Евгения Драгомир "Касаясь Пуст0ты"

– Миссис Гибсон, – Она замерла в дверях, тем самым преграждая путь стоящим в коридоре,– в одном вы не правы. «АрКейну» как раз нужны люди, которые бегут от ответственности. Но ваш муж не такой.

– Это уже неважно.

– Правда?– Взгляд ее изменился. Если бы время не поджимало, а чужие вздохи не подгоняли, она бы нашла, что ответить, а так молча удалилась, сдвинув шляпу на лоб.

Следующие пять человек шли сплошным потоком, и все, как один, повторяли: «Уорен не думал об «АрКейне»…Уорен не говорил об «АрКейне»…Не припомню ничего, связанного с «АрКейном»».

Я спрашивал об «АрКейне» столько раз, что под конец начал запинаться, а порой, вовсе забывать слова. Стабильность, к которой стремится общество, для Гибсона была сродни удавке. Время от времени он пытался ослабить хватку, хотя особенно тугим узел на его шее не был. Он позволял себе больше свободы, прекрасно сознавая, чем всем может обернуться. Он сознавал и принимал, прежде всего, свою развязность и некоторую безответственность.

Он не был многоликим, который пытается оправдаться за оказанное ему доверие, за возможность жить среди других, а не быть ими уничтоженным. Он родился, когда Корпорация терпела упадок. Пусть и недолго, он был частью того общества, чувствовал его настроения, впитывал его ожидания.

И как бы абсурдно это ни звучало, именно таким, как Уорен, сложнее всего принять нынешнюю систему. А ведь именно они воспитывают новое поколение, поколение, которое рождено в одной системе, но испытывает странное влечение к другой; причем не к лучшим ее сторонам.

Если бы я не стал чтецом, думал бы я об этом так же часто? И думаю ли об этом именно Я? Или все это они, люди? Особый вид людей, с которыми я ежедневно сталкиваюсь? Гибсон пытался извлечь чип, потому что не хотел наступления последствий; потому что ходить по краю и одной ногой оказаться в пропасти не одно и тоже. Азарт исчезает, и появляется чистый страх. Боязнь больше не увидеть пропасть издалека, а полностью оказаться в ней и затянуть туда других. Такой вот парадокс.

Я развернул кресло к окну и уперся взглядом в министерство Связи. Между зданиями всего пара километров, а, кажется, будто я смотрю на высотку на окраине города. Либо туман все искажает, либо допрос (последствия всегда разные; никогда не знаешь, чего лишишься на этот раз – чувствительности в руке или зрения).

В какой-то момент с крыши здания скользнула черная точка и устремилась вниз. «Должно быть, птица», – пронеслось в голове вместе с мыслями о дожде, который вот-вот должен начаться.

Расслабление, которое я надеялся получить от своего мини-отдыха, никак не наступало. Я еще сильнее захотел раствориться в кресле и желательно перестать чувствовать тело вообще. Любое движение, даже самое простое, срабатывает как катализатор, поднимает скопившуюся боль, усталость, но, что хуже, «неудобство». Неуютность, которую испытываешь, находясь в собственном теле. Будто колючий свитер, который нельзя снять.

Постепенно я начал погружаться в сон, но звонок телефона быстро вытащил меня из дремы. Я схватился за трубку, едва успев собраться с мыслями. Вместо четких фраз наружу вышло бессвязное бормотание. На линии продолжали молчать, и я тоже взял небольшую паузу, чтобы оторвать язык от неба.

– Только не говори, что в списке свидетелей появился кто-то еще.

Я не ожидал услышать никого, кроме Дианы, но, когда в трубку пробился голос отца, мне хотелось только одного – положить телефон. К его звонкам, как и допросу, невозможно быть полностью готовым.

– Значит, ты уже закончил с теми, что были?

– Да, мистер Юкнайт.– На линии послышался шорох, как если бы отец что-то искал и не мог без этого продолжать разговор.

– Тогда собирайся, для тебя есть работа. – Прежде чем я успел возразить, он добавил: – С отчетами разберешься позже. Я не стану тебя торопить.

– Что за работа?

– Такая же, как и всегда. Допросить и найти того, кто лжет. Тернер расскажет тебе подробности на месте.

– Начальник безликих лично курирует дело?

– Да, того требуют обстоятельства.

– Хорошо, я сейчас поеду в министерство и…

– Оу, нет. В министерство тебе ни к чему. Случай особенный. Тернер ждет тебя в министерстве Связи. Когда закончишь, будь добр, зайди ко мне.

