Александр Арсентьевич Семенов "Лжесвидетельница и рассказы про Ваньку Жукова"

Тепло от печки уже разошлось по всему помещению, когда молодые люди оторвались друг от друга и долго еще лежали в сладостной истоме. Потом Зина поцеловала несколько раз Пашку в губы, щеки и опять в губы, встала с кровати и накинула на себя халат:

– Павлик, ты полежи, пока я еду разогрею.

Пашка хотел было что-то ответить, но не смог. У него не было сил даже пошевелить языком. Только в мозгу крутилась одна и та же фраза: "Как хорошо! Как хорошо!"

– Ну все, хватит нежиться. Вставай! – позвала Зина. – Пора ужинать, сил набираться.

***

Антон слушал Пашку с выпученными глазами. Впитывал все рассказанное другом, как губка, иногда пытаясь переложить события на себя:

– Ух ты! Вот это да. И это все на самом деле так было?

– Конечно, на самом деле. Вот только зря я, наверное, тебе все это рассказал. О таком , обычно, не болтают.

– Пашка, Ты чё? Я же твой друг. А другу все рассказывать можно. Вот когда у меня такое случиться, я все тебе расскажу. А дальше то что?

– Что, что! Да ничто. Поужинали мы, посидели немножко. Рассказали о себе и легли спать. Пообнимались, и снова занялись делами. Потом, как убитые, спали до полудня, а вечером вернулись в больницу.

Пашка тихонько прошмыгнул в палату, стараясь быть незамеченным. Но где там. Мужики заерзали на своих кроватях.

– Ну как, женишок, живой вернулся?

– А что, я на жмурика похож?

– Нет. Наоборот сияешь, как медный самовар. Сладко, наверное, время провел?

– Кондратич, что ты к пацану пристал? Я бы с такой красавицей тоже с удовольствием время провел. Да, видимо, мордой не вышел. А Пашка не из робких. Молодец!

Пашка больше в разговор не вступал. Мужики еще немного позубоскалили потом, покряхтывая, начали вставать с кроватей и гуськом потянулись в процедурку за уколами.

– Жених, а ты чего лежишь, думаешь твои глазные капли в постель доставят? – сказал последний вернувшийся в палату мужик. – Иди, Зинаида тебя ждет.

Пашка нехотя встал и поплелся в процедурку. Он еще никак не мог осознать того, что произошло между ним и Зиной. Какое-то чувство внутренней неловкости сковывало его.

Медсестра, как ни в чем не бывало, усадила его на кушетку, закапала в глаза какую-то жгучую жидкость.

– Павлик, тебя в среду выпишут. Вот тебе мой график работы. Когда я буду днем дома, забегай ко мне.

– Ладно.

– Не ладно. А заходи обязательно. Не стесняйся. Мил ты мне, мой мальчик.

Пашка не был опытным любовником. Это произошло с ним впервые, потому ему не с чем было сравнивать. Для него все произошедшее стало чем-то не земным, божественно прекрасным, и далеко не таким прозаичным, как об этом рассказывали подвыпившие деревенские мужики после посещения какой-либо гулящей бабенки.

В его душе перемешалось все: и чувство неловкости с элементами стыда, и чувство неугасимого огня сжигающего его изнутри и заставляющего пылать девушку, которая не стонала, не кричала, но сделала все, чтобы принять его всего целиком, растворить в глубинах своего прекрасного тела.

Это состояние глубоко засело в его душе, и предложение Зинаиды заходить к ней подхватило его и понесло невесомо, как на крыльях.

Глава 7

Пашка с чрезмерной робостью, спустя неделю после выписки, навестил Зинаиду. Встреча была желанной. Они сидели на диване и любовались друг другом. Женщина периодически притягивала паренька к своей груди и гладила его волосы. Вскоре Пашкина робость прошла и он, в ответ гладил спину и бедра возлюбленной. Он не сомневался, что горячо всем своим сердцем полюбил эту молодую красивую девушку. Она была постоянно в его мыслях. Он готов был все время проводить рядом с ней. Но ей надо было идти на работу, а ему на учебу и, выйдя из теплого уютного гнездышка, они расходились в разные стороны.

Время было скоротечно. Нагрянула весна. Звонкими ручьями снег скатился по оврагам и ложбинам в освободившуюся ото льда реку. Все вокруг задышало, заиграло новыми красками. Вместе с природой обновлялись и чувства влюбленных. Пашке хотелось быть рядом с Зинаидой каждый день, но увы. Судьба, а вернее учебная программа, задала другое направление. В конце апреля Пашку, как и всех учащихся отправили по совхозам и колхозам на последнюю перед выпуском практику. Даже, находясь в родных пенатах, Пашка не радовался встрече с друзьями, родителями, братьями. Вся его сущность была прикована к одной единственной, которая осталась за сотню километров.

С великим трудом, дождавшись окончания практики, он помчался, как на крыльях, навстречу своему счастью. Но счастье было недолгим.

