Илья Горячих "Особенности национальной реинкарнации"

Тихого только недавно отпустили менты. Его приняли прямо на собственном дне рождения после того, как он, угостив от души гостей напитками из пенсионного набора, слушал на всю громкость три часа подряд Сектор Газа. Этого естественно не выдержали соседи из рядом стоящей панельки и вызвали ментов. Менты, как и пожарники, оставили машину на дороге и колонной из трех человек двинулись к месту празднества – музыка орала нестерпимо. Тихий захотел продолжения банкета и, прячась от ментов, обогнул их колонну и вышел прямо к ментовскому бобику. «Мдя, эх бы прокатиться с ветерком, – подумал Тихий, – когда ж еще смогу-то так вот, по шоссе, да на автомобиле…» (Своих машин, надо заметить, с наступлением светлого будущего у граждан не стало). Машина была не заперта. Тихий уселся на водительское сиденье и начал крутить рулем. «Кайф… Какие сиденья прикольные… Неужели ж наши наконец-то хоть бобики научились делать по-человечески… А магнитола какая! А руль! А ключи!.. Стоп, это ж ключи от машины». Действительно, в замке зажигания торчали ключи – от зажигания в самом замке и большая связка на пристегнутом к нему кольце. «Ну, ща погоняем!» – подумал Тихий.

К моменту обнаружения Тихим ключей, отряд ментов уже шел обратно к машине, повязав всех участников празднества, кроме, разумеется, юбиляра.

Когда до машины оставалось метров пятьдесят, первый из отряда, очевидно водитель, поднял глаза на машину и остановился. Остановился и отряд. Все увидели Тихого за штурвалом.

– Э-э-э, – заорал водила, – вылезай, козел! Вылезай немедленно, а то хуже будет!

Тихий завел бобик.

– Не волнуйтесь пацаны! – крикнул он в окно. – Я только кружок по району дам и вернусь. Очень прокатиться охота! Гадом буду, вернусь, у меня же днюха сегодня!

Сперва заорала магнитола. Причем заорала она как ни странно не «Наша служба и опасна и трудна», а что-то уже совсем блатное, что-то типа «Вагон столыпинский, окно с решеточкой, конвой из Вологды…» Потом включились проблесковые маячки, ну а уж после этого шаловливые руки Тихого дотянулись до сирены.

Ментовской бобик, разнося на всю округу блатные аккорды, завывая сиреной и мигая проблесковыми огнями, с визгом унес Тихого прочь. Наступила МХАТовская пауза.

– Ты нахера ключи в машине оставил? – старший наряда орал на водилу.

– Да откуда я знал, что какой-то мудак додумается бобик угнать? – оправдывался тот.

Менты посовещались. Рация была в машине.

– Значит так. – Старший обратился к участникам празднества. – Сейчас бегаете по округе, ищите телефон. Кто первый найдет и сообщит дежурному, что бобик угнал вооруженный преступник, тяжело ранив при этом троих сотрудников, того отпустим.

Ждать долго не пришлось, сообщение дежурному было направлено. Тихого ловили всем районом. Но он, гад, не давался. Колеся по задворкам, умело ныряя в кусты, он умудрялся уходить от погони до глубокой ночи, пугая громкой музыкой и воем сирены жителей Бирюлева. Когда ж его бобик наконец-то умудрились взять в «коробочку» два полицейских автомобиля, Тихий заметил прямо по курсу местный магазин «Фейерверки» и направил бобик прямо на входную дверь. Таран удался, полицейские машины врезались в стену слева и справа от бобика, а Тихий на своем драндулете въехал прямо в магазин. От удара Тихий вылетел через лобовое стекло, совершил несколько оборотов в воздухе и приземлился прям на полки с товаром. Отряхнув голову от пыли, Тихий огляделся. Вокруг было великое множество красиво разукрашенных коробок. На множестве коробок были нарисованы счастливые дети, стоящие рядом с огненными фонтанчиками небольшой высоты, бенгальские огни и хлопушки. Некоторые коробки были разорваны от удара бобиком, некоторые целые. Тихий повернулся. Рядом с ним лежала разорванная огромная коробка с тремя черными ракетами. Сбоку на коробке был нарисован черный череп со скрещенными костями и рекламный слоган «Дарит атмосферу праздника».

Время было три часа ночи. Два экипажа, гнавшихся за Тихим и ударившиеся в стену, только вылезали из покореженных машин, сирены остальных экипажей еще только приближались. Остановить Тихого было некому. «Ну что ж, атмосфера праздника – это хорошо, днюха же… Да и когда я еще салют посмотрю», – подумал Тихий, поджигая фитиль… Мощные взрывы, устроенные Тихим, все Бирюлево слушало до утра.

– Так чего помочь-то, Тузик? С Беляшом что ль чего приключилось? – Тихий спросил почти шепотом (менты полностью излечили Тихого от любви к громким звукам).

– Сам не знаю, – ответил Тузик, – я на полчаса отошел, вернулся, а Беляш уже на земле лежит. И сознания нету.

Начали подтягиваться другие соседи.

– Надо пульс пощупать, – сказал Петя, молодой парень, студент, волею судеб также бывший их соседом.

– Ой, девки! – подала голос Надя, худая интеллигентка, которая при каждом удобном и неудобном случае подкатывала к Беляшу. – Ой, такого мужика загубили, с ним еще жить да жить можно!

– Да кто ж загубил-то? – ответил Тузик. – Ясно ж сказал, потерял человек сознание просто, ща очухается, встанет!

– Говорю же, пульс пощупать надо, – настаивал на своем студент.

– Мне, мне пощупать дайте! – Надя вырвалась вперед, присела рядом с Беляшом и начала активные пассы руками.

– Ты чего, дур-ра, делаешь? – заорал Тузик. – Ты зачем его между ног-то щупаешь? Пульс, дура, его на запястье щупают… Ну-ка уйди, живо!

Возбужденную Надю оттащили от Беляша и поставили рядом с Тихим, чтоб не дергалась. Но и в отдалении от предмета своих вожделений она сильно переживала и периодически выкрикивала: «Дайте пощупать, ну надо ж пощупать-то!»

– Ну-ка, разойдитесь, – студент присел рядом с Беляшом, взял его руку и попытался понять, есть ли пульс. Но то ли пульс был слабый, то ли студент был слишком взволнован происходящими событиями, только вот пульса у Беляша он не обнаружил.

– Пульса нет, – объявил Петя. – Надо скорую вызывать, причем срочно!

Тузик вздохнул. Плохо дело, если уж до скорой дошло… Да и от скорой-то толку как от козла молока. Что ж делать-то, как Беляшу помочь? Не придумав ничего оригинального (а что он мог придумать, когда у них с Беляшом из всех лекарств был только антисептик, и тот из пенсионного набора. Да и у всех соседей, если собрать все, что есть медицинского, максимум найдутся клизма и зеленка), Тузик принял грустное решение бежать к панельке за телефоном. Ни клизма, ни зеленка Беляшу, судя по всему, сейчас не помогут.

Дозвонился Тузик неожиданно быстро.

– Слу-у-ушаю, сын мой, – ответил громкий бас на том конце провода.

– Приезжайте скорее, человек без сознания. Адрес: теплотрасса на Подольских Курсантах, спальные места 24, 25. – Тузик повесил трубку.

Вернувшись, Тузик обнаружил, что народу вокруг Беляша прибавилось. Соседи искренне желали помочь, но не знали чем. Кто-то уже положил свернутое мокрое полотенце на лоб Беляшу.

– Сейчас скорая приедет, – сказал Тузик безрадостно.

