Анна Корнова "Сердолик – камень счастья"

Инна испытала испанский стыд за сестру:

– Зачем ты поставила Митю в дурацкое положение?

– Затем, что он мистер Скука. Мог бы шутку поддержать, что-то для прикола подкинуть, но «рождённый ползать летать не может».

Вечером, засыпая, Инна вела свой бесконечный диалог с мамой:

– Как Алина глупо поступила! Ему теперь надо будет родителям объяснять, что Алина вовсе не вульгарная пустышка.

Смеющаяся девушка с фотографии погладила Инну по руке:

– Доченька, а что ты так расстраиваешься? Ты же страдала из-за этих отношений. Себе боялась признаться, что ревнуешь сестру и сама на её месте хотела бы быть.

– Конечно, хотела бы быть. Но где мне…

– Значит, будешь. Только сама потом не пожалей.

Глава 7

Наступила зима, у Алины начались напряженные занятия на курсах и с репетитором по английскому, полным ходом в школе пошла подготовка к новогодним праздникам, к тому же на занятиях по языку и репетициях завязались новые знакомства, и девушка окончательно прекратила встречаться с Митей. Своими страданиями он вновь часами делился с Инной, а подруга детства сочувственно слушала, успокаивала:

– Всё проходит, и это тоже пройдёт. Ты вспомни: год назад ты только о Кате мог говорить. А весной про неё даже не вспоминал.

– Это совсем другое. Меня тогда не само расставание с Катей, а уязвлённое самолюбие мучило. А без Алины я просто не могу – мне без неё воздуха не хватает.

После таких разговоров, вернувшись домой, Инна корила сестру, убеждала, что вряд ли удастся когда-нибудь ещё встретить такого прекрасного парня, одновременно и доброго, и красивого, и порядочного, и образованного. Инна горячо доказывала, что Митя готов на всё, чтобы вернуть утраченные отношения, но Алина равнодушно слушала сестру: какой смысл что-то объяснять, если Инна не видит, что «добрый и хороший» не значит «единственный и любимый».

– У нас энергетика не совпадает. Митька живёт как будто медведь на велосипеде ездит.

– При чём здесь медведь? – не поняла Инна.

– Медведь крутит педали, потому что дрессировщик велел, а сам радости от езды не получает.

Инна в который раз подумала, что ей никогда так красиво не сказать, да что там «не сказать», даже не подумать, как сестра. Поэтому, Инна вздохнула, и не полюбит её никогда Митя – нет в ней утончённости речей, нет легкости мыслей, как у Алины.

***

За окнами больницы кружились снежные хлопья. Инна отодвинула учебник, залюбовавшись снегопадом. Дежурство было спокойное, что нечасто бывает в травматологии, и Инна могла сосредоточенно позаниматься. Осенью она собиралась продолжить учёбу, поэтому усиленно взялась за изучение химии и биологии. Слава предлагал дочери обратиться к частным репетиторам, но Инна сначала решила попробовать разобраться самостоятельно, и, вооружившись книгами для сдачи ЕГЭ, всё свободное время посвящала подготовке к предстоящим экзаменам.

– О, клетка как биологическая система, – прочёл заголовок дежурный врач Мишкин, остановившийся рядом со столом медсестры. – Поступать на будущий год собралась?

– Да, попробую.

– Это правильно. Из тебя, Инна, хороший врач получиться. Если что непонятно, – доктор кивнул на учебник, – спрашивай, не стесняйся.

Мишкин хотел ещё что-то сказать, однако промолчал и, резко развернувшись, быстро пошёл в ординаторскую.

Инна смотрела на сутуловатую спину удаляющегося доктора, и вспомнилось Ритино «такого даже воробьи во дворе унизить могут». Разумеется, Мишкин прекрасный специалист, его ценят коллеги, уважают больные, но какая-то неприкаянность во всем его облике вызывала у Инны сочувствие. Вспомнила про его семейную драму – развод, запрет видеться с ребёнком, – и захотелось сделать для Мишкина что-то хорошее. Достала принесённые из дома жареные пирожки с картошкой и понесла их в ординаторскую.

– Вот, Дмитрий Игоревич, Вам как дежурному врачу, – Инна протянула пакет с пирожками и густо покраснела – подумала: вдруг Мишкин вспомнит разговор в перевязочной и решит, что Инна его соблазняет.

– Спасибо! Тогда давай чайку попьем, пока в отделении затишье, – Мишкин сделал вид, что не заметил смущения девушки.

– Нет, спасибо! Вы сами, а я не хочу, я сыта, – залепетала Инна и выскочила в коридор.

