– Дом везде и нигде. Везде, где нужно перевозчикам.
Отличный ответ! Браво. Я чувствовала, как меня охватывает смятение и ужас. Она не врёт, эта худенькая девочка в уродливом платье. В какое сверхъестественное дерьмо я вляпалась? Хорошо, что там у нас ещё из категории Важных Вопросов…
– Как отсюда выбраться? Отсюда же можно как-то сбежать?
– Не– а. Только перевозчики знают, как. Но они не скажут, – покачала Элька головой. – Они лучше убьют тебя, а не скажут.
Нет, она просто свихнутая, эта Элька! Несёт какую-то ересь. Я, наверное, просто попала в какой-то сумасшедший дом строгого режима. Бред, бред, бред, это всё бред! Я сжала пальцами виски. Может, полицейские избили меня до полусмерти или накачали наркотой, и всё это происходит лишь в моём сознании? А сама я мирно сижу в какой-нибудь казённой палате или, хуже того, камере, с дебильным взглядом и ниткой слюны, стекающей изо рта…
Ладно, надо взять себя в руки. Эта Гретхен наверняка вернётся с минуты на минуту.
– Хорошо, Элька, а что это за дом такой, что здесь делают?
И если на все предыдущие мои вопросы девчонка отвечала с трудом, подбирая слова, то на этот откликнулась с лёгкостью:
– Здесь? Здесь заслуживают Прощение.
Элька отвернулась, принявшись с энтузиазмом намывать полы. Она почувствовала то, чего не уловила я: бесшумное возвращение Гретхен.
Носительница немецкого имени оказалась высокой костлявой старухой лет семидесяти с лицом тюремщицы. Так… чёрное, наглухо закрытое платье, тонкие губы, точно сжатые в ниточку, чёрные острые глаза и причёска, вышедшая из моды лет как сто назад. При одном взгляде на эту мегеру я поняла, что ничего хорошего от неё не жди.
Увидев, что я проснулась, она сделала Эльке знак, чтобы та выметалась. Девчонка подчинилась беспрекословно, покинув комнату тихо, как мышка.
С опозданием я заметила у старухи в руках небольшой облезлый чемоданчик. Не глядя на меня, она положила его на стол и расстегнула застёжки. На потертом алом бархате в специальных углублениях лежали инструменты, похожие на арсенал средневекового врача. Отвратного вида щипцы, трубочки, скальпель, плоскогубцы какие-то, ржавый гребешок.
Но это же несерьёзно. Не собирается она меня резать по кусочкам! Скорее всего, старушенция хочет провести подобие медицинского осмотра. Надеюсь, он будет не особо углубленным, и, соответственно, болезненным. Хотя старуха с таким лицом вряд ли способна делать это наоборот.
Если та сторона комнаты, где находилась я, больше напоминала… ну, не знаю, подобие медкабинета, то противоположная – что-то вроде кухни, с многочисленными буфетами, шкафчиками, старинной плитой и даже самой настоящей печью. На одной из конфорок уже вовсю кипела вода в медном тазике. Гретхен положила туда некоторые инструменты из чемоданчика, подержала некоторое время на огне, а потом поставила его на большой деревянный стол, монолитно занимающий место посредине комнаты.
Кажется, я не ошиблась. Гретхен собирается оценить степень моего здоровья. Ну, или нездоровья. Она вытащила инструменты из кипятка, вместо этого кинула в медный таз два пучка каких-то трав, что достала из небольшой шкатулки, лежавшей в специальном отделении чемоданчика.
После проделанных манипуляций милейшая старушка приблизилась ко мне и рывком заставила подняться с пола, после чего пинками подтолкнула к столу.
А она не так проста, эта старушенция. Несмотря на почтенный возраст, сила в ней недюжинная. И откуда, интересно, у такой мумии?
Гретхен схватила меня за руки, и опустила их в медный тазик с травами. Кипяток успел немного остыть, но всё равно было очень больно.
Перед походом на день рождения Полонского я сделала маникюр, покрыв ногти красивым тёмно– зелёным лаком. Когда я совладала со старушенцией и вытащила обожженные пальцы из горячей воды, маникюра на ногтях как не бывало. А, это, видимо, такое народное средство для снятия лака. Сильно, ничего не скажешь.
– На тебе были серьги. Где они?
Упс! Что бы такое соврать, чтобы не выдать Эльку? И разговаривает старуха со мной, как будто я шваль подзаборная.
– Они упали в щель между полами, – нашлась я. – Там замочки слабые были.
Гретхен ничего не сказала на это маловразумительное оправдание, а по её непроницаемому лицу было непонятно, поверила она или нет. Хотя я знаю, конечно, не поверила! Если бы Элька не спрашивала её про моё платье, то ещё куда не шло. А так – и дураку ясно, куда ушли серёжки.
Старуха между тем толкнула меня на скамью и схватила за волосы. Больно раздвинула непослушные пряди, почесала железным гребешком с редкими зубьями. Я догадалась, что так она проверяет, нет ли у меня вшей. И не только.
– Крашеная.
Гретхен сообщила это таким тоном, будто, по меньшей мере, уличила меня в одном из смертных грехов. Незадолго до собеседования в доме Полонских я действительно покрасила свои кудрявые волосы в голубовато– пепельный цвет. Это абсолютно изменило внешность, сделав мой образ более спокойным и даже, в какой-то мере, внушающим доверие. Кирик шутил, что после покраски я стала похожа на Мальвину.
После процедур с моими волосами, Гретхен не успокоилась и с помощью допотопной ложечки, которую она вынула из кучки инструментов, полезла ко мне в рот. Делала она это бесцеремонно, будто зубы лошади оценивала. Догадываюсь, что была для неё созданием, более низшим в иерархии живых существ, чем лошадь. Я так и ждала, что старуха объявит: «Зев чистый, зубы в отличном состоянии», но этого, конечно, не произошло.
– Платье снимай, – буркнула Гретхен.
Так, начинается. Я искренне надеялась, что до этого не дойдёт, но старая ведьма, очевидно, решила провести осмотр по всем правилам. Насколько это, конечно, возможно, в условиях подвальной полукухни, имея в распоряжении заржавелый арсенал врача времён бубонной чумы.
Но спорить с ней я не стала. Выскользнула из приятного шёлка платья, оставшись в одном кружевном белье. Бельё, кстати, хоть и имело скромный бежевый цвет, при этом было весьма фривольным. А уж в сочетании с чёрными чулками – так вообще.
Мне было страшно неприятно стоять перед этой неприятной старухой, обращающейся со мной, как с последней проституткой, в таком виде.
– Остальное тоже снимай.
Чёрт, чёрт, чёрт! Ладно, я не трогательный цветок. Хрен с тобой, старая ведьма!
Карга скатала все мои вещички в комок и брезгливо бросила на пол у печки. Сомнений относительно её намерений у меня не было. И, правда, сожжет.
Гретхен внимательно осмотрела мою кожу, больно помяла все лимфоузлы. Она что, реально боится обнаружить у меня признаки чумы? Меня очень тяжело смутить по– настоящему, я бывала в разных переделках… Однажды даже в подпольном казино я вскочила на стол и принялась танцевать на нём стриптиз, сметя все карты. Если бы я этого не сделала, мы с Кириком неминуемо проиграли огромную сумму денег. Но никогда прежде я не чувствовала себя унизительнее, чем стоя голышом перед этой старой ведьмой.
Но она, похоже, считала моё унижение недостаточным. После всех манипуляций Гретхен схватила меня за руку и подтащила к тёмному углу, в котором стоял деревянный стул непонятного назначения. Одного беглого взгляда мне хватило, чтобы с ужасом осознать: гинекологическое кресло. Старинное, больше похожее на орудие пыток, чем на медицинскую мебель.
Ну уж нет, ни за что в жизни я не буду раздвигать ноги перед этой полуграмотной знахаркой! Пусть попробует уложить меня силой.
Кажется, я прокричала это вслух. Наверное, сказался запоздалый шок от пережитого, ужас перед двумя монстрами, абсолютное непонимание происходящего. Впервые в жизни я не могла трезво оценивать ситуацию, впервые в жизни поддалась дикой панике, впервые в жизни почувствовала себя беззащитной семнадцатилетней девушкой. К тому же совершенно нагой, и от этого во сто крат более беззащитной.
– Пошла к чертям собачьим, старая мегера! – орала я. – Ты не заставишь меня, поняла? Убери свои грязные руки! Всё у меня там в порядке, можешь поверить на слово! Я не больная, не заразная, и даже не беременная!
Гретхен попыталась подтолкнуть меня к креслу, но куда там. Я зашипела и пхнула её босой пяткой, да так, что старуха налетела на угол деревянного стола.
– У тебя не получится, гарпия! – уже спокойнее проговорила я. -только через мой труп.
Старая ведьма окинула меня ненавидящим взглядом и, ничего не говоря, неожиданно скрылась за маленькой дверкой, находящейся на «кухонной» половине.
Я заметалась по комнате в поисках выхода. Так, две двери и окно. Одна из дверей ведёт, как я понимаю, в дом, другая, скорее всего, на улицу. Будем надеяться, что так. И не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, какая куда.
Конечно, я не ожидала, что массивная деревянная дверь на той половине, где стояло гинекологическое кресло, будет открыта. Но, может, замок не такой уж и сложный. Я не эксперт в замках, по этой части у нас гуру Кирик. Но кое– чему он меня успел научить.
Вытащила из основательно помятой причёски шпильку, разогнула её и приступила к знакомству с замком. То, что оно вряд ли будет плодотворным, поняла минуты через три. Такой странной системы я никогда не видела.
Ладно. Оставив в покое замок, я всем телом налегла на тяжёлый деревянный стол, пропихнув его к окну. Ох, и паршивое оконце: прямоугольное, узкое, почти под самым потолком. Спасибо, хоть решёткой не забрано. Используя стол, как взлётную площадку, может быть, и проскользну.
Только вот далеко ли я убегу, голая?
Чертыхнувшись, принялась перетряхивать содержимое всевозможных ящичков и буфета. Хорошо бы найти какую-то одежду, не бросающуюся в глаза, как моё зелёное вечернее платье. Может, какой-нибудь плащ…
Нет, бесполезно: это кухня. Правда, странная. Кухня ведьмы, я бы сказала. Какие-то банки, склянки, приправы, медная посуда… А вот джинсов и куртки моего размера, тут никто, к сожалению, не припас.
О'кей. Хорошо хоть ведьма не успела сжечь мои вещички. Я схватила комок, сиротливо лежащий на полу у печки, и ринулась к своей импровизированной лестнице, ведущей на свободу. Вскочила на стол, одновременно распахнула оконце, пытаясь найти у платья перед. Как обыкновенный человек мог проделать эти три дела одновременно? Да запросто, если он хочет сбежать подальше от странной ведьмы, собирающейся устроить гинекологический осмотр.
Промозглый ветер ворвался в комнату. Я запоздало выглянула в окно, чтобы посмотреть, куда, собственно, собираюсь бежать.
Руки опустились сами собой.
Дом стоял на краю обрыва, а внизу с рёвом текли воды совершенно чёрной, точно мазутной, реки.
Господь всемогущий, куда это меня занесло?
Куда бы ни занесло, сбежать отсюда практически невозможно. По крайней мере, не из этой комнаты. Я бессильно прислонилась к стене.
Вдруг послышался звук резко открываемой двери. