– Леность и скупость, – само срывается с моего языка, но выпивший уже достаточно Иван вдруг решает сменить тему:
– Что за имена басурманские! Где ты откапываешь вообще таких баб, Мэри и Кэт, тьфу! Машка и Катька! Да и Сонька твоя туда же.
Прикусываю губу и пожимаю плечами, почему-то желание смеяться пропало, но Ваня не унимается:
– Нет, ну скажи мне, почему Софи?
– Она просит её так называть.
– Не моё, конечно, дело, но жена у тебя, конечно, омерзительная особа. Вот если в твоих любовницах по одному пороку, то в Соньке все семь сразу, а может, и побольше.
– Их всего семь.
– Да какая разница – сколько их? – Иван повышает голос. – Она ж тебя не любит и унижает, как захочет, а ты…
Наши взгляды встречаются. Иван резко успокаивается, просто начинает доставать бутылку, которая упала ему под ноги. Продолжаю за него:
– А я терплю все унижения, как тупой олень. Зачем терплю – сам не знаю, надежду на её расположение уже давно потерял, да и уже не знаю, надо ли. Просто по привычке исполняю её прихоти, должна же быть какая-то мотивация в жизни.
– Так себе мотивация, но раз тебе подходит – мотивируйся сколько влезет.
– Да вот уже не лезет.
Разговор прерывается, время позднее, пора по домам. Вызываю нам по такси; пока ждём машины, договариваемся, когда он придёт устраиваться на новую работу. Благодаря его согласию работать со мной чувствую некоторое облегчение, хоть видеться будем чаще. Видеться чаще с единственным человеком, которого вообще хочется видеть, – это как обещание от мамы выдавать мороженку каждый день все каникулы напролёт, а может, даже лучше.
Домой захожу, еле волоча ночи. Уже не пьяный, но уставший, как пограничная собака. Одежду раскидываю на ходу, за что-то же я плачу штату сотрудников из пятнадцати человек, надеюсь, их не затруднит собрать мои ботинки и запонки. В спальню вхожу без носков и брюк, но в рубашке, пуговки слишком мелкие и крепко пришиты, не расстегнуть и не оторвать. Софи на своём месте, спокойно спит в шёлковых простынях. Сажусь рядом с ней, трясу за плечо.
– Сонь, Соня, ты давно уснула?
– Не называй меня так, – сонно, но всё-таки раздражённо бормочет она, – я же тысячу раз просила.
– Сонь, да какая разница, – резко говорю ей, видимо, не только резко, но и громко; раскрывает глаза, приподнимается на локте.
– Ты что, напился?
– Напился, но я не сильно.
– Фу, от тебя так пахнет неприятно. Может, в другой комнате ляжешь?
– Ещё чего.
Морщится, переворачивается на другой бок, чтобы не видеть меня.
– Софи, поговори со мной.
– Я устала и хочу спать, – зевает, беззаботно зевает.
– Что же ты делала целый день, что так устала?
Пытаюсь припомнить, бывают ли у неё дела, в доме у неё точно нет дел, всё делает прислуга, никаких хобби у неё тоже не замечалось, спорт ей не интересен.
– Ко мне приезжала подруга, мы с ней занимались расхламлением моего гардероба.
– Весь день?
– Вот что ты ко мне пристал? Какая тебе разница, чем я занималась! Иди спать в другую комнату, от тебя воняет!
Пока разговариваем, всё пытаюсь расстегнуть пуговки, но они никак не поддаются, после этих её слов меня взрывает яростью, и руки сами разрывают ткань рубашки на груди, срываю её, бросаю на пол.
– Я с тобой буду спать.
– Тогда я уйду.
Она пытается вытянуть из-под меня одеяло, чтобы завернуться в него и уйти, я не встаю, она фыркает и начинает вставать из постели. Я со злостью толкаю её обратно.
– Ты никуда не пойдёшь. Будешь спать со мной.
– Почему? – спокойно спрашивает она, но я вижу, как высоко вздымается её грудь и как дрожат руки.
Понимаю, что напугал её, или разозлил, или просто раздражил, или что-то в этом роде, чувствую нечто похожее на стыд, но упрямо продолжаю стоять на своём.
– Потому что я твой муж, ты будешь спать со мной. И ещё, – неуверенно добавляю следом, – я хочу тебя.
Сам слышу, как жалко это звучит, поэтому её злой смех меня даже не удивляет.
– Зато я не хочу тебя, пошёл вон из моей спальни.
Хватаю её за ногу и рывком тащу к себе, на край кровати; она визжит, но реагирует моментально: удар её ладони о мою щёку обжигает; хватаю обе руки, завожу ей за спину, падаю на неё сверху и со злостью пытаюсь задрать её ночнушку; она кричит так, будто я её убиваю, и впивается зубами мне в плечо. Впивается с такой злостью, что я рычу и отталкиваю её от себя.
– Ты что делаешь? – в ужасе кричу я и боковым зрением вижу, что на плече кровь. Тяжело дышит, но молчит. Смотрит в упор, готовая отразить любое моё действие.
– Зачем мы с тобой живём вместе?
Она не отвечает.
Вся эта ситуация кажется мне каким-то кошмарным сном. Откуда в этой женщине столько ненависти ко мне? Ведь я только и делал, что пытался исполнить каждый её каприз, с самого дня знакомства, когда она была ещё совсем юной девочкой двадцати пяти лет, ещё тогда, когда она в своём розовом платьице нечаянно уронила сумочку рядом с моей машиной, я предложил ей не расстраиваться, что от удара у её сумочки отлетела какая-то декоративная деталь, и купил ей новую. А потом каждый день я старался исполнить каждую её мечту, и мы даже играли в игру под названием «Сто одна мечта», и её мечты закончились на третий год замужества.
– Соня, зачем мы с тобой?
Вместо ответа она повторяет ранее сказанные слова:
– Пошёл вон из моей спальни, я не хочу с тобой разговаривать.
Её слова клокочут яростью внутри меня. Мне хочется ударить её, задушить, сделать ей больно, очень больно. Я любил её так сильно, что теперь это непринятое ею чувство разрывает меня изнутри, съедает, уничтожает. Пока не сделал ничего ужасного, ухожу в гардероб и одеваюсь, надеваю что попало, главное, чтоб быстрее. Главное – уйти, пока она не успела сказать ещё что-то, что я не смогу вытерпеть.
Выхожу из дома в ночь, сажусь в свою старую машину, но тут же понимаю, что ехать пьяным опасно, документы остались в машине возле отделения полиции Ваньки. Достаю телефон из кармана, чтобы вызвать такси, но понимаю, что ехать мне некуда. Мама в другом городе, Ванька уже спит, в дом возвращаться не хочу, к любовницам ехать не вижу смысла. Откидываю сиденье и ложусь. Что ж, есть повод купить себе квартиру.
Глава 3
Оказалось, что при наличии денег покупка хорошей квартиры не проблема. Оказалось, что при наличии подтверждающих фактов воровства начальник системы безопасности пишет заявление об увольнении по собственному желанию и благодарит, что с ним обошлись по-человечески. Оказалось, что когда твой друг работает с тобой, это немного скрашивает будни. Делаю определённые открытия каждый день.
Оказалось, что, чтобы расстаться с любовницей, не обязательно к ней ехать и ей за это платить; оказалось, что можно просто позвонить и сказать, что она надоела. Так я поступил с Кэт и с Мэри, а остальных просто заблокировал. С Софи мы не видимся уже несколько месяцев, оказалось, что я перенёс это легче, чем думал. Единственное, что беспокоит, – это что всё равно необходимо с ней встретиться, хотя бы чтобы обсудить условия развода. Консультация юриста помогла мне разобраться, что Софи не может претендовать на мою фирму, но может претендовать на дом. Меня это даже немного обрадовало: зачем мне дом, с которым связано только мерзкое чувство униженности.
