Бляха отплыла к его плечу и утихла.
– Давайте, я вам разминочные бои покажу, – предложил рабогон, часто дыша от страха. – Их никому не показывают, гладики там готовятся.
– Поехали, – кивнул Матвей, ему было всё равно. И тут его окатило ощущение, что этот рабогон ему знаком, поведение, движение. Да нет, это невозможно. Никогда раньше не сталкивался с ним. Жебрак прикрыл глаза, рабогон стоял у штурвала впереди. Всё равно надо проверить, кто это. Коснувшись пальцем бляхи, он прокрутил запись назад, вот хозяин двадцати секторов подходит к платформе, хорошо виден, пусть идентифицируют его. Ответ направить ещё к нему, на службу.
– Как тебя зовут? – спросил Матвей.
– Борбан, – ответил услужливо рабогон. – Меня тут все знают, – он смущённо улыбнулся: – Не желаете ставочку сделать, могу подсказать хороший вариант.
Матвей отказался.
Рабогон гнал платформу по каким-то просекам, мимо поваленных деревьев, проскакивал над речками и болотами, видно, носился здесь частенько. И через полчаса они вылетели на край пологой котловины, кое-где заросшей кустами. Откуда-то доносились жалобные крики и победные вопли. Котловина уходила в сторону, извиваясь, и рабогон двинул в сторону криков, поднявшись метров на шесть вверх.
Рядом справа внизу мелькнуло что-то полосатое. Слегка повернув голову, Матвей увидел, как сбоку от платформы бежит лев. За тысячи лет они изменились. Когда-то давно завезённые в Австралию, они стали крупнее, чем их африканские предки, чёрная грива отливала синевой, на шкуре ясно проявился клетчатый узор. За львом размашисто бежали три львицы. Отличались только размером – были поменьше и без гривы.
Вот прайд наткнулся на пару трупов, остановился, начал рвать покойников. Очевидно, не повезло гладикам, подумал Матвей, а почему же здесь нет зрителей на платформах, да и вышек для телекамер не видно.
– Вот, смотрите, – остановил платформу Борбан.
По широкому полю носились голые люди, а за ними гонялись гладики, стреляя в них из луков, стреноживая тех с помощью боло, рубя мечами и саблями, протыкая копьями. Рядом пировали четыре прайда, а из болота неподалёку ползли с десяток крокодилов.
– Это что? – удивился Матвей.
– Гладики кровь себе разгоняют, – ухмыльнулся рабогон, повернувшись к нему, и Жебрака кольнуло, он точно его видел раньше.
– Рабам предлагают заработать на боях, принести-унести, или самому в боях подраться, они и соглашаются, – продолжи тот. – А сюда выгружают, гладики их режут, крови попробуют, злее становятся.
Матвей только помотал головой, всё-таки привыкнуть к постоянному обману, убийствам и массовым казням даже за десятки тысячелетий трудно. И хотя шкура у Жебрака давно задубела, но порой становилось не по себе. И тут к платформе бросились человек тридцать рабов.
– Помогите! – орали они, оглядываясь на пятерых гладиков, неспешно бежавших за ними. В толпу голышей врезался львиный прайд, хищники начали рвать беззащитных рабов.
Трое подбежали к самой платформе и задрав головы вверх, начали просить о спасении. Рабогон смеялся и плевал в них. Кто-то из гладиков метнул копьё и пробил спину одному из рабов.
Матвей с трёхметровой высоты смотрел на происходящее, зацепенев. Львы рвали голышей, гладики резали их мечами, кололи копьями. Рычание, вопли, стоны!
– Господин Кикаха! Господин Кикаха! – вдруг истошно закричал один из тех, кто подбежал к платформе. – Я помощник инспектора с Венеры, я кондуктор! Помогите!
Матвей, очнувшись, дал знак рабогону снизиться. В этой жизни его звали Кикаха, он взял это имя в память об одном весёлом герое давних лет. Платформа резко упала вниз, часть защитного поля сдёрнулась, и в этот спасительный проём скакнул и кондуктор и второй голыш. Они тяжело дышали: так, что рабский ошейник дёргался вверх-вниз, колотя по ключицам.
– Поехали обратно, – велел Жебрак и глянул на раба с Венеры.
Тот, вытаращив глаза, смотрел на бойню внизу, руки его тряслись. Второй сел на пол и уткнувшись лицом в колени, беззвучно зарыдал, у него тряслись плечи.
Платформа неслась над бушем, поросшем ёлками и вязами; рабогон, иногда оборачиваясь, поглядывал на спасённых и на Матвея.
– Откуда ты меня знаешь? – спросил Жебрак раба.
– Я был в услужении у Лабаддо, главного жандарма, – быстро заговорил тот. – А четыре года назад меня послали на Венеру, помогать въездным инспекторам. Обещали снять ошейник, я уже был старшим кондуктором. Но моего инспектора что-то убило, когда пришёл корабль с Луны. У него взорвалась голова. Я остался без командира и капитан грузовика предложил мне вернуться на Землю. Премьер-кондуктор разрешил, я надеялся снова попасть к Лабаддо, но капитан продал меня кому-то и вскоре я оказался здесь. Господин Кикаха, возьмите меня к себе.
Матвей молчал, рабы ему были ни к чему. Они не были нужны. Рабы всегда хотели избежать наказания и потому всегда лгали, предавали. Цель жизни у них была проста – сохранить свою шкуру.
– Я могу рассказать, как угнали корабль корпорации «Мамтел» с мясом год назад, – сказал бывший кондуктор. – Он числится пропавшим, но я знаю, что его увели к свободникам.
Рабогон включил автопилот и повернувшись, внимательно слушал рассказ. А Жебрак удивился тому, как причудливо сплетается нить событий. Именно он в прошлом году занимался розыском того грузовика. А сейчас нашёлся некий источник сведений по этому происшествию.
– Как быть с ними? – спросил Матвей рабогона. – Они ещё в собственности, или списаны?
– Первый раз такое дело, – пожал тот плечами. – Их продали Большой Арене, в моём секторе дали на списание. Надо уточнить у лидера боя, как поступить. Вы хотите забрать их себе?
Матвей глянул на второго раба. Тот перестал трястись и поднял голову, в глазах тоска и ярость.
– Да, обоих, если это возможно, – кивнул Жебрак. – Давай оставим их в спокойном месте, откуда не сбежать и чтоб они уцелели. Посмотрим на схватки гладиков, потом с лидером боя пообщаюсь. Сейчас ему, наверное, некогда, скоро начнётся.
– Да, закрутится всё вот-вот, – рабогон посмотрел на синхронизатор. – Осталось около часа до открытия Большой Битвы. Раз в четыре года проходит. Когда-то давно по всей Земле такие игры были, лет пятьсот назад. Мне лидер боя про это говорил. Сначала только мало кого убивали, а это же неинтересно. Нынче кровь реками и морями бежит. Уже, уже, – он глянул снова на синхронизатор: – Уже около полутора тысяч рабов прикончили, ого! Три гладика погибли. Хороший знак! Сорвём сегодня хороший куш! Вы так и не решились на ставочку?
Рабы сидели молча, стараясь не привлекать к себе внимания. Их высадили у ворот, отвели в караулку и дали воды. Жебрак с рабогоном направились в сектора боёв.
Самые высокие ставки были там, где бились железные машины. Паровые движки извергали белый пар, угольные котлы чадили вонючим чёрным дымом. Четырёх-, трёх-, пяти-, шестиколёсные, эти грохочущие выродки прогресса медленно ползали по равнине, укрываясь за пригорками и выщербленными снарядами рощицами. Иногда они останавливались, стреляя из пороховых пушек. Когда железные машины сближались, с бортов прыгали гладики, и паля из убогих ружей, пытались поджечь чужой транспорт. Болельщики сидели в огромном зале, наблюдая за побоищем на экранах, развешанных на стенах или по личным мониторам. Многие выходили на обширную террасу, оттуда в бинокль можно было разглядеть сражавшихся.
Рабогон провёл Матвея в служебный зал, здесь было больше экранов. Сидевшие там покосились на Жебрака, но увидев жандармскую бляху, отвернулись.
– Вот тут садитесь, – рабогон усадил Матвея в кресло. – Здесь Мясорубка идёт, чрезвычайно увлекательное зрелище. Должен остаться только один гладик. Всего их около семисот сейчас воюют. Пока в командах, потом начнут друг друга резать. Ставки просто закачаешься! Уже восемьсот миллионов в обороте.
Оставив Матвея, Борбан бросился к своей команде. Время летело, принося рабогонам сказочные прибыли.
На всех экранах дрались, взрывались, кричали, стонали, умирали. Много лет равнодушный к такому зрелищу Жебрак начал переключать уровни. На другом поле гладики дрались деревянными палками, ещё одно – здесь в ход шли железные шары. Люди убивали себя во славу своего господина и умирали, произнося его имя. А их хозяева делали ставки и подсчитывали барыш. Обычное дело, практикуемое с самого начала человеческой эры.
Матвей задумался, что же ему делать с рабами. Отпускать их не стоит, пусть живут. Ага, он отправит этих счастливчиков на полуостров Сахалин. Там у его босса Лабаддо своё имение, лишние работники не помешают. Хотя. Стоп! Надо допросить этого, с Венеры, что там с кораблём корпорации «Мамтел».
Пока Жебрак размышлял, невидяще глядя на экраны, рабогон Борбан зашёл в свой кабинет, закрылся там и передал сообщение шефу региональной ячейки тайного ордена Бондурант о жандарме, которого возил по Большой Арене.
– У меня впечатление, что я его встречал лет двести-триста назад, – информировал Борбан шефа. – Вот запись его внешности, проведите идентификацию.
Сообщение рабогона из Австралии вызвало лёгкое смятение в штабе Бондурант, куда его передал региональный куратор.
– Это же не Вечный, – сказал один из штабных вождей. – Они все у нас на учёте тысячи лет. Неужели какой-то неизвестный нам?
– Давайте срочно его проверим, – засуетился его коллега. – Делаем полную проверку?
– С Вечными шутить нельзя, конечно полную, самую полную!
Буквально через полчаса в штабе Бондурант уже знали почти всё о Жебраке. Что ему сорок два года, вышел в город из лесов двадцать шесть лет назад – сбежал из племени дикарей каких-то. Настойчивый, упрямый, хорошо усваивает уроки, был в городской банде, стал главарём. Через шесть лет возглавил преступников в этом городе. После чего был замечен властями и приглашён на работу в жандармерию. Там и дослужился до заместителя главного жандарма Земли. Обычная судьба, ничего особенного.
– Ну, это ерунда, – сказал штабной вождь. – Выходы по хэдсерву были от него?
– Не отмечено, – сказал его коллега. – Но мы же фиксируем от силы процентов семь-восемь таких соединений.
– Самое главное, семья, дети есть у него?
– Есть и жена и дети. Генетические коды соответствуют, то есть дети его.