– Да что твоя скорая? – сказала тетя Дуня, пожилая женщина в больших роговых очках. Глаза тети Дуни сквозь очки в упор смотрели на Тузика. – Сам-то веришь, что помогут? Иш, ты… скорая. Себе-то вон больниц понастроили за высоченными заборами, доктора к ним из-за границы прилетают. Оборудование в больницах как техника космическая. Я знаю, у меня племяшка-то гувернанткой служит у одного «по связям с общественностью». Так он после этих связей нажирается как свинья и пьет потом запоем месяц. А как напьется, так в больничку на неделю, прокапываться. А ее, бедняжку, с собой берет, чтоб самому со шмотками-готовками не возиться – жрет-то только домашнее. Так ей там целую отдельную комнату при его палате выделяют. Ко-о-омнату! А мы тут с вами на трубах спим. А главный-то наш – по заботе – так вокруг того вообще всегда консилиум ходит, куда бы ни отправился. Чуть какое недомогание, раз – и башку ему сразу отворачивают! Медици-и-ина! А ты говоришь скорая…

Насчет головы Главного по заботе Тузик эту информацию слышал и раньше. Естественно, из недостоверных источников. Кто-то где-то работал охранником, кто-то водителем, кто-то горничной – так и рождаются в народе слухи, которые, впрочем, очень часто оказываются близки к истине. А информация эта была такая.

Еще некоторое время назад – может десяток лет, может два, никто не знает – Главный, находясь в весьма почтенном возрасте, сильно замучил своих придворных лечащих врачей. То давление у него скакнет, то руки трястись начнут, то ноги откажут – в общем, не пациент, а ходячая бомба замедленного действия. Чего только с ним врачи не предпринимали. Вживляли ему стволовые клетки, меняли кровь, пересаживали почки, заменили сердце, причем раза три. Все без толку. Пациент разваливался на глазах. Но однажды это прекратилось, и Главный вновь стал появляться на экранах телевизоров (у тех, у кого они были), а также на различных мероприятиях бодрым, собранным и иногда даже веселым. Эта удивительная перемена произошла благодаря двум вещам – западным медицинским технологиям и высочайшему профессионализму отечественного нейрохирурга профессора Веселовского. Дело в том, что Константин Эдуардович Веселовский уже давно работал над системой автономного обеспечения жизнедеятельности головного мозга и добился на этом поприще поразительных результатов. В его рабочей лаборатории (расположенной, кстати, прямо напротив Кремля: у вождей это вообще традиция – интересоваться сохранением и продлением жизни) было огромное множество голов разных животных, стоящих на диковинных постаментах, внутри которых переплетались многочисленные трубки, светили лампы и булькали разноцветные жидкости. Головы блеяли, гавкали, мяукали и вообще вели себя так, будто не стоят в лаборатории на постаменте, а являются частью целого и подвижного организма и при большом желании могут убежать отсюда, когда им заблагорассудится. Веселовский добился поразительных результатов: он мог отрезать голову практически любому живому существу и заставить ее жить собственной жизнью. Процент неудавшихся опытов был крайне мал. Но! Да, было одно но. Главный, как и любой другой вождь в нашей стране, проблемой вечной жизни, конечно, интересовался и лабораторию Веселовского не раз посещал, понимая, что трясущиеся руки и отказывающие ноги ничем хорошим лично для него закончиться не могут. Но Главный видел и подопытных профессора. Да, живых и здоровых, но полностью беспомощных и находящихся в его полной власти. Главный понимал, что стоит ему превратиться в говорящую голову, как его политические враги, впрочем, как и его политические друзья, быстренько придумают что-то такое, чтобы от власти его голову убрать. В лучшем случае поставят в какой-нибудь музей имени его самого, а в худшем… Про худший случай того, что политическое окружение может сделать с его головой, Главный старался не думать. Нет, такой вариант решительно не подходит! Его голове нужно тело!

– Вот что, Константин Эдуардович, – сказал Главный при его очередной встрече с Веселовским. Встреча состоялась в Кремле, лаборатория Веселовского Главного уже не интересовала, он принял решение. – Головы на постаменте это, конечно, хорошо, но этого недостаточно. Надо срочно создать симбиоз головы и нового тела.

– Но позвольте! – Воскликнул профессор. – Это же не по щелчку пальцев делается. Да, я слышал, что немцы из Haag-Streit довольно-таки успешно тестировали переходники-импланты, но это же даже не XXI век, это XXII, а может и XXIII – зависит от того, как успешны будут опыты… А нам с нашим отечественным оборудованием об этом даже мечтать сейчас рано!