– Как скажете, сэр.

Дела с участием главы министерства предполагают особую серьезность проступка. Я попытался развить мысль дальше, оформить ее в нечто более ясное и конкретное, но ничего не вышло. Одновременно идти и думать оказалось слишком сложно. Я оставил все мысли, кроме тех, что толкали тело вперед, и вышел из кабинета.

До министерства я добрался быстрее, чем рассчитывал. Уже на развилке меня ждали первые безликие. Они оградили проход и останавливали каждого, проходящего мимо, для идентификации. Начну пробираться через толпу и еще больше встревожу всех этих людей(разговоры они ведут итак не самые обнадеживающие). Очередь стремительно продвигалась вперед и в какой-то момент, я услышал:

– Вашу руку, сэр.

Я поднял правую ладонь так, чтобы безликие могли увидеть инициалы и должность на приборной панели.

– Можете проходить.

Министерство оцепили со всех сторон. Куда бы я ни повел взглядом, везде белые маски, нашивки с номером отряда на рукавах формы. Связисты, будто мухи, столпились у окон, выискивая причину своего заточения. Они, как могли, окидывали взглядом территорию, а то, что не получалось охватить самим просили оценить соседа. Они словно играют в морской бой, выискивают очередную точку для удара и, промахиваясь, с еще большим энтузиазмом переходят к новой цели.

Тернер стояла недалеко от входа и раздавала указания безликим. В сумраке дня ее и без того темная кожа казалась угольной. Из-за дождя волосы липли к лицу и черными прядями спадали на глаза. Как глава министерства она могла бы отказаться от формы, но я не помню и дня, когда бы Тернер сменила мундир безликого на что-то более обыденное.

Мое появление заставило ее отвлечься разве что на секунду. Она недовольно повела взглядом и снова вернулась к разговору.

– Значит, Роб прислал тебя…Ну, пойдем.

Мы обогнули здание с левой стороны и вышли к причине всеобщего беспокойства. Из-за того, что тело прикрыли тканью, воображение лишь сильнее разыгралось. Я поднял взгляд вверх, пытаясь найти этаж, с которого был совершен прыжок или падение (с подробностями разберемся позже), но пробудившаяся головная боль заставила меня вернуться к тому, что на земле.

Осколки, кровь, чьи-то следы. За какие-то полчаса все это настолько въелось в асфальт, будто кто-то нарочно топтался здесь ногами. Тернер указала безликим на ткань, и те услужливо потянули с двух сторон и обнажили, так сказать, содержимое.

– По предварительным данным, этот человек пытался взломать систему и установить соединение с источником на стороне. Если бы ему удалось, «АрКейн» получил бы доступ к звонкам министерства, ко всем межведомственным сообщениям, поступающим напрямую от руководства. Они бы узнали о всех наших передвижениях, перестановках в армии, защитных механизмах.

Я не услышал и половины из того, что она сказала. Я не мог заставить себя воспринимать что-то, кроме Фила и его растекшегося по асфальту тела. На мгновение я почувствовал себя отделенным от всего, что происходило вокруг. Но то была лишь секунда. Мгновение пустоты, в котором не было печали или боли.

Я просто стоял и ждал, как стою и жду каждое утро автобус. Жду, а он не приходит или отстает на пару минут. Это неважно; оно перестало быть важным очень давно. Я не знаю, когда смерть стала для меня обыденностью. Когда я успел отделить своего лучшего друга от тела, лежащего передо мной? И был ли он вообще мне другом? Или же я стал слишком далек от людей, будучи постоянно «в них»?

Теперь понятно, почему отец отправил именно меня и что за разговор нас ждет по окончании.

Да, это твоя лучшая шутка, Фил…

– Я сказала что-то смешное, Юкнайт?

– Нет, извините.– Я подавил смешок и прикрыл рот рукой, чтобы не смущать ее улыбкой, которую никак не мог убрать. – Я с самого утра допрашиваю людей, так что не воспринимайте мою реакцию всерьез.

Тернер оправила опавшие на лоб волосы и тяжело вздохнула.

– Как я сказала, он пытался установить сигнал со сторонним источником. В этот момент сработала система безопасности. Безликие, находящиеся в радиусе одного километра, были направлены в министерство для устранения угрозы. Уже пару минут спустя от начала тревоги в здании находились по меньшей мере восемьдесят моих сотрудников. Все это время виновный не покидал этажа и, если так можно выразиться, не отходил от рабочего места.