Просыпаться в новой квартире мне нравится, никаких чужих людей, только я. Утром нет опасности столкнуться с горничной и чувствовать себя неловко оттого, что я в одних трусах. Первое время меня раздражает, что, чтобы поесть, надо куда-то идти, но потом я вспоминаю, что когда-то мама меня учила варить еду. Она много работала и не всегда успевала с готовкой, и мне нравилось сварить к её приходу каких-нибудь макарон с сосисками. Начинаю читать рецепты в интернете и по выходным готовлю себе сам. Получается вполне съедобно, особенно если голоден. Иногда насмехаюсь над собой. Не таким я представлял себе богатство во взрослой жизни или не о том богатстве мечтал.
Оставив в прошлом гонку за расположением Софи, отказываюсь от некоторых рабочих проектов, не вижу смысла менять жизнь на деньги. Хочу менять деньги на что-то… просто ещё не понимаю на что. Ванька теперь тоже посвободнее, иногда проводим время вместе. Дрянной коньяк больше не пьём, вообще не пьём; один раз он меня вытащил на футбол, один раз я его на рыбалку. По уровню счастья получилось на пару баллов выше, чем в день свадьбы.
– Как-то надо заняться разводом.
Ванька задумчиво чешет подбородок, смотрит мимо меня. Я купил квартиру в его районе, теперь, как в детстве, можем провожать друг друга до угла, ну, или в нашем случае подвозить. С работы я теперь ухожу вовремя, хотя и торопиться некуда. После работы иногда завожу Ивана по его делам, сегодня ему надо за новым телевизором.
Раз Иван никак не реагирует на мою реплику о разводе, уточняю:
– Тебе в какой магазин?
– Сань, тут такое дело. Я уже три дня не знаю, как с тобой это обсудить.
Сразу напрягаюсь, отодвигаю кресло подальше от руля, чтобы, подобрав одну ногу, сесть лицом к другу.
– С каких это пор мы что-то не можем обсудить?
Ванька нервничает, ладонью размазывает пот на лбу, я напрягаюсь ещё сильнее.
– В общем, давай я тебе покажу, а ты пообещай, что без глупостей.
Даже представления не имею, о чём он, но уже чувствую, что на меня что-то рухнуло. Бесцветно выдавливаю:
– Давай.
Он берёт свой портфель с заднего сиденья, достаёт ноутбук. Ванька с детства довольно крупный парень, после тридцати его живот стал похож на баскетбольный мяч, поэтому процесс добычи ноутбука проходит медленно, с кряхтеньем. Я терпеливо жду, даже не пытаюсь раньше времени заглядывать в экран. Ванька, видимо, находит то, что нужно, краснеет от шеи до самого лба, поднимает на меня взволнованные глаза, прикрывает ноутбук.
– В общем, я же тут навожу порядок во всех твоих филиалах, складах. Вроде бы всё урегулировал, во всём разобрался. А потом моя любопытная рожа решила проверить…
Вдруг давится слюной и закашливается. Хлопаю его по спине и продолжаю фразу за него:
– И твоя любопытная рожа, решила проверить, что там делает Софи, которая уже больше месяца живёт без мужа.
Кивает. Достаёт бутылку воды из дверцы, пьёт.
– В общем, Сань, там так себе обстановка, но меня даже не это выбесило.
– В смысле?
– Ну в смысле, давай я тебе покажу, я не могу это описать.
– Давай, уже пути назад, похоже, нет.
Иван включает мне видеозапись. В нашем доме камеры установлены простого образца, запись идёт чёрно-белая, без звука. Но ведь качество съёмки не особо влияет на содержание кадра. А в кадре моя Софи занимается сексом с каким-то качком, в нашей спальне, ах нет, при нашей последней встрече она же мне так и сказала: «Вон из моей спальни», поэтому лучше сформулировать так – занимается сексом с каким-то качком в своей спальне. Смысл, конечно, не меняется, но объясняет некоторые вещи. Ванька, видимо из чувства солидарности, быстро выключает запись.
