Евгения Драгомир "Касаясь Пуст0ты"

Информационный блок министерства

Министерство Связи

Глава министерства: Дафна Аккерман.

Наименование сотрудников: связист.

Устройство министерства: глава министерства, сотрудники отделов связи.

Наименование отделов: обработка входящих запросов населения, установление связи между министерствами, обработка звонков сотрудников министерства, контроль за разговорами жителей Полиса (выявление антисистемных настроений среди населения Полиса), контроль за информационной базой личных сайтов граждан; отдел связи железнодорожной станции.

Назначение министерства: поддержание и установление обратной связи между гражданами и министерствами; между разными министерствами; между сотрудниками министерств; отправка поездов со станции и регистрация прибывших на перрон сотрудников; защита внутренней корреспонденции компаний и министерств.

Особые умения сотрудников: знания и навыки, полученные входе обучения для работы в министерстве.

Форма сотрудников: офисный стиль.

Срок службы: неограничен.

6

Доран

27 сентября, утро

Я не очень помню, как добрался до Дианы, зато отлично помню ее растерянный взгляд, когда ввалился в квартиру. Первые минут пятнадцать она еще пыталась меня о чем-то спрашивать, но вскоре просто сдалась; помогла мне снять больничную одежду и дойти до кровати. Я лежал с закрытыми глазами, и всякий раз, когда Диана склонялась надо мной, чтобы проверить, жив я или нет, я непроизвольно задерживал дыхание. Я мог успокоить ее, сказать хоть что-то, чтобы отвадить ее повторять эти действия снова и снова. Но я продолжал молча лежать, слушать, как скрипят ножки кровати при ее подъеме, колышется абажур на старой лампе.

Утро наступило быстрее, чем я успел уснуть. Диана резко подорвалась с кровати, чтобы отключить будильник, и нехотя поплелась в ванную.

Этим утром она делала все особенно медленно, или мне так казалось, потому что я желал ее ухода. Наконец, когда хлопнула входная дверь, я открыл глаза и тут же почувствовал неодолимую тягу закрыть их обратно. Мне не спалось ночью, зато утром, когда за окном гремят всевозможные автомобили, меня сморил сон. Пусть он был недолгим, но после пробуждения я почувствовал в себе хоть какие-то силы. Я смог подняться, добрести до кухни и выпить кофе, который Диана нарочно оставила на столе, видно, разгадав мой обман.

После вчерашнего допроса рука едва двигается. Ожог был почти незаметен, когда я допрашивал жену Гибсона, а теперь красной полосой тянется от запястья до плеча. Единственное, на чем никак не сказались папины старания,– панель чипа. Удивительная прочность…

На кухонном столе лежала записка.

«Буду к ужину, ключи на тумбе, если захочешь сбежать.

P.S. Ключи на тумбе, а может, и нет. Придется постараться, чтобы их найти.

До скорой встречи. Диана»

Я вернул записку на свое место, встал и направился в ванную. Пока вода набиралась, я облокотился о стену и присел на небольшой выступ, служивший подспорьем для всяких шампуней и гелей. Если закрыть глаза, шум воды становится даже приятным, хотя минуту назад меня воротило от шороха собственных шагов. В какой-то момент плеск стих. Нехотя я открыл глаза, чтобы проверить, в чем дело, и, к удивлению, не нашел ни ванны, ни знакомых очертаний комнаты.

Комната была, но далеко, в конце коридора; коридора, по которому я проходил вчера и куда не очень хотел возвращаться. Но ноги тянули меня вперед и, как бы я ни сопротивлялся, продолжали ускорять шаг, пока носки не уперлись в дверь отцовского кабинета. Я понимаю, почему я здесь; ощущал это потому, как бьется сердце и стопорятся мысли.

Однако не мог что-то произнести вслух, не мог уйти дальше ощущений и половинчатых мыслей. Это как предвидеть финал фильма еще на первых минутах. И дело здесь не в суперинтуиции (не в моем случае), а в повторной прокрутке уже известной картины. Вот я вхожу в кабинет, вижу отца, нависшего над матерью; как она медленно, будто желая спрятаться, ползет к стене. На ее лице кровь(засохшая и свежая). Мать утирает проступившие на глазах слезы, но я не слышу всхлипов, лишь тяжелое дыхание. Она медленно втягивает воздух и выбрасывает его из легких вместе кашлем.

– Проходи, сынок. Я подумал, нам не помешает семейная встреча, мы ведь так мало проводим времени вместе. – Отец засучил рукава рубашки повыше и указал на стул, на тот самый, на котором я корчился пару часов назад. Вены на его правой руке заметно набухли, а пальцы непроизвольно подрагивали.

– Что ты хочешь с ним сделать? – Мама не могла идти, ноги ее не держали, и она решила ползти. Карабкаться по ковру, как по крутому подъему, пока отец не вырос прямо перед ней и не преградил путь.

Он схватил маму за руку и потащил ко мне.

Настала моя очередь пятиться к стене. Я отступил назад, хотя отступать было некуда. Я только вошел, и дверь все еще подпирала меня со спины. Отец подтолкнул маму вперед, сжал одной рукой ее подборок, а другой притянул к себе. Всякий раз, когда мама пыталась отвести взгляд, отец усиливал хватку. Удивительно, что я до сих пор не услышал хруст. Мама оказалась так близко, что в какой-то момент наши щеки соприкоснулись, и я увидел в ее глазах собственное отражение.

– Смотри на него, Клара! Смотри! Его ты предала! Или…– Отец отпихнул ее в сторону и схватил за руку уже меня,– Или он тоже помогал «АрКейну»?! Нам ничего не стоит это проверить.

Я чувствовал «слово магистра», как его сила проникает сквозь кожу; стопорит наномашины, делает их неподвижными для всего, кроме голоса отца. Отец стоит на порядок выше чтецов, с которыми мне приходилось иметь дело во время учебы. С ними я сохранял хоть какую-то подвижность мысли, мог взять паузу для раздумий. С отцом же малейшее промедление вызывает скачок давления, что не лучшим образом сказывается на способности думать. По итогу ты выдаешь все без разбора, как ребенок.

– Прошу тебя, Роб! Не надо!

– Ты знаешь, что я хочу услышать! Скажи мне это, и я отпущу его.

Мама колебалась. Она сомневалась не в своем намерении помочь мне, а в желании снова протянуть отцу руку, позволить ему взять над собой верх. Судя по ее потрепанному виду, сделать это сейчас ему будет нетрудно. Она уже не способна на сопротивление; хотя я и понятия не имею, была ли способна вообще. Видимо, да, раз я здесь; раз отец прибег к шантажу, чтобы вытащить из мамы информацию.

– Я уже знаю, что ты лжешь. Час назад я почувствовал это. Судя по всему, ты неплохо наловчилась во время наших шуточных допросов. Но я знаю правду. Мне нужно лишь, чтобы ты произнесла ее вслух. Я ведь могу долго тебя допрашивать. Пять часов не предел.

Пять часов…В голове не укладывается. Я едва вынес пять минут под его контролем. Тело до сих пор не слушается. Мама улыбнулась и протянула вперед раскрытую ладонь.

Отец тут же ухватился за нее и требовательно произнес:

– Джон Смит работает на «АрКейн»?

– Да.

От меня ускользнуло то, о чем он спрашивал дальше; это и не имело значения. Мама не сказала ни слова больше. Она перевела взгляд на меня и смотрела до тех пор, пока глаза ее не налились стеклянным блеском. Она умерла, а отец даже не понял этого. Я стоял как вкопанный у двери и наблюдал, как остатки наномашин в ее теле разом потухают. И остается лишь дряблая оболочка, усеянная синяками и кровоподтеками.

Он убил ее. А я не смог этому помешать. А был ли смысл? Ее ждала бы череда таких же допросов и, в конце концов, смерть. Тот, кто знает о члене «АрКейна», не может не быть его соучастником. Смог ли отец выяснить, каким образом мама помогала им? Неизвестно. Мы не говорили об этом. Никто не говорил.