Последние слова она произнесла особенно резко, будто хотела выгнать их из себя, как не прижившуюся в животе пищу.

– …Как только Коллинз увидел безликих, он открыл окно и спрыгнул вниз. ННТ конфисковали компьютер. Они попытаются установить местоположение источника, куда должен был поступить сигнал. Если Фил допустил просчет при взломе системы, то мог оставить и другие следы своей деятельности.

– Вы сомневаетесь?

Она восприняла вопрос, как издевку, и ответила с еще большей холодностью, чем в начале нашей встречи:

– Это наша с тобой работа – во всем сомневаться.

– Конечно. Что насчет других связистов? Они не пострадали?

– Нет. Мы собрали весь шестой отдел в одной комнате для проведения допроса. Конечно, у Коллинза могут быть сообщники и в других частях министерства, но пока остановимся на первых свидетелях и, если ничего не найдем, дадим делу широкий ход.

– Сомневаюсь, что они видели многое, раз никто не подал тревогу до взлома.

– Они могли растеряться. Мы с тобой знаем, как пугают многоликие.

– Вы серьезно? Человек с расщеплением не может контролировать себя. Тем более целенаправленно прыгать в окно.

– Я это хорошо понимаю. Но, если выбирать между просчетом «АрКейна» и расщеплением, я склоняюсь ко второму. «АрКейн» действует, лишь полностью уверившись в успехе своего дела. Они бы не пошли на такой риск, если бы не знали, как преодолеть защитный протокол. И они бы точно не доверили это второсортному специалисту. Лично мое мнение, в ошибке Коллинза виноват разрыв.

– У Фила не было проблем с КПД.

– Откуда такая уверенность? Мы еще не получили данные из Благосостояния.

– Он бы мне рассказал…

Последние слова стоило придержать, учитывая ситуацию, но Тернер едва обратила на них внимание.

– Идем.

Она махнула рукой и направилась к центральным дверям.

Все входы и выходы в министерство заблокировали. По словам Тернер, даже самые стойкие, услышав сигнал тревоги, помчались к выходу. Не без труда безликим удалось уговорить связистов вернуться на места и продолжить работу. Для многих «АрКейн» существует лишь на словах и в телепередачах.

Никто не может воспринимать угрозу чего-то, пока не столкнется с ней напрямую; пока не почувствует ее близость, ее последствия. И дело здесь не в недостатке воображения, а в невозможности ощутить опасности в состоянии безопасности. Как невозможно узнать вкус блюда, не попробовав его. Сегодня эти люди почувствовали присутствие «АрКейна», кто-то больше, кто-то меньше, но им одинаково страшно.

На шестнадцатом этаже Тернер одернула меня за рукав и указала на стеклянную дверь в левой части коридора.

Наше появление не было внезапным. Но для испуганного человека, малейший хлопок двери, равносилен вою сирены. Все разговоры тут же стихли и повисла тишина. Десятки глаз смотрели на нас с одинаковым нетерпением. Этим людям не нужны ответы. Не так сильно, как возможность высказаться самим.

Едва Тернер переступила порог, и недовольства посыпались на нее сплошным потоком.

– …Когда нас выпустят!?

– …Почему нас держат отдельно от всех!?

– …Этого ублюдка уже поймали?!

– …Скажите нам хоть что-нибудь!

Тернер дождалась, когда основной поток ругани стихнет , и указала пальцем на меня.

– Прошу вас воздержаться от резких высказываний. Мистер Юкнайт введет вас в курс дела, а заодно расскажет о дальнейших действиях.

Чтобы не разделяло людей в этой комнате – статус, заработок, КПД. Именно сейчас они одинаково ненавидели нас; ненавидели ситуацию, в которой оказались; ненавидели любое слово, сказанное мной. Даже их молчание сквозило враждебностью.

– Меня зовут Доран Юкнайт, я чтец министерства Правды. Для тех, кто еще не знает – а таких я уверен, здесь немного – вы стали свидетелями преступления, произошедшего примерно час назад. И как любой свидетель вы подлежите допросу. Собственно, поэтому вас и собрали в одной комнате. Условия допроса просты: не лгите и уйдете раньше, чем захотите посмотреть на часы. Ваше начальство распорядилось об учреждении внепланового выходного для шестого отдела. Так что время, потраченное вами на разговор со мной, не нарушит регламент. Опережу ваши вопросы насчет КПД…Вам сделают надбавку в качестве компенсации, и вы сможете покрыть недостающие часы.

