Сложение у меня крепкое, но без фанатизма. Так выглядят странники, привыкшие месяцами бродить по пересеченной местности, таская на себе тяжелую кладь. Рабочая лошадка без лишнего жира. Грубая толстовка с капюшоном, надетая поверх футболки. Широкие полотняные штаны с кучей карманов. В прошлом зеленые, но под лучами июньского солнца краска выцвела до жутковатого грязно-рыжего состояния. На моих ногах пропыленные демисезонные ботинки на шнуровке.
Я – не звезда.
Обычный славянский парень с карими глазами, прямой осанкой и выгоревшими русыми волосами. Ничего устрашающего. И ни единой черточки, намекающей на родство с Хидео.
Что ж, полюбовался, надо и свежим воздухом подышать. Осмотреть окрестности, привести спутанные мысли в порядок.
Выхожу на террасу.
Пусто, ничего лишнего. В дальнем конце – парочка плетеных кресел. Ощущение такое, что всё это не в магазинах покупалось, а мастерилось на каком-нибудь верстаке. Примитивизм, натуральная древесина, основательность. Простой сельский быт. Тут жила большая семья, но игрушек, разных мелочей, портретов и горшков с цветами не видно. Так выглядят квартиры и дома под сдачу – безликие перевалочные пункты, через которые курсирует тьма людей.
В душе шевельнулась некая догадка.
И тут же пропала.
Я вдохнул полной грудью чистый лесной воздух. Прислушался к шелесту листвы, всмотрелся в буро-зеленую массу. Сквозь кроны ближайших деревьев проступало голубое небо без единого облачка.
Жара поднимается.
На меня обрушились лесные звуки. Постукивание дятла, трескотня кузнечиков, пение птиц, скрип могучих сосновых стволов…
Я вдруг понял, что сильно проголодался.
А припасы у нас с дедом весьма скудные.
– Платон!
– Я на балконе.
Хлопает дверь спальни и на террасу выходит Хидео.
– А ты здесь неплохо устроился.
– Красиво.
Хидео, облокотившись на бревно ограждения, смотрит вдаль. Меча при нем нет – значит, уверен в нашей безопасности.
– Я подключил электронасос. Теперь можно мыться.
– Чего? – охренел я.
– Иди, говорю, в душ. Пока я налаживаю всю эту систему. У тебя есть минут тридцать-сорок.
– Здесь душ есть?
– Представь себе. И унитаз вместо дырки в полу. Со сливным бачком. Общий санузел.
– Только не говори, что это везение.
Старик внимательно на меня посмотрел.
– А что же еще? Нам сегодня дважды подфартило.
– Дважды?
– В первый раз – когда тебя не сожрали мертвяки.
Аргументы старика убийственно точны. Как и его катана. Поэтому я не спорю и отправляюсь распаковывать рюкзак. Точнее – доставать оттуда потрепанное, с распустившейся бахромой, полотенце. Шампуня и мыла у меня нет – в походе это непозволительная роскошь. Зубную щетку я не менял уже три месяца, а пасту приходится выдавливать из тюбика микроскопическими порциями.
Стягиваю ботинки и неприятно пахнущие носки.
Иду вниз босиком.
Дед тоже спускается.
– А с этим что собираешься делать?
Мы оба понимаем, что речь про ходячего.
– Поставлю снаружи. Пусть патрулирует.
– Ну-ну, – хмыкнув, старик скрывается за дверью в подвал.
Я же открываю соседнюю дверь – и оказываюсь в царстве труб, бирюзового кафеля и фаянса. Санузел оказался спартанским, но функциональным. Грубые полочки, умывальник, унитаз со сливным бачком и – тадам! Душевой отсек. С раздвижными пластиковыми дверцами и торчащей из потолка лейкой. Грубо, но работает же! Вода оказалась холодной, но мне не привыкать. Платон уже два года купается в реках и озерах, а зимой почитает за счастье истопить баньку в какой-нибудь сельской глухомани.
Ледяной душ освежает.
Я нахожу старый растресканный обмылок на угловой полочке. Великое событие! Намыливаюсь целиком, включая голову. Надо бы поискать в фермерских закромах шампунь. Вдруг повезет…
Насухо вытершись, стираю носки.
Из крана в раковине тоже течет ледяная вода, но я вижу два рычажка. Получается, не всё потеряно? Наверняка прежние владельцы хутора нашли способ подогреть воду. Зимы-то в наших краях суровые.
Поднимаю голову и встречаюсь с собственным отражением в зеркале. Не сразу дорубаю, что меня беспокоит. Деталь, которой я не заметил при первом осмотре санузла.
Енот.
