– И скажи, что я очень страдаю, каждый день звоню и умоляю о встрече.
– И что посылаешь мне огромные букеты, но я их не принимаю, потому что бросила тебя навсегда.
– Да! Прекрасно.
Разворачиваюсь и почти бегом выхожу из подъезда, чтобы скорее это всё прекратить. Последний её намёк я прекрасно понял, поэтому, только сев в машину, сразу звоню в доставку цветов и заказываю двадцать огромных букетов для Вероники, которые ей будут приносить несколько раз в день в ближайшую неделю. Сижу в машине злой и опустошённый. На работу уже не нужно, домой не хочется. Звоню Ваньке, которого не видел уже несколько месяцев.
– Да, друган. Давно не слышались.
– Иван Сергеевич, как смотришь на распитие спиртных напитков?
– Прекрасно, но сейчас не могу, давай в семь меня с работы заберёшь?
– Понял, увидимся.
Смотрю на время, у меня есть ещё больше двух часов. Чтобы их убить, звоню Любе.
– Да, мой сладенький, – говорит Люба из телефона, и я сразу жалею, что позвонил.
– Люб, ты где?
– Я по магазинам гуляю, купила идеальный капучино и нашла эклеры, которые просто невероятны, вкуснее этих эклеров только твой…
Перебиваю, чтобы её не понесло дальше, я прекрасно знаю, как она любит сравнивать меня с разными блюдами и лакомствами.
– Люб, куда мне подъехать?
– Ой, прямо сейчас, что ли? Давай я тебе геопозицию просто скину.
– Скидывай.
Отключаюсь. Выезжаю сразу, как только получаю информацию о её местонахождении. К моменту моего прибытия она уже без эклера, с удовольствием потягивает капучино через трубочку. Садится в машину, протягивает мне стаканчик:
– Попробуешь?
Отрицательно мотаю головой. Пожимает плечами, продолжает пить сама. Люба очень похожа на мою Софи, такое же красивое ангельское лицо, такие же блестящие светлые волосы, стройная фигура, несмотря на то что она ест много и постоянно, только она какая-то более светлая. Если приезжать на свидание с пирожными и тортами, она вообще становится самым счастливым человеком на свете. Почему-то медлю задавать вопрос, из-за которого приехал. Люба нетерпеливо ёрзает на сиденье.
– Чем будем заниматься? – не вытерпев, спрашивает она.
– А чем мы обычно занимаемся? – устало спрашиваю её в ответ.
– Сначала сладко целуемся.
Тянется ко мне – отстраняюсь; она удивлённо часто моргает.
– Люб, я спросить тебя хотел кое о чём.
Произношу это с такой жалкой интонацией, что сам удивляюсь. Вздыхаю, хочется просто выпихнуть её из машины и уехать, какого чёрта я вообще придумал этим заниматься? Я же прекрасное знаю, что ничего этим не добьюсь.
– Спроси, конечно, – спокойно говорит она и делает ещё один глоток капучино.
– Ты рада меня видеть?
– Угу, – произносит она, не вынимая трубочки изо рта, ладно хоть смотрит на меня.
– Почему?
– Почему рада?
– Да.
Наконец освобождает рот от трубочки, убирает стаканчик от лица.
– Мы с тобой уже сколько времени встречаемся? Три года, почти четыре. Ты всегда страстный, пылкий и щедрый. Ты не обременяешь меня заботами, ну, типа погладить рубашку, всегда подкидываешь денежек на вкусняшки, встречаемся мы нечасто, друг другу не надоедаем, поэтому ты для меня как некий призрак романтики в моей жизни.
Чувствую, что на третьей попытке одного и того же разговора появляется хоть какой-то просвет. Немного позволяю себе расслабиться, но удовлетворения всё равно нет.
– Если мы перестанем видеться, расстроишься?
– Ага, жалко расставаться с необременительным мужчиной, надоела я тебе, что ли?
– Вы мне все надоели.
К моему удивлению, Люба рассмеялась:
– Так и знала, что я не одна у тебя. Сколько нас?
– Уже меньше, чем было утром, но ещё больше, чем будет завтра.
– О, дак ты со всеми, что ли, расстаёшься? Случилось что-то?
Люба и правда обеспокоена или очень естественно притворяется.
– Сложно объяснить, – тяжело вздыхаю, – жить стал хорошо, меньше времени и контроля требуется на работе, появилось много времени думать о себе. Пора вторую фирму открывать.
– И куда тебе столько деньжищ?
– Жене куплю остров, яхту и личного модельера, ей понравится.
– Любишь её?
Злость снова вспыхивает внутри. Люба, видимо, чувствует, сразу исправляется, говорит быстро и весело:
– Прости, лезу не в своё дело, меня не касается и не волнует, и вообще я дура, и пошла-ка я отсюда.
И в подтверждение своих слов она приоткрывает дверцу машины, но сидит.
– Прости, Люб, это я дурак, самый настоящий дурачина. Надеюсь, не очень тебя напрягал нашим общением.
– Вообще не напрягал, благодаря тебе я узнала, в каких ресторанах вкуснее всего кормят, не скучай, будет настроение, звони.
Люба легко выпархивает из машины и, не оборачиваясь, уходит по улице. По привычке и ей перевожу денег с комментарием «на ресторан» и удаляю её номер.