– Самое обидное не это, – говорит он.
Вопросительно смотрю на него. Спрашивать что-либо нет сил.
Он включает аналогичное видео и показывает на дату:
– Это в тот день, когда мы с тобой коньяк пили.
Показывает недолго, буквально секунд десять. Выключает, загружает ещё одно.
– Это за две недели до того, как вы поругались.
Ещё одно.
– Это за месяц. Возможно, я бы показал больше видеоархивов, но у тебя там хранение файлов не резиновое.
– Да к чему больше-то, и так всё понятно, – спокойно говорю я.
– Интересно просто, как давно…
Не даю ему закончить:
– Скорее всего, очень давно. Тебе в какой магазин-то?
Растерянно смотрит на меня, но не решается больше ничего говорить на тему моей жены, закрывает ноутбук, убирает обратно в портфель.
– Да поехали домой, не хочу сегодня его покупать.
Киваю и везу его домой. В голове пусто. Настолько пусто, что приходится, как роботу, командовать себе, куда ехать, где останавливаться, где сворачивать. Ванька молчит, но сидит неспокойно, то на меня смотрит, то пальцами бутылку с водой сжимает, то пьёт, то снова на меня смотрит. Моё сознание то затуманивается, то обостряется до предела. До дома доезжаем на удивление быстро. Прежде чем выйти из машины, Иван спрашивает:
– Чем заниматься будешь? Может, вечерком забегу, у меня пузырь есть.
Усилием воли делаю что-то наподобие улыбки:
– Не, давай в другой раз.
Кивает, выходит. Разворачиваю машину и еду в мой дом. В наш дом. В дом Софи.
Ехать далеко, за город, есть время помучиться мыслями, пожалеть себя, пострадать. Я знаю, что она не любит меня столько же времени, сколько знаю её. Знал это, когда делал ей предложение, знал, когда женился на ней. Я всегда видел, какой она человек, видел, что брендовые туфли её интересуют больше, чем то, сколько ночей я не спал, чтобы она могла их купить. Ведь я отдал восемь лет своей жизни для служения её эгоистичному существу добровольно, ведь я прекрасно понимал, что закончится это всё тленом и пустотой, но всё равно боролся за что-то.
За что? Чего я хотел? Почему выбрал именно её? Почему именно она пленила мой разум, моё сердце, всего меня она пленила. Почему я до сих пор невыносимо страдаю оттого, что не стал для неё ничем. Мог ли я стать чем-то? Почему именно меня она выбрала своей жертвой, своим фанатом, поклонником, служителем? И почему, выбрав меня, она даже не попыталась подарить мне хоть капельку теплоты? Ведь я готов был всё, что есть во мне и у меня, отдать за… нет, я даже не дерзаю сам себе сказать слово «любовь», хотя бы за отсутствие неприязни у неё ко мне.
Я останавливаю машину на стоянке у дома, останавливаю рядом со стоящей тут незнакомой мне машиной. В принципе, этот её любовник вполне мог жить тут и до этого, у нас несколько гаражей и столько комнат, что, если бы Софи поселила его в тот крыле дома, в котором я не бываю, я бы даже о нём и не подозревал. Прежде чем войти в дом, окидываю взглядом всю его величественную фигуру. Когда его строили, мне казалось это необходимым – построить дом, который впечатляет. Что это было? Что за несостоятельность? Зачем мне хотелось кого-то впечатлять? Важно ли это? Теперь нет, тогда было. Стряхиваю с себя эти мысли, медленно вхожу в дом.
Бесконечно наводящая чистоту горничная в строгой форме, увидев меня, удивлённо вскидывает брови и отводит глаза, начинает ещё тщательнее протирать влажной тряпкой листья какого-то тропического растения у лестницы. Никогда не вникал, кто на меня работает – люди и люди. Меня и сейчас раздражает, что в этом доме нельзя побыть наедине с собой, везде кто-то возится, что-то моют, меняют, готовят, стирают. Безликие тени, которые выучены работать так, чтобы мы их не замечали.