Смахивающий на плюшевую игрушку засранец, с которым я уже имел честь разговаривать по дороге в этот мир. Расселся на полке со стиральным порошком и сверлит меня своими глазами-бусинами. Оранжевая футболочка, джинсовый комбинезон и микроскопические кроссовки на задних лапках.
– Неправильно ты, Платон, носки стираешь.
– Отвали, – начинаю злиться. – Тебя нет.
Голос у мудака отвратительный, как и прежде.
Бешеный Енотик не обиделся.
– Ты видишь мое отражение. Обернись.
Выполняю указание поехавшей зверушки.
На полке никого нет. Порошок стоит на месте, этого не отнять. Задорный хряк «Чистюля» – для автоматической и ручной стирки. И никаких полосатых хмырей, заставляющих сомневаться в непогрешимости здравого смысла.
Поворачиваюсь к зеркалу.
Тёма на месте.
– В зеркало влез, – догадываюсь я.
– Неа, – фыркнул зверек. – Всё проще. Я – плод твоего больного воображения.
– Издеваешься.
– И это тоже. На самом деле, твой умирающий разум персонифицировал меня в виде зверька из детской телепередачи. Я не против. Мне ведь нужен некий образ для контактирования с эмиссаром.
– Эмиссаром? – переспросил я.
– Ну, с тобой. Выключи водичку, а то Хидео заявится и начнет ворчать.
Жму на рычаг.
В ванной становится тихо.
– Ты должен знать обо мне кое-что, – голос у Тёмы стал заговорщицким. – Я – енот-полоскун. Обожаю стирку и всё, что с ней связано. Можно сказать, я эксперт в данном вопросе. Так что обращайся.
– А вместо меня постирать шмотки слабо?
– У меня лапки, – Тема поднимает вверх две косматые пятерни. – Не обессудь. Кроме того, я же в зеркале, забыл? Чисто технически ты разговариваешь сам с собой.
– Гадство, – выругался я. – Шел бы ты нах.
– Зря, – енот погрозил мне когтем. – Я же не просто так приперся. Ну, с одной стороны, меня привлекли носки, этого не отнять. С другой… я почуял зомби, которым ты понемногу учишься руководить. Прекрасно, мой юный падаван.
– Хочешь поговорить о трупах?
– Я бы поговорил о носках. К сожалению, мое руководство решило, что я должен тебя инструктировать. И это печально.
– Так инструктируй, – не выдержал я.
– Думаю, ты заметил, что управление зомбаками выматывает. Тянет из тебя силы, если можно так выразиться. Чувствуешь усталость и опустошение.
– Есть немного.
– Учись аккумулировать пси-энергию.
– Как это?
– Неуч. Кое-что хранится в памяти твоего носителя. Хидео порасспрашивай. Если вкратце, вся магия этого мира базируется на псионах. И чем больше псионов ты накопил, тем ты круче. Опустошил резервы – рискуешь сдохнуть. Ты жалкий котеночек, а не боец. В реальной схватке придется отдавать зомби кучу приказов. Потом наладишь телепатическую связь – она будет пожирать ресурсы. Улавливаешь?
– Допустим.
– Псионы накапливаются во время медитации. Или во сне. Спать проще, но ты не можешь спать постоянно. Осваивай медитацию одаренных. Необходимые знания у тебя есть.
– Это всё?
– Нет. Погонщики – класс, используемый в клановых войнах. Тебя будут пытаться завербовать и втянуть в локальные конфликты. Не советую отвлекаться. Ты должен найти Лабораторию. И разобраться с теми, кто сейчас в ней живет.
Здорово.
– И как ее найти?
– Этого не знаем даже мы.
– Вы же ее создали.
– Поправочка. Мы создали устройство, которое впоследствии было похищено. А Лаборатория – побочный эффект. Кто ее запустил – тайна, покрытая мраком.
– Хоть какие-то подсказки?
– По мере приближения к устройству твои способности будут усиливаться.
– А без этого не будут?
– Тоже будут, но разницу ты почувствуешь.
– Фух. Что еще мне следует знать?
– Твой род действительно преследуют. Очень опасные люди. Не исключено, что эти люди могут знать, где искать наше устройство. Допрашивай, прежде чем убить. И прислушайся к словам Хидео – он весьма непростой фрукт.
– Ладно. Я понял.
Тёма почесал косматую грудь.
– Раз уж зашла речь о способностях, Леонид. Остерегайся визоров. Они выслеживают добычу на больших расстояниях, сливают данные охотникам, а те неотступно идут по твоему следу. Пока не расправишься с визором, расслабляться нельзя. Ты меня услышал?
– Да.
– Вот и умничка. Можешь чистить зубки, мыть лапки и ложиться спать.
– У меня нет лапок.
– Я пошутил.
Изображение Бешеного Енотика растворилось на фоне кафельной плитки.
– Эй!
Мне никто не ответил.