Девушка вернулась на сестринский пост и вновь принялась за чтение, но сосредоточится на клеточном строении организмов не получалось. Вокруг неё бурлили чувства – ликовала охваченная страстью Рита (к ней после выписки переехал Кремнёв), страдал от неразделённой любви Митя, мучился разлучённый с сыном Мишкин… Инна третий раз перечитывала фразу «прокариоты (доядерные) – одноклеточные живые организмы без оформленного клеточного ядра», но смысл прочитанного ускользал. Ей уже двадцать лет, а она подобна доядерным клеткам, не развивающимся и не дифференцирующимся в многоклеточную форму.

– Инна, пойдём всё же чай пить, – рядом с сестринским постом возник Мишкин, – чайник вскипел.

– Дмитрий Игоревич, как Вы неслышно подошли, – Инна смутилась. – Спасибо за приглашение, но мне, правда, не хочется. Мне надо сегодня эту главу доучить.

– Ну, извини, что помешал. Занимайся, – тоже смущенно пробормотал Мишкин.

Оставшись одна, Инна задумалась: ведь понятно уже, что учёба сегодня не идёт, так почему она отказалась составить компанию дежурному врачу? Это её непреодолимая робость, стеснение, некоммуникабельность? Надо как-то себя менять… Вот Алина легко бы откликнулась на приглашение, если бы захотела поболтать, или так же легко отказалась, если бы не захотела идти. И всё у сестры получилось бы просто и непринуждённо. Митя как-то сказал, что страдает без Алининой энергетики. Не без Алины, а без её энергетики. А как прокачать эту самую энергетику?

Пока Инна размышляла, как повысить свою внутреннюю энергию, благостное время закончилось – из приемного отделения вызвали дежурного травматолога (скорая привезла пациента с травмой головы), а потом потребовалась и Иннина помощь. И хотя пострадавшего с черепно-мозговой травмой определили не в травматологию, а в интенсивную терапию, но умиротворение в Иннином отделении закончилось. Срочно потребовалась помощь недавно прооперированному больному, другого пациента нужно было немедленно стабилизировать в связи с угрозой внутреннего кровотечения. Далеко за полночь Инна и Мишкин облегчённо вздохнули – они всё сделали правильно и спасли человека, теперь можно немного передохнуть.

– Ступай, поспи. Я через полчаса схожу в палату, посмотрю, как там дела, – устало сказал Мишкин.

Но, несмотря на усталость, спать не хотелось, и уже не думая, насколько это удобно, Инна принесла в ординаторскую свою чашку и включила чайник. Мишкин достал из тумбочки пакет с карамельками, поставил на стол Иннины пирожки. Разговор начался с обсуждения её подготовки к поступлению институт.

– Ты смотри, замуж сейчас не выскочи. А то вся учёба к чертям полетит, – небрежно бросил Мишкин, отхлёбывая чай.

– Не выскочу, мне не за кого выходить.

Мишкин удивленно посмотрел на Инну. И сама того не ожидая, всегда замкнутая, неразговорчивая с малознакомыми, она стала рассказывать о себе, о том, что много лет ей очень нравится один человек, они друзья, но он влюбляется в других, а её в качестве любимой девушки даже не рассматривает.

За окнами кружились белые хлопья снега, превращая чёрную декабрьскую ночь в сказочное царство. Мишкин внимательно слушал, иногда что-то уточняя и кивая в такт её словам. Инну никто так не слушал. Ничего особенного той ночью не произошло – медсестра и врач попили чаю на дежурстве, поговорили о странностях любви. Вернее, говорила Инна и видела, что её слушают не из вежливости, а потому что её слова могут быть кому-то действительно интересны. И вспоминая потом этот ночной разговор, Инна думала: как хорошо, когда можно с кружкой горячего чая сидеть у окна, за которым кружится снег, и как хорошо, что есть человек, который может выслушать и понять.

Инна шла домой из больницы по заснеженным улицам. Каким красивым стал за ночь город! Деревья в снежном уборе, на дорогах вместо грязных луж белое, бархатные покрывало; машины сбавляют скорость, люди замедляют шаги, мир начинает жить особенной зимней жизнью. На душе было празднично – первый снег, удачно прошедшее дежурство, а впереди её ждёт поступление в мединститут и интересная студенческая жизнь, и врачом она станет таким же умелым и внимательным, как доктор Мишкин.

Войдя в квартиру, Инна сразу услышала крики, доносившиеся с кухни, – ничего странного – родители пьют утренний кофе. К скандалам Инна привыкла с детства: ругались родные по каждому поводу, а порой и без него. Девушка разулась, сняла пальто и хотела незаметно пройти в свою комнату, но тут с удивлением услышала своё имя.

