на пальцах!

Юра задумался. Физически это невозможно было сделать, в чём подвох?

– И как это будет выглядеть?

– Вон, где мужики играют в домино и карты. Ляжешь на стол, а мы тебя поднимем.

– Руками?

– Почему руками? Пальцами, правой и левой рук. По два пальца с каждой руки.

– И сколько человек?

– Пацанов шесть или семь.

– На что спорим?

– На три рубля, пачку «Пломбира» и два сока, яблочный и томатный.

У Юры было только семьдесят пять копеек. Пломбир стоил двадцать две копейки. Сок в «Гастрономе» по пять копеек. Рискованно. А с другой стороны, если он выиграет, можно сходить в кино. Женщины и девчонки сейчас ходят на индийский фильм. В других кинотеатрах идёт «Золото Маккены» и «Корона российской империи». На это и рубля хватит с проездом. Если на дневной сеанс ходить. Нет, три рубля рискованно.

– Давай на рубль.

– На рубль, так на рубль. Вечером встретимся.

Блин! О чём эти девятиклассники говорят? О, поцелуях с девчонками! Тьфу! Слизняки!  Весь разговор у меня вызвал отвращение. Я в «Детском мире» такую машину видел! Кран, как настоящий! Надо папу с мамой попросить, чтобы купили. Моя недоступная мечта была железная дорога. Немецкая, из ГДР. Я часто останавливался у витрины «Детского мира» и завороженно смотрел, как паровозик водит вагончики.

Поздно вечером я вымолил у родителей разрешение выйти погулять. Мы всё лето не виделись: кто был в пионерлагерях, кто на дачах, кто на Чёрном море. И вот, только сегодня, встретились в полном составе. Мне было сказано – только недолго! Выбежав в подъезд я столкнулся с соседом со второго этажа. Соседа звали Эдик. Мы с ним дружили. Отец у Эдика был художник. Мама продавала газированную воду у нас на остановке. Сначала дела у папы Эдика шли не очень. Он рисовал картины с Лениным или Брежневым. Такие картины покупали, но неохотно, заводы, райкомы и горком партии. Стал рисовать свои картины. Их не брали вообще. И вот он начал рисовать копии известных русских, немецких, французских, итальянских и испанских художников. И дело у него пошло. Люди, обладающие большими деньгами, заказывали у него эти копии. Тайно, когда отца не было дома, Эдик показывал мне цветные каталоги этих картин. Однажды, Эдик открыл мне комнату, мастерскую отца. Посреди комнаты стояла огромная картина французского художника. На ней были запечатлена обнажённая таинственная женщина выходящая из чаши. Картина была настолько реальна, что я обомлел. Чувствовал, сам нахожусь в ней. Эдик говорил, картины у этого французского художника заказывал сам русский царь.

Мы вместе выбежали из подъезда. Пацаны уже стояли перед столом во дворе. Не было только Антона. И тут мама Сергея открыла балконную раму, высунулась и стала кричать.

– Сергей! Домой!

Мы все стали умолять в ответ, оставить его ещё погулять. Она крикнула – ей рано вставать. Мы все опять просили за Сергея. Его мама закрыла окно и ушла. Из темноты показался Антон. Он подошёл к столу и сказал: «Правила такие. Юра ложится на стол. Мы все становимся вокруг него. По два пальца, указательный и средний, правой и левой рук, просовываем под Юру. Делаем всё по моей команде». И тут на балконе второго этажа появились Машка и её мамашка. Машка начала объяснять своей мамашке, что мы сейчас будем делать. Притихшей ночью всё было слышно. Неприятно, кто-то из нас уже заложил девчонке, что мы будем делать сегодня вечером.

Юра лёг на металлический стол. Мы стояли вокруг стола. Я был с левой стороны от Юры. Пальцы правой руки я просунул ему под плечо, а левой под руку. Антон стал над головой. Все свои пальцы он просунул под голову Юрию.

– Чёрт! Ты здесь? – спросил Антон.

Юра нервно засмеялся. Кто-то из нас поинтересовался у Антона, глаза закрыть или нет? Антон подождал, пока все утихнут. В том числе и Машка со своей мамашкой, наши комментаторы. Николай Озеров, по сравнению с ними, мелко плавал.

– Чёрт! Ты здесь? – ещё раз спросил Антон.

На этот раз в округе стояла тишина. Странно, в огромном городе образовалась таинственная тишина. Никто не ходил. Не было слышно машин. Не издавал свой скрежет трамвай, ходивший до полуночи. Не распахивали и не закрывали окна. Не хлопали подъездными дверьми. Не было звуков телевизоров. Висевшее бельё на балконах не издавало характерные для себя хлопки. Магнитофоны перестали играть. Какая-то мёртвая тишина. Весь шум и гам мгновенно пропал.

– Чёрт! Ты здесь? – уже громче сказал Антон. – Если ты здесь, дай нам знать!

Фонари стали гореть ярче. Темнота усилилась. Появился резкий контраст между светом и темнотой. На балконах и в квартирах домов горел мрачный тусклый жёлтый свет. Даже там, где раньше он был белым или голубым от люминесцентных ламп. На небе пропали звёзды. Небосвод стал чёрным. Ни единого облачка. Невдалеке противно и жутко послышались чьи-то завывания. Похожие то на тягостный плачь ребёнка, то на вой собаки. Внезапный порыв ветра обрушился на нас и также быстро исчез.