«Бунтовщица», – решил Матвей, в голове уже мелькнуло стандартное решение: «Уточнить, считает ли Поточински рабов равными свободным людям, если да, то вынести решение о передаче её на исправительные медицинские исследования».
Он только открыл рот, чтобы задать вопрос, решающий судьбу молодой женщины, как вдруг увидел узкую ладонь, которой Дженни поправляла ожерелье, тонкие, почти прозрачные её пальчики, и где-то в груди, рядом с сердцем, возник мягкий комочек, заставляющий дышать глубже. Матвей знал, что это. Это его потянуло к этой женщине. Ему захотелось взять Дженни на руки, обнять и молча держать так, слушая бесшумное дыхание и слабый ток сердца.
«Это невозможно», – Жебрак откинулся назад, на спинку кресла, чтобы свободнее дышать: «Она умрёт, также как Оксана и Марта, а как же я? Как мне, бессмертному, пережить смерть любимой? Это ужасно».
Он сопротивлялся, но уже знал, что это бесполезно. На всякий случай Матвей глянул на свой страховой датчик. Ничего не изменилось на террасе, состав воздуха прежний, электромагнитное поле стабильное. Никто на него не действует. Это химия тела, почуявшего ту самую свою половину, без которой жизнь не имеет смысла.
– Тема этого разговора серьёзная и большая, – сказал Матвей, глядя на голые щиколотки Дженни, на одной из которых болтался чёрный горошчатый браслет, отсверкивающий золотыми бликами. – Утром заезжайте за мной сюда, прокатимся по Сиднею, расскажете, какие у вас есть мысли в отношении рабов.
Дженни встала и ушла. Матвей закурил. Эту привычку у него не могли вышибить даже кровавые законы диктатуры трансгендеров, правивших сто лет назад. Наверное, он был сейчас единственным легальным курильщиком на Земле.
«Я не знаю, кто она», – думал Матвей, глядя на последнего служащего. Тот размахивал руками и бормотал, что надо менять экономическую систему в целом, что банковский кредит себя изжил и необходимо вводить принцип свободных денег.
– Если вы казните откупщика, будет лучше для всех! – уже вопил истеричный служащий. – Австралию ждёт экономический рост, поголовье рабов увеличится, эпидемия уже на исходе, самое лучшее время для реформ!
– Спасибо, – сказал ему Матвей и показал на дверь. Собеседник сразу заткнулся. Эмиссары банка дважды не повторяли, могли пулю в лоб влепить запросто. Служащий вскочил и убежал.
«Может, у неё есть партнёр или даже муж, возможно, даже совсем гетеросексуальный, и она счастлива», – Матвей свернул самокрутку и закурил снова. Но зачем она заботится о рабах, явно делать нечего ей, или хобби, или искренне говорит. Раньше были такие оголтелые зоозащитницы, но Дженни не похожа на них. Может, она и вправду страдает за людей? Ведь рабы тоже люди, Жебрак знал это совершенно точно.
«Завтра посмотрим», – решил он. – «Зачем я приехал сюда?! Нельзя мне любить. Нельзя!»
В посёлке рабов пахло гнилью. Мужчины и женщины, все только в набедренных повязках, ссутуленные, с опаской поглядывали на большой тяжёлый автомобиль, качающийся на дорожных ямах.
– Вот, смотрите, – Дженни остановила машину. – Видите здание на краю деревни, с чучелом кенгуру на крыше?
Жебрак кивнул. Ему здесь не нравилось, отвратительное, мерзкое место, только рабам тут и жить. Он приопустил стекло: вонь, как будто сидевшая в засаде, бросилась в лицо, прямо облепила щёки, лоб, забила нос. Сморщившись, Матвей закрыл окно.
– Почему так противно пахнет? – спросил он, вытирая лицо платком. – Рядом ручей течёт, из него?
Дженни повернулась к нему.
– Да, это течёт гной из хижин, – ответила она. – Дома рабов переполнены трупами и больными. За ними никто не ухаживает, а врачи здесь не бывают. Поэтому рабы спасаются от болезни по своему. Пойдёмте, я покажу.