Напряжение заметно спало, но, как и их молчание, имело временный эффект. Допрос страшен для всех, даже для тех, кому нечего скрывать.

– …Ко всему добавлю. Если попытаетесь солгать, разговаривать мы будет уже в другом месте и под прямым присмотром безликих. Это понятно?

Я достал из кармана планшет и открыл полученный от Аккерман список.

– Ваше руководство предоставило мне список сотрудников шестого отдела. Я буду вызывать вас по очереди. Очередность определял не я. Так что наберитесь терпения те, кому предстоит быть последними.

Я переслал список безликим и вышел из комнаты. Кабинет, выделенный для допроса, находился в другой части этажа. Коморка для швабр, на первый взгляд. Коморка для швабр, при детальном разглядывании. Лампа едва светит, а вытяжка фонит, будто приоткрытое окно. Стол кажется здесь лишним, в отличии от забытого ведра в самом углу. Лучше, чем ничего – первая мысль. Лучше бы не было ничего (уже не относится к кабинету).

Связисты заходили один за другим, садились за стол и протягивали руку. Никто из них не лгал, или же я задавал недостаточно точные вопросы, чтобы поймать их на лжи. Я никогда не сомневался в себе как в чтеце, но, вспоминая Фила, все, в чем его обвиняют и в чем я никогда его не подозревал, я чувствую себя обманутым. И, хуже того, я чувствую себя полной бездарностью. Неудавшимся другом, неудавшимся чтецом, неудавшимся сыном. Я не заметил неладное, только потому что передо мной не стояла такая задача. Я позволил себе расслабиться, позволил чего-то не услышать, не увидеть, о чем-то не спросить.

Была ли наша встреча такой уж случайной? Говорил ли я ему что-то, что он мог потом использовать? Все эти люди, входящие в кабинет, чувствовали примерно тоже. Их удручала не столько смерть товарища, сколько собственная невнимательность и скрытая вина, которую каждый сам на себя повесил.

Их волнение переходило ко мне вместе со словами. Поначалу это было едва заметное покалывание; неудобство, которое перестаешь замечать через пару секунд. Но раз за разом оно становилось все более навязчивым, как муха, жужжащая где-то в темноте. И, как бы я ни отмахивался, жужжание продолжалось, и вскоре оно стало единственным, о чем я мог думать. Мои суждения теряли свою объективность.

Я боялся взять перерыв, боялся, что и другие увидят мое замешательство, неспособность быть сейчас чтецом.

Когда дверь в очередной раз открылась, мне захотелось подняться и тут же ее захлопнуть. Но я лишь сильнее вжался в стул, противясь уже второй раз за день желанию убежать.

– Мистер Юкнайт…

Неохотно я оторвал глаза от планшета и на автомате протянул руку.

Передо мной сидела девушка немногим старше меня. Рыжие волосы, голубые глаза…Если бы не пирсинг на щеке и острота во взгляде, я бы принял ее за галлюцинацию; внезапно явившийся образ матери. Их схожесть просто невероятна…

Она выглядела совершенно спокойной, хотя продолжала прятать ладони под столом. Я слышал напряжение в ее голосе, несмотря на внешний лоск, которым она старалась оттенить играющее внутри волнение.

– Вы выглядите усталым. Должно быть, тяжело вести допрос несколько часов подряд?

– Не тяжелее, чем выслушивать подобные вопросы. – Я никак не мог вспомнить ее имя, хотя прочел его в планшете пару минут назад.

– Зои Златов,– произнесла она, заметив мой взгляд, косящийся на экран. – Извините за вопрос, я немного волнуюсь. Фил был моим другом, и я никак не ожидала, что все обернется вот так.

– Хотите поговорить, мисс Златов? Сначала дайте свою руку. Не тратьте мое время.

Небрежно она скинула спавшую на лоб прядь и протянула ладонь.

– Фил говорил, что вы бываете грубоваты.

– Вы просто незнакомы с моим отцом.

Зои вздрогнула, едва заработало «слово магистра», и натянулась, будто струна, неспособная к движению без чужого вмешательства.

– Отвечайте полно, если я попрошу вас об этом. Под «полно» я имею в виду, пока я вас не остановлю или пока не задам новый вопрос. Отвечайте кратко, если я прошу вас об этом. Все ясно? Вопрос с кратким ответом.

– Да, сэр.

– Хорошо. Начнем с простого. Как вас зовут?