Солнечный ветер
Нани Кроноцкая
Имперский инспектор первого ранга Аверин выполняет миссию своей давней мечты. В составе команды лично нанятых головорезов и социопатов он инспектирует полузабытые колонии на самых дальних задворках галактики. И все было неплохо, но… После скоропостижной женитьбы его жизнь круто меняется. Аларм! Женщина на корабле во все времена создавала проблемы. А уж любимая женщина капитана… Держитесь колонии, полет "Совы" продолжается!Цикл "Солнечные лица", книга вторая.
Нани Кроноцкая
Солнечный ветер
1. Солнце мое
Сова. Имперский фрегат 27-313, класса Аngelus-Iustitia Inspector Victoriam. Периферия двойной звездной системы Кеплер 47
– Отказы от еды, общее угнетенное состояние, гормонально-стабильна. Общие физиологические показатели в норме. Паразит прогрессирует. – Ойли произнес эту фразу тоном официального обвинителя. – Мак, она снова дурит. И похоже – морочит нам голову. Я подготовил инъекцию…
– Нет! – он не стал даже дослушивать. – Оль, иногда прежде чем тыкать в человека разумного всякую пакость, можно просто поговорить.
– Ты снова ее покрываешь, Аверин! Не узнаю тебя, капитан. Разуй глаза, где трезвый взгляд на очевидные вещи? Или ты тоже повелся на ее кукольное личико и эти притворные слезы? – доктор вдруг взвился. – О чем мне вообще с ней разговаривать? Предлагаешь беседовать по душам со всеми больными и тяжело раненными? – В бессознанке особенно хороши собеседники. А уж трупы…
– Не ерничай, – Марк его холодно осадил. – Только что сам докладывал: показатели в норме. Или лечим теперь несговорчивость? Тебя снова заносит. Приказываю предоставить мне полный отчет показателей Нэрис. Вместе с картой твоих назначений и выпиской о всех проведенных за последние пять дней лечебных манипуляциях. Всё, ты свободен.
– Ты ни разу подобного не запрашивал! – Олейл в ответ уже просто шипел. – С чего вдруг подобная избирательность?
– Эта женщина – моя жена! Я несу за нее личную, персональную ответственность. – терпение командира «Совы» стремительно истощалось. – В последний раз я тебе объясняю столь очевидные вещи. Исключительно по старой дружбе.
Их взгляды схлестнулись. И доктор глаза опустил.
Аверин же молча развернулся и вышел. Уже у входа в капитанские апартаменты он притормозил резко и выдохнул. Она все почувствует, нельзя к ней заходить таким взвинченным и злым. Воспоминания вдруг нахлынули бурным потоком. Юность, Земля, Академия. Когда Ойле стал отдаляться? Почему так разительно изменился? Где она, та черта, что друзей разделила? Макар знал ответ на все эти вопросы. И малодушно отгонял от себя саму мысль и возможность признать очевидное…
Потом, все потом. Она ведь опять не поела, а в этом тоненьком теле осталось сил не так уж и много… Тоненькая тропинка их с ней отношений, пробитая в зарослях расовых и культурных отличий, легко зарастала свежей порослью одиночества. Он кожей чувствовал, как они снова стремительно отдаляются. И ничего не мог с этим сделать.
Над ухом Аверина омерзительно завибрировал сигнал персональной связи. Вдох. Выдох. Нельзя выливать ей на голову и накопившуюся усталость и злость. Макар все эти дни пытался ее избегать. Слишком много проблем на него навалилось, она захлебнется....
***
– Нэрис, ну что у нас снова? – голос его был полон нервного раздражения.
– Зайди ко мне ровно на десять минут, – мне очень сложно было просить его о таком одолжении.
Тем более, – помня, что эту нехитрую просьбу может услышать весь экипаж. Противно и страшно.
Инспектор же не ответил и связь отключилась. Я заметалась по каюте. А если он все же придет? Как доказать ему свои страхи? Для него я – простая дикарка, ненужное приобретение, о котором наверняка инспектор жалел уже неоднократно. Но… никто его не заставлял давать клятву заботиться обо мне перед лицом камня предков. И вступать в круг отбора.
– У меня мало времени! – усталый голос внезапно прозвучал прямо за спиной. Я вздрогнула, не удержав равновесия и попыталась упасть. Тихо ругнувшись, Макар поймал мое неуклюжее тело, тронул рукой стенную панель и усадил аккуратно на тут же вытянувшуюся кровать.
Выглядело со стороны это все наверняка безобразно.
Как будто его соблазняют. У меня закружилась мучительно голова. Пришлось закрыть глаза и сделать пару глубоких вдохов.