Опустив забрала лёгких скафандров, они вышли из машины и пошли к тому самому дому, с кенгуру на крыше. Возле него полукругом стояли грубые лавки, где сидели и что-то тихонько выли рабы.
«Эмоционально переключаются», – машинально отметил Матвей: «Готовятся, что ли, к чему то?»
Увидев пришельцев, рабы не поменяли тональность, а только склонили головы, как и положено делать при виде свободных. Дженни взяла Матвея за руку и повела внутрь дома. И тут им навстречу, шатаясь, вышла голая женщина. Она выла, вцепившись руками в волосы и раскачивалась. Изнутри донёсся жуткий визг, и в двери выскочила ещё одна рабыня.
Жебрак увидел, что к её ноге прицепилась толстая верёвка.
«Сбежала с привязи, видимо», – решил он и оцепенел. Это была змея, красивая, медного окраса. Буквально на пороге она отцепилась от женщины, поёрзала и поползла обратно в дом.
Дом оказался забит рабами. Они молча вздымали вверх руки, и качали головами. То один, то другой из них делал пару шагов вперёд, на песчаный круг, освещённый подвешенной к потолочной балке лампой.
Вдруг Матвей крепко прижал к себе Дженни. Он уже считал её своей женщиной и как всякий мужчина уже оберегал, хотя опасность всё ещё не была ясна ему.
На песке лениво ползали змеи. Медные чешуйки отблескивали на свету. Были и другие, не такие красивые, но более длинные, резкие, с хищными мордами. Рабы один за другим проходили по кругу, замирая в центре. Некоторых из них кусали змеи и те, получив укус, выбегали прочь. Остальные, постояв немного, уходили в темноту.
– Они решили, что только змеи спасут их, – Дженни посмотрела Матвею в глаза и мягко освободилась из его объятий. – Якобы те кусают только больных, которым и так суждено умереть. На кого пал выбор тайпанов и медноголовых, уходят в свои хижины умирать. Они гниют там, а гной бежит в ручьях. Но ведь они люди. Я знаю, раньше все люди были одинаковые, и помогали друг другу.
Матвей взял её за руку и потащил отсюда, под ноги ему попалась настырная змеюка, внезапно появившись из тьмы, она резко ударила его в ногу, но скафандр не прокусила. Пинком Жебрак отбросил её в сторону, змея упала на плечи одному рабу и несколько раз быстро укусила того в шею. Раб упал и забился в конвульсиях.
Как никто другой на Земле, Матвей знал и про демократию, и про народовластие, и даже про мультикультурализм. Но объяснить всё это Дженни он решил где-нибудь за пределами Австралии.
– Ты поедешь со мной, – сказал он ей. – Я беру тебя к себе в управление. У нас много дел. Здесь никого уже не спасти. Будем помогать людям в других местах.
Жизнь выпускника – 2
Коптер сделал круг и по спирали пошёл вниз. Здесь, на южном берегу Австралии, начиналась Большая Арена. Сотни и сотни лет богачи устраивали тут сражения своих армий. У поклонников этого спорта были свои бойцовые школы, где обучались воины. Но многие покупали себе гладиаторов на Венере, или брали из захваченных свободников. Лучшими бойцами считались марсане – одичавшие в подземельях Марса потомки землян. Но их вывозить запрещалось. По слухам, только Великий Усмиритель имел в своей гвардии несколько марсан. Но ему можно многое, даже Понтификат его побаивается, вроде бы.
«Как я найду своих? Зачем приехал? – думал Жебрак, шагая по травяной дорожке. – Но ведь что-то заставило меня? Ладно, делай что считаешь нужным, Матвей. А там видно будет».
Во время сотен восстановлений Жебрак изменился неузнаваемо. Каждый раз медцентр выводил ему для просмотра действующий генный код и каждый раз он менялся. Понемногу, но менялся. Тридцать восемь тысяч лет назад Матвей был невысоким, русоволосым, косолапым парнем с серыми глазами. Сейчас он смуглый, высокий, широкоплечий. А глаза сияют фиалковым цветом. Однокашники же, если вдруг выжили, и если тоже восстанавливаются, наверное, тоже меняются. Как их узнать? Всё равно надо искать, должен быть смысл в его длинной бессмертной жизни!
Чугунные ворота в гранитной стене распахнуты настежь, толпы желающих посмотреть на массовые убийства не спеша идут внутрь Большой Арены. Летать над ней нельзя, даже жандармам, и по слухам, людям Великого Усмирителя тоже. А гвардия Понтификата сюда не совалась сотни лет.
Десять воротчиков проверяли входные билеты. Матвей прошёл, не глядя ни на кого. Рядом с ним плыла жандармская бляха. Спорить с её обладателем было опасно, смертельно опасно. Поэтому никто и не спорил.
Десятки гравиплатформ развозили сотни зрителей по выбранным секторам. Матвею на входе сунули толстый журнал. Каждый лист в нём – один сектор с описанием боёв и участников.
– Иди сюда! – Жебрак махнул рукой одному из парнишек, бегавших с бутылками и всякими закусками. Тот быстро подошёл, посматривая на бляху.
– Где казармы гладиаторов?
– Вон там, – парнишка мотнул головой. – Только далеко туда, надо платформу брать. Я могу провезти, всего четыре кредита, недорого.
Минут через двадцать Жебрак увидел длинные двухэтажные бараки, тянущиеся километров на пятьдесят вдоль стены. От стартовых площадок перед ними уже отлетали транспортники, гладиков начали развозить по секторам.
– Оставь платформу мне и беги обратно, – велел Жебрак, он кинул парнишке монету в пять кредитов. Тот спрыгнул на землю и помчался торговать дальше. Пять кредитов – его месячный заработок, он и не надеялся на оплату, от жандармов проще дождаться пинка или затрещины.
Гладики выстраивались рядами вдоль бараков, готовясь к погрузке. Разные сектора разделены энергобарьерами, чтоб бойцы не смешивались меж собой. Это очень дорого, но рабогоны могут себе позволить. Сегодня они заработают миллиарды.
Матвей не спеша, медленно, двигался вдоль строя. «Кого я ищу?» – думал он. – «Как узнать тех, кого не видел десятки тысяч лет? Но ведь что-то погнало меня. Предчувствие опять сработало».
Платформа легко скользила возле бараков, легко проходя энергобарьеры. Несколько тысяч гладиков в набедренных повязках, железные заострённые палки в руках, следующий строй – яркие комбинезоны, каски, оружие огнестрельное, лазерное, современное. Кого только нет! На любой вкус любителей смерти.
Удерживаясь на ровном курсе, Матвей поглядывал на лица гладиков. Все они спокойны, невозмутимы, иногда проверяют оружие, разминают мышцы. Многолетние программы воспитания в духе обязанности отдать свою жизнь за господина, соответствующие препараты, и в результате беспощадные свирепые воины, на потеху зрителям и на радость бладмейкерам, готовы к бессмысленному, но прибыльному бою.
Платформа мягко ткнулась в барьер, остановилась. Впереди загружался транспорт, гладики, с множеством железных шаров на перевязях, легко вбегали в него по трапу.
– Стой! Стой! – закричал кто-то, Жебрак увидел высокого рабогона в короткой юбке, просторной рубахе, голова обмотана сверкающей тряпицей.
– Не езди здесь! – сердито сказал он, подойдя к платформе и тут же заметив жандармскую бляху, испугался и поклонился. Жебрак молча смотрел на него, думая, что, наверное, пора уже возвращаться домой, в своё имение на Алтае. Никого он тут не нашёл.
– Желаете посмотреть на бои, господин жандарм? – ласково спросил рабогон и не дожидаясь ответа, запрыгнул на платформу: – Я здесь главный, на двадцать секторов. Всё знаю, всё покажу.
Он резко развернулся и тут же бляха метнулась между ним и Матвеем. Она загудела и Жебрак медленно сказал, глядя, как бледнеет рабогон: – «Режим наблюдения».