Я проснулся в комнате полной воды, со звоном в ушах от дверного звонка. Вода ушла дальше в гостиную, разошлась по кухне и норовила затопить балкон. Диана влетела в комнату и, не снимая уличной одежды, тут же устремилась к крану. Она не кричала и просила о том же соседку, живущую этажом ниже. Позже, когда воду откачали, Диана устало опустилась в кресло и подозвала меня к себе.

– Извини. Я не думал, что усну.

– Все нормально,– она говорила небрежно, как если бы ее действительно не волновал ремонт чужой квартиры и восстановление собственной.– Твой отец рассказал мне о том, что произошло. Неудивительно, что ты так вымотался. Честно говоря, когда ты вчера пришел, я удивилась.

– Я сам не знаю, почему решил пойти именно к тебе.

– Ну, мне даже приятно. Хотя уверена, если бы Мейд не был в отъезде, ты бы выбрал его.

– Откуда ты знаешь Мейда?

– Друзей у тебя не так много, Юкнайт. К тому же я помню, как ты провожал его в кабинет отца для допроса семь лет назад. Хочешь верь, хочешь нет, но я вижу, когда ты нервничаешь.

– Спасибо, что позволила остаться. Я оплачу ремонт.

– С твоим доходом за этот месяц вряд ли тебе это по силам. Оплатим пополам. К тому же пострадал в основном пол. Меньший урон, чем я ожидала.

Больше говорить нам было не о чем. Вернее, было, но мы оба решили, как всегда, не касаться самого главного и просто разойтись. Я поднялся, натянул все те же больничные штаны и направился к выходу. Диана не пыталась меня остановить и даже сделала вид, будто не слышала шарканья ботинок и поворота замка в двери.

На улице стоял вечер. Лужи покрылись льдом и теперь хрустели под ногами прохожих. Из-под колес машин выбивался пар, стелился белым дымом по асфальту и тут же исчезал.

Люди толпами сбивались у остановок, лишь бы погреться у уличных обогревателей. Автобусы проезжали один за другим, и вместо того, чтобы забраться внутрь и доехать до дома, япродолжил идти непонятно куда. Я добровольно отказывался думать о том, что произошло. Потому что до сих пор у меня не было возможности найти этому здравое объяснения.

Отец был прав. Я поставил личное выше рабочего, выше системных предписаний. В каком-то смысле я даже хуже Фила. Он предал Полис, но сделал так, чтобы об этом узнали все. Эта мысль пришла неожиданно. Так легко она проскользнула в голове, хотя два дня назад я не видел за Филом вину. За «АрКейном» – да. Но не за Филом.

Что я вообще знаю о нем? Тот образ наивного дурачка, который он строил передо мной. Что из этого правда? Правда в том, что, несмотря ни на что, я считал его другом. И его предательство трогает меня меньше, чем его смерть. Значит ли это, что я тоже предатель?

Сам того не осознавая, я оказался у офиса «Связи». Министерство работает круглосуточно за исключением пары отделов. В связи с последними событиями весь шестнадцатый этаж пришлось закрыть. Техники проверяют компьютеры, закрепленные за отделом, на наличие потенциальных угроз.

Хотя программа Фила не сработала, шанс, что кто-то другой воспользовался суматохой и попытался просочиться в систему, все же есть. Мое появление никак не тронуло безликих. Они разошлись в стороны, едва пропускная система дала зеленый свет. Пусть меня и отстранили от дела, но я все еще чтец министерства. Чтобы заблокировать мой проф.статус, нужен проступок повнушительней, чем превышение полномочий.

Я поднялся на шестнадцатый этаж, оттянул ленту и оказался перед многочисленными столами и стульями. Место Фила четырнадцатое во втором ряду. Я опустился на стул и огляделся по сторонам. Окно еще не заменили, и ветер свободно гулял по комнате.

