– Пейте, мне нельзя, – вздохнула Гуля, как бы вспомнив о трауре.
– Если хочешь, пойдём, – ответил я Венере.
– Ты будешь? – спросила она заинтересованно.
– Нет.
– Почему?
– Не хочу.
– Почему не хочешь?
Я задал Венере встречный вопрос:
– Для чего ты хочешь выпить?
– Ну, расслабиться, раскрепоститься, что ли… Так веселее.
– Чтобы свободно общаться, пить не обязательно, – ответил я.
Венера странно посмотрела на меня.
– Я так не могу, мне нужно расслабиться.
– Сколько тебе лет? – спросил я её.
– Причем здесь это? – удивилась она. – И вообще, не принято спрашивать возраст у женщин.
– Можно… Что тут такого?
– Тридцать семь и что?
– Дети, наверное, есть?
– Да, трое.
– Ты хорошо выглядишь для мамы с тремя детьми.
Венера ничего не ответила, отвернулась и о чем-то задумалась.
Туберкулёз, как проявление глубокой проблемы, кризиса женщины. А муж вежливо брезгует и не подходит к жене, чем увеличивает её депрессию. И она либо ищет внимание на стороне, либо тихо чахнет. «Я никому не нужна, я заразная» – установка самобичевания – питательная среда для туберкулёза, который преломляет привычный поток бытия. Человек начинает воспринимать жизнь по-другому. То, в чём нуждается женщина, острее переживает больная. Ограничения отнимают последнюю надежду на выздоровление. И вообще, почему, как мне кажется, часты туберкулёзные романы и даже семьи? Потому что туберкулёз, если это не последняя стадия, не подавляет половую функцию, а лечение протекает долго: от шести – девяти месяцев до года и более, и получается естественным зарождение связей.
Венера была из тех женщин, для которых полнота жизни важнее, чем мифическая супружеская верность.
– Сколько тебе ещё лежать? Что врачи говорят? – спросил я.
– Скоро уже на выписку. В санаторий поеду.
– Вот видишь, как хорошо! Радоваться надо, а ты…
Она грустно покачала головой. Мы вернулись в корпус.
На неделе произошла небольшая провокация, которую я интуитивно предчувствовал.
В очередной раз зашёл к Гуле на чай. Они с Венерой были какие-то возбужденные, рассказывали о прошедшем дне, много смеялись.
– Представляешь, – говорила Венера весело. – Мы три часа гуляли, бродили туда-сюда. И никто к нам не пристал! Представляешь? Мы, можно сказать, сами снимались… и никто не подошёл! Что за мужики пошли?! – посматривала она на Гулю.
Гуля, неловко улыбаясь, поддержала Венеру.
– Да! В чём дело?! Что это такое?!
Они захохотали.
Слушая весёлый разговор, я наблюдал за Венерой. Она носила короткую стрижку и выглядела намного моложе своих лет. Со вкусом одевалась, подчеркивая фигуру, и была очень привлекательна. Многим мужчинам она нравилась и, проходя, собирала за собой похотливые взгляды. Но только лишь взгляды. Наши туберкулёзники на большее не способны, кроме как проводить глазами и пробубнить что-нибудь пошлое. На тот момент в отделении не было женщины, способной составить Венере конкуренцию.
Так вот, в пылу разговора Венера закрыла дверь палаты на замок. Вдруг направилась ко мне пританцовывая… Изображая приватный танец, она подошла и будто хотела одним движением сорвать с себя кофту и задрать майку передо мной, как заправская стриптизерша. Я спокойно наблюдал за этим спектаклем.
– Надо же, не испугался, – проговорила она и выбежала на балкон.
«Видимо, при таком манёвре все пугались, конфузились, а тут… осечка. Но чего пугаться? Это забавно, не более», – подумал я.
– Гуля, – спросил я. – Можешь оставить нас на часок?
– А она согласна? – Гуля неуверенно посмотрела на меня. – Я вас оставлю, конечно, только подожди минуточку.
Она вышла на балкон поговорить с Венерой.
– Мы такими вещами не занимаемся! – продекламировала Гуля и тихо добавила. – Не хочет… Ты не так понял.
– Тогда оставишь меня с Асей?
– Да, пожалуйста. Какой разговор? Пойду пока с девчатами посижу в четвёртой палате.
Я вышел на балкон и погрузился в таинственное пространство мартовской ночи. Меж одиноких облаков плыла луна, не добиравшая до полноты нескольких суток; с одного бока серебряный диск оплавился о черноту неба. Луна шептала… хотелось любоваться и любоваться ночным пейзажем, но было довольно прохладно.
Венера курила, присев на край стола. Казалось, настроение испортилось, она расстроилась своей выходке и выглядела немного жалко и подавлено. Как рыжая, оставшаяся с пером на носу, а хотелось петушка.
– Заходи, простынешь, – посоветовал я и вернулся в палату.
Эту ночь я провел с Асей, которая месяц крутилась возле меня, как кошка вокруг сметаны. И надо отдать должное, перестала выпивать, похорошела, помолодела что ли. И как было не заметить положительных перемен.
Я позвал Асю.
– Ничем не болеешь? Чистая? – спросил я неожиданно.
– Ну… да, – ответила она замявшись.
«Понятно. Надо предохраняться», – подумал я.
Пошёл к себе в палату, принёс постельное бельё. Положил матрас на пол. Ася удивлённо наблюдала за этими манипуляциями, будто бы ночлег устраивался на необитаемом острове, где мы внезапно очутились. Я закрыл дверь на замок и выключил свет.
