– Просто вы оба этого хотите. И ты и она.
– Что ты имеешь ввиду?
– Вы хотите видеть друг друга, поэтому и пересекаетесь.
– Я хочу ее видеть – это я знаю точно. На счет нее не уверен, что она хочет того же.
– Ты слишком много думаешь. Женщину просто нужно подсвечивать светом влюбленных глаз, – Х. не очень убедительно изобразил мне как это надо делать и продолжил, – чтобы она могла почувствовать свою красоту, понимаешь? И распуститься. Как цветок. Под лучами солнца. Мужской глаз нуждается в смотрении, а женский – в любовании. Ты хочешь на нее смотреть, она хочет, чтобы ты смотрел на нее.
– Мне кажется, она хочет, чтобы на нее смотрели все вокруг. И где среди этих «всех» буду я – для нее не так уж важно.
– Ээ, ты заранее сдаешься! А мужчина сдается только по двум причинам – либо струсил, либо недостаточно желал. Ты разберись с собой, какая из этих причин твоя.
– Не знаю. Она как «Мерседес» класс S, а я трактор «Белорус».
– Скромность – это путь в никуда. Не забывай никогда об этом.
– Никуда бывает разное.
– Ты сейчас рассуждаешь как вот эти пижоны из серии «Смею надеяться». Ты либо смей, либо надейся дальше. Ты не можешь за нее решать – нужен ты ей или нет. Не попробуешь, не узнаешь.
* * *
В этот раз телефонный номер N. у меня уже был, плюс алкоголь придал мне смелости, и я набрал ее сразу же после нашего разговора с X. Она долго не отвечала, я уже начал волноваться. Но вот раздалось долгожданное: «Да».
И я сразу же выпалил:
– Поедешь со мной в выходные на фестиваль воздушных шаров?
Она засмеялась и ответила: «Да, поеду. Что брать с собой?»
– Возьми с собой что-нибудь теплое.
– Что? Одеяло? Коньяк?
– Вообще-то, я имел ввиду свитер или ветровку, но твои варианты мне нравятся больше.
– Так что брать в итоге?
– Бери солнечные очки и нижнее белье… Хотя… точно бери очки. Нижнее белье тебе вряд ли понадобится.
Я, как обычно, не вовремя перешел границы и попытался исправить неловкость ситуации переводом темы разговора.
– Ты где сейчас?
– Сижу на Невском в итальянском ресторане, – в трубке был слышен приятный шум улицы и легкая позитивная итальянская мелодия.
– Ты в итальянском ресторане ешь итальянскую еду и слушаешь итальянскую музыку. У тебя сегодня итальянское настроение?
– Да. Оно…
– Я смотрю, ты дома совсем не любишь сидеть?
– Люблю. Просто по твоему совету решила с солнцем пообщаться. У воды была и даже пыталась загорать.
– Да? Прямо и по моему совету?
– Ага. Вчера ты мне говорил, что из Питера нужно обязательно выезжать в солнечные места. Хотя бы раз в год. Чтобы не впадать в депрессию.
– И что тебе солнышко сказало хорошего? – с удовольствием продолжил я нашу «мимимишную» беседу.
– Сказало, что хорошее нужно создавать самой. Вот теперь думаю как.
– Согласен с ним, но тут смотря Что «хорошее», а потом уже как.
– Главное начать, – в трубке было слышно, что N., начала печатать какое-то сообщение. Иголочка ревности кольнула меня, и горло начало заполняться ватой.
– Наверное, нам надо работать над собой, – произнес я максимально уверенным голосом.
– Мне уже некуда, к сожалению. Я – совершенство, – эти слова N. прозвучали с налетом легкой «грусти».
– Я знаю. Поэтому хочу скорее с тобой встретиться…Вдруг завтра не настанет. – Кажется, я всерьез начал опасаться, что один из сценариев конца света внезапно помешает мне увидеть N. ещё раз. А я так хотел её увидеть.
– Считай, что настало, можешь прочесть мой адрес. Я скинула его только что тебе в мессенджер. Заедешь за мной?
– Конечно!
* * *
Мерцающая змейка огней плыла сквозь туман по артериям города. Я правой рукой держал N. за руку, отрываясь от нее лишь на пару секунд, чтобы переключать скорости. Туман был такой густой, что кроме огней не было видно практически ничего. Я пропустил перекресток, засмотревшись на N., и буквально на доли секунды разминулся с машиной, летящей справа. N. не успела понять в те мгновения, какой я идиот. Она, к моему счастью, поняла это гораздо позже, не в этот день, и, как ни в чем не бывало, продолжила свой рассказ о том, что у ее коллег на работе роман, и они встречаются по утрам прямо в офисе перед работой или в свой обеденный перерыв. Я только крепче сжал ее руку, пораженный своей чудовищной беспечностью.