Аверин молчал, наблюдая. Конечно же, он мысленно он меня проклинал.
– Хат инспектор… – заставила себя заговорить, наконец, но была прервана раздраженным:
– Макар. Мак, Кар, Макарий, – как хочешь зови, я устал напоминать тебе свое имя.
– Рик, – ляпнула первую же ассоциацию с ним.
Инспектор криво в ответ усмехнулся.
– Ты же не за этим звала меня, я надеюсь? – очень холодно прозвучало.
– Нет, инспект… – он взглядом остановил меня. – Рик. Я прошу тебя не допускать ко мне больше вашего лекаря.
Инспектор удивился. Настолько, что на секунду задумавшись, вернулся ко входу в каюту и дверь за собой очень плотно закрыл, включив всю защиту и все блокировки. Я молча за ним наблюдала. Он что, мне поверил?
– Ойле, – наш врач, – произнес таким тоном, каким разговаривать впору с душевнобольными. – Твое состояние сейчас трудно назвать даже стабильным. Я помочь тебе не смогу.
Не поверил, конечно. Что ему глупая и капризничающая дикарка? Эти люди считают себя чуть ли не богами. А я… так. Глупое приключение.
Сама не заметила, как отчего-то заплакала. Мерзкие слезы! Не хватало еще мне увидеть на лице капитана брезгливое выражение. Или еще того хуже – высокомерную жалость, как у отца.
Но Макар удивил.
Подошел, вытер пальцами слезы, и перехватив мою руку сжал в ладонях холодные пальцы. Очень нежно потер их, согревая горячим дыханием.
– Рассказывай, все подробно и не опуская детали, – он был очень близко, присел рядом на корточки и очень серьезно вглядывался в мое лицо. – Даже если тебе это кажется глупым.
– Он трогал меня, – начала было тихо, но увидев поджатые губы инспектора, поспешно добавила: – не как лекарь, как… мужчина.
Аверин нахмурился. Потом прижал палец к виску, дождался тихого зуммера сигнала вызова личной связи (она его уже отличала) и тихо проговорил:
– Игорешик, мне выдай-ка запись утреннего медицинского осмотра Нэрис. Я знаю, что у тебя его нет и быть даже не может, но с меня одно желание. Только не эротическое. Выдай мне все прямо в ее каюту, на визор.
Уже спустя десять секунд я с нарастающим ужасом поняла, что все это время за мной наблюдали и кадры эти совершенно бесстыдно записывали.
Мучительно покраснев, лицо спрятала снова в ладони, вырвав руку у капитана.
Какой стыд! Экраном каютного визора служила стена над кроватью и на разворачивающихся там кадрах я выходила из душа совсем обнаженная, даже без полотенца!
Так и застыла, дрожа от нахлынувшего смущения, краем уха слушая звуки видеозаписи. Капитан тоже молчал напряженно, некоторые кадры он пересмотрел раза два или три. Потом снова связался с таинственным Игорешиком.
– Из хранилища запись изъять, перекинуть ко мне, на закрытые диски. Ойле допуск в каюту Нэрис закрыть до моего особого распоряжения. Выполнять.
– Кэп… а желание? – пробормотал мужской голос.
– Пожелай, чтобы я прямо сейчас никого не убил. Постарайся быть убедительным! – инспектор так рявкнул, что я на кровати подпрыгнула. – Выполнять.
И замолчал. Прошла минута, другая. Напряжение нарастало, сгущалось, закручивалось тугими спиралями в воздухе. Что он теперь сделает? Вдруг сочтет меня падшей женщиной, совратившей его экипаж? От меня снова одни неприятности.
Громкий вздох, и его мужские горячие руки оторвали ладони от моего красного лица.
– Я не знаю, что говорить в таких случаях, – прозвучало тихое неожиданно. – И понятия не имею, что делать с тобой.
Я так и знала. Попыталась вырвать из его рук – не получилось. Рванулась с кровати, – поймал.
– Зато я понимаю этого гада, – лицо Макара стремительно приближалось, закрывая собой очертания комнаты. – И знаю, что делать с собой.
Горячие губы накрыли мне рот, перекрывая возможности возразить. Темные глаза капитана стали похожи на бездну, в которой я безнадежно тонула. Жадное прикосновение, оно будто жалило, но к своему величайшему ужасу я вырываться не стала. Не захотелось.
В такие моменты сознание лишь мешает. У меня был единственный шанс узнать его самую откровенную правду, ясно прочесть его чувства и мысли. Ощутить капитана Аверина. И я его не упустила.
Одно неуловимое движение моих губ в ответ и он замер, как будто не веря. Все вдруг изменилось. Твердые мужские губы дарили мне мягкую нежность. Он надеялся, он боялся поверить себе. Опасался терять и любить. Мучительно боялся предательства, словно прося меня снова и снова: «Только не предавай меня!» Большое, светлое, глубоко раненное сердце мужественного и сильного человека. Очень красивое, сильное, яркое как звезда.
Мы целовались неторопливо и чувственно, рассказывая друг другу свои грустные истории. Смог ли он услышать меня? Я очень надеялась. Но теперь уже поздно. Солгать я ему никогда больше не смогу, не сумею, скорее умру.
Сознание ускользало, тоненькой струйкой сливаясь в огромную реку грядущего чувства. Не утонуть бы в нем, не захлебнуться.
– Нэрис! – сквозь пелену я услышала его очень встревоженное и улыбнулась. – Солнце! – он уже просто кричал.
– Не зови его, – прошептала из последних сил. – Я скоро вернусь, обними меня крепко.
И отключилась. Вот и мне и дали новое имя.
2. Ветер
Сова. Имперский фрегат 27-313, класса Аngelus-Iustitia Inspector Victoriam. Периферия двойной звездной системы Кеплер 47
Вот знал капитан, спинным мозгом он чувствовал – не будет добра от идеи оставить лиглянку в покое. Не работает логика с женщинами, особенно с молодыми, красивыми и… вообще не работает.
Вроде бы и все правильно: судя по крупинкам той информации, что успел он собрать о загадочном культе лиглян, Нэрис сейчас проходила болезненную стадию физических изменений. Отсюда и обмороки и все остальное. Предписан покой и положительные эмоции.
И где же их взять?!
Когда все идет не по плану, когда виталитовая руда в качестве топлива оказалась весьма далека от проектных возможностей корабля. Когда уже пребывая в точку выхода в зону большого прыжка они обнаружили, что к нему не готовы. Химик Родик в дуэте с их энергетиком Хичем не спали уже трое суток, пытаясь решить нерешаемую задачу. А когда спал Аверин? Судя по ощущениям – никогда. Лошадиные дозы энергетиков, и ругающийся на всех доступных воображению медика языках этой галактики Ойле накачивал командира коктейлями поддерживающими и обезболивающими.
И капал на мозг.
Ситуацию облегчить могло отключение контура гравитации корабля, но Макар даже представить не мог себе хрупкую Нэрис повисшую между полом каюты и потолком. Это их тренируют годами, а что делать ей? И приказа не отдавал. Хотя все понимали, в чем дело и выразительно в спину молчали.
Она – его слабость. Та самая, что не может позволить себе капитан и инспектор Аверин. Он сам все решит, он справится с ситуацией. Его много лет обучали подобному. Будет трудно, он справится. Но…
Прости, солнышко, придется побыть тебе как-то одной.
Каждое утро он приносил ей цветок, под дружеским, всепонимающим взглядом Гесса похищая его из дендрария. У него было ровно пятнадцать минут на отдых во время смены вахт, и тратил их капитан совершенно бездарно. Он как мальчишка сбегал, отключив все датчики наблюдения, бесшумно проскальзывая в дверь ее каюты, водружал свой трофей в специальный сосуд, садился рядом на стол и тихонечко любовался своей спящей почти-что-женой.
Прости, милая, он может быть рядом только лишь эти минуты.
Именно так и живут капитаны. И подглядывать втихаря за неспешной жизнью в семейных апартаментах Авериных он тоже украдкой себе позволял. В тайне от всех.
И что с этим со всем теперь делать?
Он – убогий осел, допустивший подобную ситуацию. Когда для всего экипажа (кроме Гесса, конечно) появление никому не знакомой, но уже неприятной “девицы” стало проблемой. И причины он не понимал. Еще доктор, прессующий издевательскими докладными о состоянии “этой лиглянки” и настаивающий на принудительном погружении ее в стазис. За одну только эту идею Аверин готов был свернуть ему шею.
Прости, дорогая, что втянул тебя в этот космический ад.
Он осторожно погладил шершавый затылок мирно свернувшейся калачиком у него на коленях жены и вздохнул.
Тихо прошелестел личный вызов от Гесса. Отвечать не хотелось, но капитан знал, – это срочно. Сегодня вообще нет и не может быть пустых сообщений.
– Как она? – первый тихий вопрос и Макар ощутил укол ревности. И сразу же следом печальное: – Срезонировала…
– Боюсь, что да, – вынужден был он признать. – Отключилась, но сейчас уже спит. Что там у нас по отсекам?