– Я вам не мечтать приказываю, профессор, а создать прототип. Оборудование, не отечественное, вам доставят уже сегодня вечером. Вперед.

После этого разговора прошло не больше трех месяцев, а Главный уже видел результат. Руки профессора действительно были золотыми. А вкупе с немецкими технологиями творили просто чудеса.

В лаборатории Веселовского подопытных прибавилось. Но теперь внимание очень редких посетителей, состоящих только из сотрудников госбезопасности, контролировавших выполнение приказа Главного, привлекали не головы на постаментах, а вполне подвижные, но очень необычные экземпляры. Например, как его называл Веселовский, Бобик, он же образец № 11. Мощное тело длинношерстной немецкой овчарки в районе шеи обхватывал серебристый обруч, а из обруча уже выходила шея, держащая голову восточноевропейской овчарки совершенно другого окраса. Бобик был весельчак и всегда радостно встречал проверяющих, виляя хвостом и норовя лизнуть. Но были и другие, менее дружелюбные особи. Визит проверяющих всегда заканчивался одним – демонстрацией.

– Присаживайтесь, господа, – традиционно говорил профессор после осмотра лаборатории и устного отчета перед проверяющими. – Итак, сегодня у нас трансплантация от донора № 14 к реципиенту № 11.

На каталке привезли тушу огромного дога. Головы у него не было. На шею дога так же было надето кольцо, как и у Бобика.

Кольцо было не простым. На той его части, которая должна нести голову, было несколько разъемов. В центре кольца было отверстие с резьбой, а по бокам экраны с текущей информацией: температура, пульс, давление.

– Итак, начнем, – сказал Веселовский. – Как видите, процедура предельно проста.

Ассистент взял заранее приготовленный шприц и ввел Бобику какой-то состав. Бобик заснул, и его поместили в специальное кресло, наподобие кресла Рахманова специального для рожениц. Но Бобик не рожал, Бобику меняли тело. В это время в точно такое же кресло поместили тушу дога. Профессор нажал несколько кнопок на кольце Бобика и ввел пароль на сенсорном экране дисплея. Раздался одобрительный писк системы, и Веселовский без труда, по резьбе выкрутил голову Бобика. Кольцо разъединилось: половина осталась на теле овчарки, половина кольца скрывала часть шеи головы. Веселовский с головой Бобика подошел к догу. Аккуратно, двумя руками, стараясь с первого раза попасть в резьбу, профессор прикрутил голову Бобика к телу дога. Было слышно, как защелкнулись разъемы, когда резьба закончилась.

– Уф-ф-ф, – выдохнул профессор, – вроде все. Ассистент, напомните код активации дога.

– 5462, – ответил ассистент.

– Спасибо! – Профессор ввел код на экране дисплея, и глаза Бобика открылись. Вернее, это был уже не тот Бобик, что встретил проверяющих. Вернее, не совсем тот.

Теперь это была помесь дога с овчаркой, впрочем, тоже дружелюбная.

– Как видите, господа, – сказал профессор, – мозг Бобика полностью взял под контроль тело дога. Симбиоз успешен. И самое главное, к выполнению Задачи мы готовы.

Те, кто общался тогда с Главным лично, не переставали удивляться. Как? Как из больного старика, доживающего, можно сказать, последние дни, Главный вдруг резко стал спортсменом, готовым хоть летать на истребителе, хоть погружаться на дно морское. Почему его дряхлое тело вдруг стало таким молодым, упругим и кажется даже прилично загоревшим (в отличие от головы). Не удивлялся в стране только один человек – Константин Эдуардович Веселовский. Он не удивлялся, он знал КАК.

Тузик вздохнул. Правдой это было или нет, ни для него, ни для Беляша это не имело решительно никакого значения. Они с Беляшом принадлежали к той категории граждан, которая подпадала под действие государственной программы «Доступная медицина», в рамках которой гражданам разрешалось рвать подорожники (не более пятисот грамм в сутки), заготавливать Иван-чай (не более десять хозяйственных сумок на человека) и собирать сок алоэ (не более стакана за раз). Высокие немецкие медицинские технологии им в жизни не светили. Тузик сплюнул. «Спасибо Главному за медицину, чтоб у него башка не по резьбе пошла при очередной замене», – подумал он и услышав крик «Е-е-едут!», быстро вскочил на ноги.