За рулём я всегда был ужасно небрежен. И мне дико везло, до некоторых пор. Но систему нельзя обманывать бесконечно. Однажды я всё-таки совпал в других долях секунды на другом подобном перекрестке. Мой синий Фольксваген тогда совершил четверной аксель на тонком льду. К счастью, я был один в машине. После аварии со мной начали происходить странные вещи. Два месяца я провел практически вне социума. Во время вынужденного безделья в больнице, я осознал – каково это быть тупым. Что-то пыжишься – тужишься, пытаешься выжать из себя, а там, оказывается, ничего и нет. Пустота. Особенно тяжело шутить в этом состоянии. И вроде другим смешно и весело, а мне самому никак не включиться в это веселье. В тумане тонут эмоции, ощущения, звуки. Лечение было вполне удачным. Я практически был абсолютно здоров, но временами меня выносило в какие-то странные состояния. Возможно, мне следовало уже тогда отказаться от идеи снова сесть за руль. Не дожидаясь рокового вопроса инспектора на дороге: «Выпивали сегодня?»
Море огней. И каждый огонь горит для кого-то. Каждый связан с чьей-то историей. Я вспомнил наш первый и единственный совместный Новый Год в загородном доме друзей. Хрупкая фигура N., сидевшей за фортепиано, извлекала из инструмента такие же тонкие, ломкие и невесомые звуки, как и она сама. Потрескивали дрова в камине, горели огни на новогодней ёлке. Тяжелые темные гардины отгораживали наш уютный мирок от холода внешнего мира.
N. снова сказала мне там то, что уже говорила не раз. Только я опять не услышал. Она сказала: «Для меня в отношениях важны разговоры. Мне важно знать, что человек горит внутри. Если я этого не чувствую, я ухожу. Я не стану влачить с человеком ни будни, ни праздники по каким-то другим причинам.»
– Но я же с тобой…
– Иногда человек всего лишь в своих грёзах с другим. А другой в этот момент вообще не включен. Некоторым всегда важнее то, чего у них нет.
– Да, так бывает… Я не спорю, но…
– Нет. Это драма. Это то, о чем мы уже много раз говорили.
– Да это понятно, я знаю.
– Знаешь, я, наверное, старомодна, или просто неадекватна. Я люблю тебя, как дура, так нельзя.
– Только так и можно.
– Я сильно зависима от любви, от чувств, страсти, эмоций. Это основа основ в моей жизни, в этом вся я. Я хочу гореть по-настоящему. Иначе я просто умираю, если источник, который может мне это дать, оказывается лгуном или трусом.
– Источник не должен быть снаружи. Так всю жизнь можно промучиться.
– Сейчас ты мой источник.
– Ты меня совсем не знаешь, если считаешь, что я лгу.
– Мне ещё много следует о тебе узнать.
Помолчали немного каждый о своем, ведь мы оба прекрасно знали, что я лгу.
Глава 6. Форс-мажор. Innuendo (косвенный намек)
03 сентября 2021
– Можно щенка много раз тыкать в дерьмо, чтобы он понял, что гадить в квартире нельзя. Можно человек бить, чтобы он понял, что так поступать нельзя. Но человек на то и человек, что может и без этого тыканья в дерьмо понять, может обойтись и без шлепков и ударов судьбы. Даже распятия можно было избежать, если бы человек был на это способен, не нужна была бы жертва и постоянные отсылки к этому страшному страданию. А так у нас душа начинает просыпаться, когда мы сталкиваемся с болью чужой или собственной. Но ведь можно быть достаточно человечным, чтобы получать уроки более экологичным способом, и здесь нет противоречия.
Мы сидели с Х. в уличной кофейне в парке и философствовали в ожидании кофе и десерта.
– Я имею в виду, что эта жертва не была необходимой, она стала такой в предложенных обстоятельствах. Люди не справились. Можно было по этому сценарию пойти, а можно было по-другому. Есть предопределенность в основных поворотах, но развилки, где все можно изменить существуют. То есть, нет стопроцентной определенности. Как многие считают, что все прописано как в книге. Там прописаны определенные линии сюжета, но как будет главный герой действовать там не прописано до конца.
– Так если он Господь, если он все знал заранее, почему он не сказал по-другому? Почему он даёт шанс? Почему он не сказал им: «Вы видели, как я превращал воду в вино, вы видели все мои деяния и знаете что я Бог. Теперь решайте жить мне или умереть», – уже второй раз одно и то же спросил Х.
– Вот о том и речь идет. Об инфантилизме. О том, что кто-то должен прийти и сказать, что вот так хорошо, а так плохо: «Петя, на рассвете ты трижды от меня отречешься. Задумайся над этим, Петя. Так поступать нехорошо!» Это была бы совсем другая история не про движение души и путь сердца. Это не было бы пробуждением, поступком взрослого человека. Если бы он заранее им сказал, что ну не надо так делать, это нехорошо. Давайте всё пройдет мирно, никого распинать не будут, никто при этом не окажется предателем и все будет хорошо. Цель должна была быть достигнута теми или иными средствами. Спасение души. Если человек спасается без жертвы Христа – замечательно. Если же он не в состоянии, настолько инфантилен, настолько жесток, настолько не пробужден, что без жертвы не может обойтись, значит, тогда была необходима жертва. Он бы им не пророчил накануне предстоящие события, если бы не предоставлял им шанс поступить по-другому, давал возможность задуматься и не назвал ни одного имени.
– Все равно, я не могу этого понять.
– Свобода – наивысшая ценность. Это очень сложно понять.
Ещё раз. Ты ждёшь подсказку и чужое решение. Не конкретно ты, Человек вообще. Быть свободным – это самостоятельно принимать решения и нести ответственность за свои поступки. Быть свободным – это быть взрослым.
Ребенок не может принимать взрослые решения. Иисус не требует от детей, от своих учеников, взрослых решений. Он терпеливо ждет, – подытоживаю я, а Х. в недоумении берет долгую паузу.
– Ладно, давай с небес на землю. Что делаешь? Что читаешь, смотришь? Кого целуешь сегодня? В общем, какие новости? Как там твой заброшенный проект поживает?
– Не заброшенный, а развивающийся, – подняв указательный палец вверх, ответил Х. – Мне твой совет нужен. Я продолжаю хотеть других женщин, хотя у меня сейчас к Бе. всё на максимуме эмоции и чувств. Я ничего с собой поделать не могу, и мне все время кажется, что есть кто-то лучше. И вокруг эти девочки порхают в своих юбочках, маечках, платьицах.
– Напоминаешь женщину с лишним весом в кондитерской. Которая понимает, что ей нельзя есть столько пирожных, но таак хочется. Что ей делать? Чтобы ты ей посоветовал? – Я застыл на мгновенье в ожидании, что Х. построит логическую цепочку и сам даст ответ на свой вопрос. Напрасно.
– Этот ответ меня не устраивает. Это каждый может, это слишком просто, – раздраженно ответил Х.
– Что? Перестать обжираться сладким? Нет, – устало вздохнул я.
– Механизм тот же самый. И не надо считать себя таким сложным.
Это, кстати, перекликается с твоим вопросом о Христе.
Инфантильность…Все ответы простые. Но люди ищут сложные, чтобы ничего не менять и ничего не делать. Перемены требуют усилий, действий и ответственности.
– Причем здесь все это? Ты можешь нормально объяснить? Свяжи несколько слов в одно простое предложение, без вот этих коанов твоих, – Х. с тоской посмотрел в сторону барной стойки. Нашего официанта нигде не было видно.
– Могу. В грязной воде лучше не купаться. Так понятно?
Появился наш официант, но без кофе, а с зажигалкой. Он торжественно зажёг свечку на нашем столике и молча удалился.
– Боже, какая романтика, – сквозь зубы процедил Х. и забарабанил пальцами по столу. – Чёрт возьми, когда он уже принесет наш кофе?!
Не в силах простить нерасторопного официанта, Х. решил обсудить его всёпрощающую даму сердца.
– А если она все прощает, значит, не воспринимает всерьез?
– Ты о себе сейчас спрашиваешь?
– В целом, – Х. обрисовал руками в воздухе, как выглядит его целое. По размерам его целое напоминало баскетбольный мяч.
– Здесь, как минимум, три варианта.
– Какие?
– Не ценит себя, очень любит тебя, может она высокоразвитая духовная личность. Или. Просто, правда, не воспринимает тебя всерьез.
– Хороший ответ, золотая середина прямо.
– Да, зови меня так.
Я взглянул на нарочито растрепанную прическу Х. и спросил, – А ты не можешь не изменять?
– Нет, не могу. Это моя природа. Глупо обвинять берёзу в том, что она берёза, шкаф, в том, что он шкаф. Таким меня задумал создатель, и я не хочу думать почему. Ясно одно. Больше я не могу быть никем. Только прелюбодеем.
– Я в восхищении от этой сентенции… На чём, вернее на ком ты прокололся в этот раз?
– Случайно зашел в бар после работы, и там была она, такая «папина дочка». Демон с лицом ангела. На бабле, розовых маслах, пеньюарах… и все тому подобное. Такое знаешь… стойкое ощущение попыток показать себя единственной и неповторимой. Я даже не помню, что она в Питере забыла, на неделю приезжала. Закрутилось у нас, завертелось все быстро, потом она уехала и я, вроде, поуспокоился немного. И вот она опять приезжает через два дня. А, главное, у нас с Бе. сейчас все просто идеально. Не знаю, что делать теперь. Совсем запутался я в бабах этих. Как люди умудряются всю жизнь прожить с одной женщиной, ума не приложу?
– Кстати, почему твоя не хочет с тобой общаться? – Мы плавно перетекли в мою историю.
– Она закрылась, – я посмотрел в сторону. Недалеко он нас возле фонтана, мим, вымазанный белой краской, развлекал маленького мальчика, подошедшего близко к нему. Руки мальчика были сомкнуты за спиной, но лицо при этом выражало полный восторг. Остальные зрители наблюдали чуть поодаль.