К середине июня, сдав все экзамены и получив удостоверение трактористов-машинистов широкого профиля, все птенцы училища должны были разлететься по своим родным деревням и селам. Основная масса выпускников отправлялась на свою малую родину с великой радостью. И только Пашка Соколов был чернее тучи.

" А что, если нам пожениться с Зиной? Ведь мне через месяц восемнадцать исполнится." -подумал молодой человек и удивился тому, что эта мысль пришла к нему только сейчас. Мысль эта не приходила к нему в голову только потому, что они были рядом и могли, чуть ли не через день, отдавать себя целиком друг другу. Предстоящее расставание было катастрофой, возможно, потерей друг друга навсегда. Пашка не хотел этого. Он уже настолько свыкся с тем, что его любимая и желанная была рядом. А теперь уехать – значит потерять ее. Нет, он этого не допустит. Сегодня же предложит ей руку и сердце…

– Павлик, родненький! Ни о какой женитьбе и речи быть не может.

– Это почему?

– А потому что!

– Почему "Потому что"?

Зинаида прижала его к себе, поцеловала несколько раз в губы, щеки, лоб, встала с дивана, села за стол, подперла голову руками и долго разглядывала посеревшее, казалось, даже слегка осунувшееся лицо своего возлюбленного. Она оторвала голову от ладоней и тихо чуть ли не шепотом начала говорить:

– Потому, Павлик, что я тебя старше на семь лет. Это во-первых.

– Ну и что?

– Помолчи! Не перебивай меня! – уже более громко продолжила женщина. – Во-вторых: я уже была замужем. Мы со своим Сереженькой поженились сразу же после школьной скамьи. Я поступила в медучилище, а он пошел работать в леспромхоз. Счастливы были и беззаботны, пока Сереженьку не забрали в армию. А через год он погиб на Дамасском. Одному богу известно, как я после этого выжила. И руки на себя наложить хотелось. Проклинала себя, что из-за этой учебы, предостерегалась, чтобы не забеременеть. Забеременела бы, родила от него кровиночку. И была бы память на всю мою оставшуюся жизнь о моем любимом. А что теперь? Десяток фотографий в альбоме…

Зинаида замолчала. Пашке хотелось встать, подойти к ней и обнять. Но он этого не сделал. Он каким-то девятым или десятым чувством понял, что нельзя в этот момент врываться в ее мир, нарушать воспоминания о другом, но очень любимом ею человеке.

– Ох, Павлик! Два года ходила я чернее тучи, с невероятным трудом закончила училище. Потом работа, новые заботы и добрые люди рядом со мной. Отходить стала понемногу. Нет не потому, что стала Сереженьку забывать. Я его никогда не забуду. Просто осознание того, что надо дальше жить, заставило выйти из оцепенения.

Пашка шмыгнул носом. Зина вскинула голову : уж не плачет ли? Нет, он не плакал. Просто сидел грустный – грустный, отрешенный от всего. Могло показаться, что он не слышал того, что говорила его возлюбленная. Но он слышал все. И каждое ее слово тяжелой гирей ложилось ему на сердце.

– А потом, я услышала, как ты поешь. Сереженька тоже очень любил петь. Сначала мне показалось, что это он поет, и я пришла на звук песни, стояла в дверном проеме и слушала. Не знаю. что случилось со мной, но мне вдруг захотелось обнять тебя, приголубить. И я решила позвать тебя к себе.

Зина опять замолчала. Встала из-за стола, походила по комнате, потом, присев на другом краю дивана, продолжила:

– Нет! Нет! Я не жалею, что стала с тобой близкой. За эти полгода я приросла к тебе. И, возможно, если бы ты был постарше, я бы согласилась выйти за тебя замуж.

– Так все дело в моем возрасте? Значит, не дорос я до тебя?

– Не в этом дело, Павлуша. Через полгода или год, тебя заберут в армию. И не дай бог, если что-то случится. Второго такого удара судьбы я не переживу. А так, мы расстанемся с тобой и будем жить счастливыми воспоминаниями. Ведь тебе было хорошо со мной?

– Еще и как!

– Вот и мне с тобой было хорошо, я была счастлива! Твоя нежность и страсть разбудили во мне чувства. Я поняла, что могу быть желанной. Так-то вот оно, Павлик. Не расстраивайся и не сердись на меня. Хорошо?

– Даже не знаю, как я буду жить без тебя.

– А ты просто живи воспоминаниями о счастливых часах, проведенных со мной. И, знаешь, будешь в наших краях, заглядывай ко мне, если я, конечно, не выйду замуж.

– Значит, замуж все-таки собираешься. Но только не за меня.

– Глупенький! Я же тебе объяснила почему не могу выйти за тебя.

После этих слов, Зинаида резким движением подвинулась к Павлу, обняла его за шею и страстно поцеловала его, поцелуи постепенно стали взаимными, и они не заметили, как снова оказались в крохотной спаленке на широкой кровати, стараясь подарить друг другу, как можно больше счастья, и наслаждаясь каждым мгновением, отвоеванным у наступающей разлуки.