– Что? – спросил Тузик тетю Дуню. – Едут?

– Да, вон, полюбуйся, скорая едет, – ответила тетя Дуня и вздохнула.

Со стороны улицы Подольских Курсантов действительно раздавались звуки сирены и были видны засветы проблескового маячка. Тузик скомандовал, и Беляша перетащили к дороге, поближе к скорой.

Однако никаких белых автомобилей с красными крестами видно не было. Вместо этого из-за поворота показался огромный черный «Мерседес» S-класса с синей мигалкой на крыше и крякалками за радиаторной решеткой. «Мерседес» был тонирован, стекла все, включая лобовое, были совершенно темные. На обеих передних дверях были нарисованы огромные золотые кресты с тремя перекладинами, так называемые Патриаршьи. Вдоль борта «Мерседеса» по верху дверей с каждой стороны была наклеена золотая полоса, на которой черными буками было написано «Скорая Православная Помощь». Сразу было видно, что «Мерседес» принадлежал солидной организации. На крышке багажника были прикреплены – какие на магните, какие на винтах – несколько антенн, очевидно для оперативной связи экипажа «Мерседеса» с акционерами. Резина «Мерседеса» была разноширокая с дисками Борбет. За стоимость только резины и дисков от этого автомобиля всех обитателей теплотрассы можно было на год обеспечить хорошими продуктами.

«Мерседес» остановился рядом с толпой, окружившей Беляша. Открылась водительская дверь, из машины вышел водитель в синем клетчатом костюме-тройке и белой рубашке, обошел «Мерседес» сзади и открыл заднюю правую дверь. С заднего сиденья с огромным трудом, вывалив наружу сперва одну ногу, покряхтя, а затем вывалив другую, оперевшись на руку, поданную водителем, с огромнейшим трудом вылез Батюшка.

Не спеша обогнув машину, он внедрился в толпу, огляделся мутным глазом (второй был прикрыт) и громогласно произнес:

– СкОрую ПрОвОславную вызывали? (делая ударение на каждую букву О, которую ему приходилось произносить).

– Вызывали, батюшка, вызывали, – к попу выскочила Надя и затараторила: – Такого мужика загубили, а ведь я говорила, что надо пульс пощупать, а эти вот, – Надя показала пальцем на Тузика и Тихого, – щупать не дали, а это же неоказание первой медицинской помощи…

– Как звать тебя, дщерь моя? – перебил ее поп.

– Надя, а что? – Надя кокетливо улыбнулась.

– Варежку прикрой, вот что, – батюшка был серьезен. – Раз вызывали, говорите, что делать желаете – исповедь, причастие, соборование… а может отпеть надо. Случай серьезный?

– Да какой там отпеть, – вмешался Тузик – вот, видишь сам, плохо человеку, без сознания.

– Т-а-а-ак, – поп посмотрел на лежащее на земле тело Беляша, перевел взгляд на Тузика, икнул и спросил: – А тебя как величать, раб божий?

– Серега я, – был ответ, – но все меня по-простому кличут, Тузиком.

– Ну что ж, а я отец Афанасий, пойдем, Тузик, я тебе кое-чего покажу, – батюшка со вздохом приподнял рясу, чтоб не запылилась в дороге, и двинулся прямиком к кострищу – месту, где еще недавно Тузик и Беляш беззаботно завтракали.

Оглядевшись на месте, поп, разумеется, ее нашел. Бутылка Хеннеси, заботливо поставленная Беляшом на землю, была цела и невредима. Афанасий брезгливо, двумя пальцами одной руки взял бутылку. Другой рукой медленно, с опаской, открутил пробку и принюхался.

– Ну вот Тузик, вот и ответ на твой вопрос, – сказал Афанасий. – Пойло-то это, богомерзкое, товарища твоего и сгубило.