Несколько дней спустя, на выходные, я вышел из палаты на шум подгулявшей компании. Было около полуночи. Второе терапевтическое отделение ходило ходуном. Гуляющие вывалили в коридор покурить и поразмять затёкшие конечности. Гомон слился с рваной магнитофонной музыкой и метался по отделению из конца в конец. Гуляли у электрика, без чьего согласования перегорали лампочки. Звали его Беслан. Он был прооперирован и остался жить при больнице. Проживал в той же палате, где и лечился.
Беслан рассказывал в минуты откровений благородную историю – как свою жилплощадь оставил жене и сыну при разводе, из каких-то высших побуждений. И так как он являлся практически сотрудником заведения, ему сходили с рук подобные кутежи. Тем более это были редкие случаи, и наутро он выходил на работу с серьёзным видом без тени похмелья.
Я поинтересовался причиной веселья. У каждого была своя версия. Мне больше понравилась про приход весны.
Беслан радушно пригласил меня к себе, где все присутствующие – непонятно почему – были мне рады. От выпивки я отказался и присел.
Компания была наэлектризована, наверное, потому что одни хорошо выпивали, другие не пили вовсе. Пьяные громко разговаривали и танцевали, трезвые глазели на них и нервно посмеивались до покраснения. Напряжение напоминало собачью свадьбу, когда кобели при малейшей провокации перелаиваются и кидаются друг на друга.
Венера была в этой компании, она подскочила ко мне.
– Где ты был? – подняла меня. – Давай потанцуем, – прилипла ко мне.
– Подожди, – я попытался посадить её. – Я не танцую… сегодня…
Венера еле держалась на ногах и чуть было не повалила меня на пол. Я сделал попытку вырваться из её объятий, но тщетно. Она, как при страстном танго, заплетала между моих ног свою. Кобели хохотали, глядя на нас. Я покачался в ритм музыки и, стараясь не привлекать внимание, склонившись к уху Венеры, тихо спросил:
– Хочешь?
Венера сильнее прижалась и дрожащим голосом, чуть слышно, проговорила, – Да-а…
– Тогда пойдём, – вывел её в коридор. – Где ключи от первой палаты?
– У Аси, – ответила она, шатаясь. – Гуля нам оставила.
– Возьми ключи и подожди там. Я сейчас…
– А как же Ася?
– Что Ася? – удивился я неожиданной солидарности.
– Ася… мне неудобно… она…
– Если не против, приведи её тоже.
Немного погодя я пришёл в первую палату.
Венера лежала на койке. Ася крутилась возле зеркала.
Я подготовил ложе на полу, как в прошлый раз.
– Выключите свет, – попросила Венера.
Ася погасила свет и начала шелестеть одеждой в темноте. Вдруг послышался странный звук.
– Что это? Ася, зажги свет, – попросил я.
Свет зажегся, Венера лежала на животе и тихо блевала. Рвота лилась с койки на пол, пачкая постель. У неё было алкогольное отравление. «Видела бы Гуля эту картину! – подумал я. – Что творится в её палате! Да уж!» Ася удивлённо смотрела на Венеру, прикрывая обнаженную грудь рукой.
– Венера, тебе плохо? – спросил я.
– Сейчас пройдёт, – вяло ответила она и утёрла лицо рукой.
– Ты явно перебрала.
– Сейчас… Надо полежать. Всё пройдёт, – начала приходить в себя Венера.
Захотелось прогнать её, послать подальше. Но я подумал: «Так поступил бы любой на моём месте – это не умно, не оригинально, по крайней мере. Тем более, Венера – свинья по восточному календарю. А что я хотел от свиньи?»
– Ася, принеси таз и поменяй бельё. Я скоро вернусь, – дал я указания, как придать ситуации пристойный вид.
Вернувшись, застал другую картину. Венера пришла в себя, как будто ничего не было. Её комплексы были так сильны, что нужно было залить их алкоголем. И заливая, она переборщила, не рассчитала возможности. Показалось даже, она испугалась, что чуть было всё не испортила. Но желание мужчины было сильнее алкогольного отравления.
Венера оказалась темпераментной и любвеобильной женщиной. Стеснялась из-за шрама от кесарева сечения и боялась обнажаться при свете. Однако, успокоив страхи, опыт получился яркий.
Я лежал между Венерой и Асей, и невольно сравнивал их. Венера была сочная, влажная, движения её были ленивыми, плавными. Ася же была сухой, порывистой, суетливой. При глубоком дыхании я слышал каверну, как старую деревянную дверь, поскрипывавшую на вдохе.
Утром присутствующие при вчерашней гулянке подходили с некорректными вопросами. Хотели узнать, зачем я увёл Венеру и что было дальше? Я объяснил, что увёл Венеру с той целью, о которой они подумали, но в самый интересный момент ей стало плохо. Я уложил её спать.
Слухи, распространяющиеся с небывалой скоростью, обрастающие фантастическими подробностями, заранее отбивают охоту и портят перспективу женщинам. И я не собирался подпитывать их, как молодой пацан, для которого похвастать перед другими доставляет большее удовольствие, чем сама близость женщины.
В понедельник Венеру выписали, и она исчезла из моей жизни.
9
Но жизнь продолжается. В один из будних дней, после больничного обхода к нам в палату заглянул его преподобие, Альба. Порыскав, как серый волк, глазами, он присел за чай, предложенный мной и Калой. Мы пили чай и обменивались новостями. Меня заботила проблема жёсткой воды. Наливая кипяток из электрического чайника, я заметил, как быстро образуется накипь и вкус чая далёк от идеального. «Воду надо фильтровать или пить талую», – размышлял я, когда Альба поинтересовался:
– А где ты в России сидел?
– В Воронежской области, – ответил я.
– А-а, ты говорил, – припомнил он. – А попал где?
– В Москве.
– А в Москве ты что делал?