Глава 8

– Да как же это так, Маргариточка? За какие провинности они тебя в такую даль и глушь отправляют? Неужели не нашлось местечка в нашем городе? Может мне к директору училища сходить, поговорить с ним?

– Мама! Не надо никуда ходить! Ты же прекрасно знаешь, что не директор распределяет, а приходит разнарядка из министерства. Вспомни, как ты попала в этот городок из областного центра? Направили после окончания строительного техникума. Твои родители, наверное, тоже охали и ахали.

– Так меня не в тьму тараканью, а в районный город все-таки направили.

– Да потому, что в тьме тараканьей строительных организаций нет!

– Вот-вот. А ты выбрала это училище – теперь и будешь горе мыкать в этом медпункте среди волков да медведей.

– Мама! Память у тебя короткая. Не ты ли говорила, что костьми ляжешь, но не отпустишь меня от родимого крыльца.

– Ну, говорила. А ты, что не могла характер проявить. Ослушаться!

– Не могла. Ведь только за год до моего окончания школы отец от нас ушел к другой. Не могла я тогда тебе перечить.

– Тогда не могла. А теперь, значит. уедешь черт знает куда. Оставишь меня одну тут куковать.

– Так уж и одну. Сойдешься со своим Дмитрием Васильевичем. Или, Димочкой. как ты его зовешь. И заживете. И я под ногами не буду путаться.

– Ну, это уж слишком! Не надо в мои личные дела вмешиваться.

– Не буду, мамочка! Не буду. Только и ты успокойся и не рыдай о нашей с тобой разлуке. Да у меня еще целый месяц до отъезда. Отдохнуть надо. С подружками нашушукаться.

– Много ли у тебя этих подружек!

– Много не много, а есть с кем посекретничать.

Мать обиженно поджала губы и удалилась в другую комнату.

Дня через два в городок заявилась Женька-мужнина жена. Да не одна, а вместе со своим ненаглядным Толиком. Парень он, и правда, был видный. Не даром подружка сделала все, чтобы женить его на себе. вместе с ними приехал дружок Толика. Симпатичный малый. И, как сказала Женька, не женатый еще пока. В планах у Толика с другом было порыбачить по прудам и озерам. Если повезет, то рыбки насушить и навялить, чтобы было с чем пиво потягивать.

С Женькой Маргарита встретилась в магазине. Подружка была в коротенькой гофрированной белой юбочке и легкой бежевой футболке. Выглядела она при этом, просто шикарно. Стройные ноги вырывались из-под развевающейся при любом движении юбочки, а тонкая футболочка обтягивала фигурку, подчеркивая пышность груди и осиную талию. Маргарита сравнила себя с одноклассницей. Сравнение было явно, не в её пользу.

– Ой, Марго! Да ты прямо расцвела за этот год! Женственные формы отчетливо проявились.

– Скажешь тоже. С тобой я и рядом не стояла.

– Через годик и меня общеголяешь. Видимо дела на любовном фронте в гору пошли.

– Мне бы так хотелось. Но нет в жизни счастья.

– Ладно, не прибедняйся. Меня не проведешь. Был уже кто-то? А сейчас?

– Одинока, как перст.

– А, давай, я тебя с другом Толика познакомлю.

– Смысла нет. Через месяц, как мама выразилась, уезжаю в тьму тараканью.

– Чего? В глушь куда-то распределили?

– Да, в глушь. А может и правда, замутить с дружком твоего мужа? Будет, что в той глуши вспомнить.

– Тогда, давай, завтра с нами на рыбалку. Я своих мужиков на кривое озеро поведу.

– Вот как, своих мужиков. Значит и дружок мужа тоже твой мужчина?

– Что ты мелешь! Толик у меня был, есть и будет единственным мужчиной.

– Ой ли! Я читала в какой-то книге, что из таких как ты, замкнутых в подростковом возрасте, вырастают настоящие б…и.

– Марго! Если ты что-то еще скажешь в таком духе, я к тебе близко не подойду.

– Ну, не дуйся. Я ведь не о тебе конкретно сказала. Просто в книжке так было написано.

– Ладно. Прощаю. Но впредь не смей так даже думать. Так пойдешь с нами?

– Пойду. Во сколько выходим?

– К восьми подгребай к нам.

Утром Маргарита, одетая в спортивные штаны и синюю с длинными рукавами тонкую кофточку, в великоватых материных резиновых сапогах топталась у калитка дома подружки. Вскоре из распахнувшейся двери выпорхнула Женька, за ней, полные какой-то непонятной значимостью, в раскачку шли молодые люди. Женькиного мужа Маргарита уже видела раньше, поэтому пристально разглядывала его дружка. " А что, неплох! Возможно, даже посимпатичнее Толика будет. Да и в плечах явно пошире. Атлет!" – быстро оценила увиденное девушка.