– Да? – Удивился Тузик. – Как же это так? Мы ведь с ним еще и не такую дрянь пили и ничего. Да и сегодня перед этим, успели по пузырю из пенсионного набора принять. А там, сам знаешь, что дают. Кони от этого дохнут. (Хотя-я-я… Тузик поглядел на упитанного Афанасия оценивающе… Откуда он знает-то!) И что же, Беляш принял полбутылки этого, можно сказать, премиального алкоголя и все?

– Видишь ли, раб божий Тузик, – начал Афанасий лекцию. – Были бы вы с вашим товарищем маленько поумнее, вы бы знали, что настоящий Хеннеси никогда не имел металлических пробок, да еще в придачу закручивающихся на резьбу. Запомни, Тузик, настоящий Хеннеси имеет дорогую пробковую крышку, на которой должно быть нанесено название винодельческого дома, герб, одновременно являющийся логотипом, а также информация о напитке, включающая в себя, разумеется, годы выдержки. А это, – Афанасий указал пальцем на бутылку, – сатанинское пойло.

– Чего-о-о? – Тузик смотрел на Афанасия с уважением, поп явно рубился в теме.

– Того, сын мой, – ответил поп, – контрафакт это голимый, вот что. Метил.

Афанасий с Тузиком вернулись к дороге. Народ их встретил немым вопросом – ну что?

– Кажись, Беляш метила хлебнул, – сказал Тузик. – Афанасий, батюшка, а что ж теперь делать-то?

– Не ко мне вопрос сий, – ответил поп и посмотрел наверх… – Есть Главный по заботе, к нему и обращайтесь, а у нас, у скорой православной, по программе «Доступная медицина» в его случае, – поп указал пальцем на Беляша, – только отпевание. Ну, любезные братья и сестры, прощайте.

Афанасий плюхнулся на заднее сиденье «Мерседеса», поблагодарив водителя кивком за распахнутую заранее дверь. Двигатель запустился и заурчал мощным выхлопом. Включилась мигалка и сирена, и «Мерседес», плавно тронувшись с места, уносил все быстрее и быстрее батюшку по новым вызовам.

Беляша перетащили на лежак. Тузик присел рядом. Народ потихоньку разошелся.

«Чего делать? – думал Тузик. – Выкарабкается Беляш или он уже того, на небесах?» Помощи ждать было неоткуда. Заботливая родина всегда приходила на выручку гражданам, если у граждан была выручка. У Тузика с Беляшом никакой выручки давно уже не было, и единственная помощь, которую могла дать Беляшу большая и некогда богатая страна – это отпеть.

– Да что ж это за жизнь-то такая, сколько можно это терпеть, и когда это закончится! – заорал Тузик. – Су-у-уки-и-и! – В крик он вложил всю силу, на которую был способен. – Такую страну просрали!

– А! – Беляш аж подпрыгнул от крика товарища. – Серега, ты чего так орешь-то? – Беляш огляделся. – Я надолго вырубался-то? – спросил он Тузика.

Тузик не отвечал.

– Эй, Серега, ну ты чего расстроился-то? – Беляш попытался обнять товарища, положив руку на плечо, но рука удивительным образом прошла сквозь Тузика. Беляш, не ожидавший такого поворота событий, почти потерял равновесие и, чтобы не упасть, сделал два шага вперед. Пройдя прямо сквозь Тузика, он обернулся и увидел самого себя, лежащего на матрасе, на своем собственном, некогда даже почти любимом месте, и товарища державшего его руку. Тузик плакал, беззвучно трясясь. Слезы катились по его щекам и капали на теплотрассу.

«Ничего себе, – подумал Беляш. – Так вот оно как бывает, как в кино. Это что ж я, получается, откинулся что ли? А почему тогда так легко, почему настроение хорошее? Гравитация как будто исчезла».

Беляш попробовал подпрыгнуть. Не рассчитав сил, Беляш с первого же раза взмыл в воздух метров на пять.

«Вот это да! Класс». – Беляш заметил, что парит в воздухе, и обернулся по сторонам. Краски мира стали гораздо ярче, или у него со зрением что-то случилось? Видел Беляш теперь все, что желал, до единого, в самых ярких цветах. Вон в небе высоко-высоко летит стая ласточек… красивые какие, вон километрах в пяти, ближе к МКАДУ на поляне резвились две бабочки, вон по Варшавскому шоссе в сторону центра мчится черный автомобиль с мигалкой и золотыми крестами на дверях – наверное, занятой человек мчится по какому-то очень важному делу…

Чувствовал Беляш очень ярко и все запахи: запах травы на поле перед их теплотрассой, запах города с его трубами, автомобильными пробками и редкими островками жизни – лесопарками, полянками и аллеями. Беляш понял, что он в состоянии почувствовать запах каждого цветка на Земле и его наполнило чувство радости.

Попарив еще пару минут, Беляш понял, что хочет спуститься вниз к горевавшему Тузику. Мысль Беляша материализовалась, и он плавно опустился рядом с другом.

– Хоть бы инструкцию какую дали, чего делать-то? – подумал Беляш. И вдруг сразу после этой мысли небо начало заливаться ярким светом. Беляш поднял голову и посмотрел на солнце. Солнце как будто расширилось прямо на его глазах и начало занимать все пространство до горизонта, осветив Москву в целом и их теплотрассу в частности очень ярким, но совершенно нежарким светом. Одновременно с этим Беляш почувствовал, что отрывается от земли. Ощущения были приятными – ощущения полета и одновременно беззаботности.

Беляш понял, что его ждут. Единственное, о чем он жалел, это о том, что ничего не успел сказать Тузику. Беляш попытался повторить фокус с приземлением, когда он усилием мысли смог приземлиться, и также мысленно сказал Тузику: «Все будет хорошо».

Тузик вытер слезы. Резко подняв голову, он посмотрел прямо в глаза Беляшу.

– Эх, Коля, Коля, – тихо сказал Тузик.

Беляш понимал, что друг его не видит и не слышит, но все равно, поднимаясь все выше и выше, он закричал Тузику:

– Не переживай, Сере-е-ега, я верну-у-усь! Слышишь – верну-у-усь!

Часть вторая. Куб

Куб засветился ярким желтым светом. Это означало скорое прибытие новой инт. Сколько же их пришло сегодня, сто тысяч, сто двадцать, сто шестьдесят?. Бу не помнил. Да это было и не важно. Есть миссия, его почетная миссия – встречать инт, готовить Куб, выяснять направление броска и сопровождать инт до цели. Все! Других задач у Бу на сегодня нет и быть не может. Сколько он себя помнил, а это всего каких-то несколько сотен лет, он со всей ответственностью относился к поставленной задаче. Этому учил его отец. А отца в свое время учил дед. И так далее, в глубину поколений, на много тысячелетий назад. Его предки всегда с почтением относились к своей работе, к прибывающим инт и гордились своим ремеслом. Но сегодня особенный день. Сегодня на Лоциус прибывает партия новобранцев. И одного из них – Бу выберет его лично – предстояло подготовить как своего помощника и заместителя. Та еще задачка. Бу переживал и сильно нервничал. В такие моменты он от волнения тер тремя фэнгами свою слуховую складку. Он помнил моменты, когда Лива могла одновременно прислать ему и двести тысяч инт. И он справлялся. Но сможет ли он обучить преемника, чтоб справился и тот?

Нет, это обучение решительно было делом из ряда вон выходящим! Тут, пожалуй, не обойтись без нескольких маков хорошего лема – для храбрости. Емкость с лемом находилась на кухне. Но перебираться туда из отсека с Кубом Бу не хотел. Он послал импульс роботу и через пару минут наблюдал на столе красивые изгибы сосуда. Лем светился красным и ждал своего часа.

Но тут его центральные мозговые рецепторы уловили импульс Капитана: «Внимание, приготовится, на Лоциус прибывает челнок». Почувствовав сразу после сообщения волну жара, накрывшую после пространственно-временного хлопка все отсеки Лоциуса, он понял, что челнок прибыл. Бу с досадой посмотрел на сосуд с лемом – эх, не успел… – и поскользил в центральный отсек встречать новобранцев.