Времени до сих пор мало, но я знаю, что катание по Москве в автомобиле прекрасно позволяет избавиться от нескольких часов своей жизни, поэтому решаю поехать сразу к Ваньке, с учётом пробок есть вероятность, что я ещё и опоздаю. Завожу двигатель и стараюсь выключить все мысли в голове; уже чувствую, что лимит впечатлений и эмоций исчерпан на эти сутки, но встреча с другом уже назначена, надеюсь, хоть с ним не придётся расставаться навсегда.
Глава 2
Иван с самого детства мечтал работать в полиции, а я мечтал стать богатым. Поразительно, но мы свои мечты исполнили. Исполнить-то исполнили, но в детстве думалось, что исполнение мечты равно обретению счастья. Ошиблись. Причём оба. Ванька работает как проклятый, ни семьи, ни жизни, говорит, что во сне снятся только трупы, кипы бумаг и что денег не хватило, чтобы погасить ипотеку.
– Какого хрена я вообще решил покупать эту квартиру? Я же в неё хожу только коммуналку оплатить, ну иногда поспать!
Звучит невесело, но он хохочет, подливает нам коньяка в одноразовые стаканчики, нарезку колбасы, которую он купил на закуску, мы уже съели, но и в бутылке уже меньше половины, так что теперь можно и не закусывать. Выпиваем, не чокаясь, морщимся; я позволяю себе алкоголь настолько редко, что почувствовал опьянение ещё после первого глотка, поэтому сейчас мне уже и жарко, и тошно, и соображается с трудом, но это же не повод прекратить глотать низкопробный коньяк.
– Вань, пошли работать ко мне начальником системы безопасности?
– У тебя ж был какой-то?
Пару лет назад я уже предлагал ему эту должность, но тогда он ещё был полон амбиций и не так уставал на работе; тогда он сказал, что дождётся пенсии, а потом, если что, пойдёт ко мне в подчинение.
– Он и есть, но его давно пора менять, он уже изучил всю систему от и до и узнал все варианты, которые помогают ему меня обворовывать.
– Прям реально ворует? – недоверчиво спрашивает Ваня.
– Да, реально ворует, – заплетающимся языком говорю я, – по мелочи в основном, иногда покрупнее урывает что-то.
– Например? – Дух полиции сразу просыпается в моём друге.
Устало взмахиваю рукой, даже этот жест вызывает головокружение. Ваня понимающе кивает:
– Ща, я быстро.
Он выходит из машины и куда-то уходит; покорно жду, глаза сами закрываются, но стоит их закрыть, мир вокруг начинает кружиться, поэтому спешу открыть веки. Ваня возвращается быстро, с большим стаканом горячего чая.
– Я сахара попросил побольше, пей, должно помочь.
Пью, обжигаю рот и горло, но пью. Ванька выпивает ещё коньяка. В течение получаса начинаю чувствовать, что и правда становится легче.
– Дрянной у тебя коньяк.
– В сейфе нашёл какой-то, думаю, зачем деньги тратить, если уже всё есть.
Ванька наливает себе ещё, мне уже не предлагает, я вдруг вспоминаю, на чём мы остановились.
– Дак ты пойдёшь ко мне в систему безопасности или как?
– Пойду, Санька, надоело мне всё. Или у тебя там тоже сутками?
– Нет, конечно, следить, чтоб охрана вовремя менялась на смену, чтоб из складов не воровали фурами, чтоб конкуренты не украли базы данных, чтоб дом мой не ограбили.
– О, дом к той же системе подключён?
– Да, дом тоже.
– Как, кстати, дома-то?
Спрашивает будто между прочим, знает, что терпеть не могу говорить про Софи. А я вдруг чувствую, что, обходя эту тему стороной, я всё равно её не улучшаю, ведь оно всё равно уже так, как есть. Хуже некуда у меня дома, но в этом никто не виноват. Ванька тем более.
– Хреново, Ванька, дома. Из кожи вон лезу, а ей как было на меня наплевать, так и осталось. Последний месяц, чтоб не видеть, насколько я ей противен, стараюсь приходить домой, когда она спит уже, и ухожу, пока не проснулась.
– М-да, а эти твои как? Твоя порочная семёрка?
Мне становится смешно, хохочу от души, даже слёзы выступают. Ваня смотрит на меня с лукавой улыбкой.
– Почему моя семёрка стала порочной вдруг?
– А как? По-другому и не назовёшь. Вот давай рассуждать. Есть семь пороков человеческих, так?
– Так, – соглашаюсь я.
– Ну вот из тех, про кого ты рассказывал, Ангелина, или как её там…
– Ага, Ангелина, она страдает завистью. – Мне вдруг становится так любопытна его теория «порочности», что остатки хмеля сами вылетают из головы.
– Причём сколько бы ты мне про неё ни говорил, вот это же богиня зависти просто: то хочет на море как соседка, то кольцо как у подруги, то туфли как у кого-то там.
– Как у Кайли Дженнер.
Я снова начинаю смеяться, но уже спокойно, легко.
– Так, согласен, смешно, но подожди, кто там ещё у тебя есть?
– Вероника была, расстались сегодня.
– Это которая всё фоткалась в тачке твоей?
– Ага.
– Ну, с этой совсем просто – гордыня.
– С Любой-чревоугодницей тоже сегодня закончил отношения.
Ванька удивлённо вскидывает брови, но ничего не уточняет.
– Ещё у тебя были какие-то Кэт и Мэри.