– Чего Инне в институте делать? Мы будем платить за её обучение, а через год, максимум через два её отчислят, – звенит гневный голос Лидии.

– Может быть, она на бюджет поступит, – кричит Слава.

– Рождественский, ты иногда думай, прежде чем сказать. Какой бюджет! Я летом на даче видела, как она к экзаменам готовилась: по десять раз одну и ту же страницу читала: то ли понять не могла, то ли запомнить.

– Моя дочь хочет стать врачом, и она им станет!

– Да пусть хоть космонавтом становится. Только ты не забывай, что у тебя ещё одна дочь есть, и ей тоже надо учиться!

– А что, обеих мы выучить не в состоянии? – пытается её перекричать Слава.

– Смысл выкидывать деньги на ветер? Сегодня Инна врачом хочет стать, завтра – балериной.

– При чём здесь балерина?

– При том, что это так же ею недостижимо, и результата в обоих случаях не будет.

Инна стояла в коридоре и слушала про свою бездарность. В ней боролись два желания: первое – вбежать на кухню и закричать, что ей не надо никаких денег от родителей, она сама заработает, а второе желание – ничего никому не говорить, а закрыться у себя в комнате, зарыться лицом в подушку и плакать от обиды.

Хлопнув дверью, в коридор вышел отец, увидел дочь, на секунду смутился:

– Не обращай внимания! К тебе это отношения не имеет. Это наши финансовые разбирательства.

– Папа, не надо из-за меня ругаться. Я семейному бюджету ущерба не нанесу.

– Инн, прекращай. Нашему бюджету ущерб трудно нанести, просто мама бухгалтер, и она привыкла считать деньги.

– Да, я привыкла считать, – из кухни вышла Лидия, – мы планируем расширяться, берём под это кредит. В следующем году не то, что каждый рубль, каждая копейка на счету будет.

Слава зло бросил Лидии, что с её предложениями по расширению фирмы он не согласен, Лидия принялась доказывать, что это не её предложения, а логичный этап развития компании. Они снова кричали, унижая друг друга, – словом, всё было как всегда.

Ложась спать, Инна делилась с мамой обидой. Этот мысленный диалог всегда успокаивал, но тем вечером, чем больше она разговаривала с фотографией смеющейся девушки, тем обиднее ей становилось:

– Мамочка, зачем ты погибла? Если бы ты была жива, всё было совсем по-другому.

– Не плачь, всё будет хорошо. Ты сможешь в этом году поступить в институт.

– А если не поступлю? Я, правда, не очень способная. Вот Алина, та с ходу всё понимает, быстро соображает. А я тугодумка.

– Глупости! Никакая ты не тугодумка, просто не веришь в себя. Тебе что доктор Мишкин вчера сказал? Из тебя получится хороший врач.

– Мишкин просто очень добрый. А что мне теперь делать?

– Верить в себя. А почему сердечко сердоликовое не носишь? Оно счастливое.

– Я про него забыла. Завтра надену.

– Надень, и всё наладится.

Глава 8

Та зима промчалось удивительно быстро – работа у Инны, учёба у Алины, подготовка в вуз – и сёстры с удивлением обнаружили, что уже наступила весна. Для Инны сигналом смены времен года стала мартовская досрочная сдача ЕГЭ, а для Алины – знакомство с Костиком. Костик был похож на ангела – худощавый, белокурый, с огромными серыми глазами. У ангела были нежные губы и сильные тонкие пальцы. Он учился в консерватории на композиторском факультете, играл Алине на рояле красивые мелодии, а потом ласкал её так, что Алине думалось: Костик хотя и похож на ангела, на самом деле дьявол-искуситель. Но, несмотря на все таланты Костика за роялем и в постели, роман этот продлился недолго. Летом Алина блестяще сдала экзамены и легко поступила в университет на романо-германское отделение. Ощутив себя студенткой, ей захотелось изменений – она купила трессы и покрасилась в радикально чёрный цвет – Слава сказал, что дочь стала похожа на женщину Востока, а Лидия только умилилась: «Какая же, доченька, ты красивая!». Но на этом преображения не закончились, изменений внешности Алине было недостаточно: хотелось измениться полностью, хотелось любви, настоящей, чтобы весь мир клином сошёлся на любимом человеке, чтобы горло сжималось в спазме, а по спине бежали мурашки. От Костика горло не сжималось.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70341181&lfrom=174836202&ffile=1) на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.