– Я рад, что у меня есть такой друг, как ты.

Сейчас эти слова вызывали во мне гнев. Я резко поднялся, схватился за края стола и отшвырнул его в сторону.

– Друг?! Так ли это на самом деле? Ты познакомился со мной, потому что они этого хотели?! Потому что моя мать была с ними?! Что ты хотел узнать от меня?! И узнал ли?

Я не боялся быть услышанным, но меня пугал собственный голос, разносящийся по комнате. Он выдавал растерянность, которую я надеялся спрятать, и слабость, которую с детства пытался искоренить. Слабость характера, неуверенность в решениях, невозможность сопротивляться чужой воле.

Я научился верить в свою чистоту, свою непричастность к антисистемной компании. Но что, если я сболтнул Филу лишнего? Что если позволил себе расслабиться и выдать нечто важное «АрКейну»?

Горло неприятно сдавило. Я схватился за ворот кофты, словно именно она препятствовала дыханию, и оттянул вниз.

Чего ты добивался, Фил?! Ты гребаный жестокий ублюдок! Ты знал, что отец пошлет меня! Знал, что он обязательно допросит меня! И это твоя забота!? Волнение, о котором ты говорил всякий раз, когда видел меня? Все это было ложью!? Ты был ложью!

– У вас все в порядке, сэр?

В этот момент я пожалел, что у меня нет такой же маски, как у безликого. Я остаюсь видимым, как бы ни отводил глаза.

– Сэр?

Безликий стоял за ограждением, и каждая секунда моего молчания заставляла его опускать ленту ниже. Я вдруг осознал, что снова могу дышать. Видимо, так работает испуг. Я поднялся прежде, чем безликий решился-таки перешагнуть через ограждение.

– Все в порядке, спасибо.

– К сожалению, сейчас отдел находится под наблюдением. Как чтец вы можете передвигаться по всему зданию, кроме данного участка. Поэтому я вынужден попросить вас уйти.

Встроенные в маску динамики искажали его голос, делали его низким, грубым и совершенно сухим.Даже аппараты в торговых центрах пестрят большим энтузиазмом, чем безликие.

– Конечно.

Я прошел за ограждение и двинулся к лестнице. Безликий шел следом, будто боялся, что при первой же возможности я рвану назад.

– Вы его знали? Того парня, что выпрыгнул из окна?

– Думаете, я стану говорить с кем-то без «слова магистра»?

Обычно от безликих не услышать ничего, кроме дежурных фраз. Может, именно необычность и подкупила меня, подбила на ответ вместо того, чтобы промолчать. Или же я просто слишком сильно нуждался в разговоре хоть с кем-то, чтобы упустить возможность открыть рот.

– Думаю, вам хочется об этом поговорить без слова магистра. Иначе зачем было сюда приходить?

– Для безликого вы слишком разговорчивы.

– А для чтеца вы, наоборот, слишком много уходите от разговора.

– Наверное, потому что вы не тот, с кем я должен говорить.

– Должны? Мы вроде не на допросе, Юкнайт.

– Спасибо за содержательную беседу. Я знаю, где выход.

Я ускорил шаг и не останавливался до самых дверей. Лишь оказавшись за пределами здания,я обернулся, но безликого уже не было.

«– На ваших встречах присутствовал кто-то еще?

– Да, безликий.

– Безликий?

– Безликий или безликие, не могу сказать. Я не видела инициалы».

Фрагмент того разговора внезапно всплыл в голове и заиграл совсем иными красками. Я кинулся назад к дверям, но тут же остановил себя. Это абсурд – подозревать кого-то на основе одного разговора; как и вешать вину на каждого, так или пронзавшего о случившемся. Действия моей семьи уже когда-то были предметом пересудов. За мной следят, чтобы я ни сделал, особенно сейчас, когда не сделал ничего, чтобы предотвратить угрозу.

Я не должен был приходить сюда. Никогда я не добирался до остановки так быстро и никогда с таким желанием не ехал домой.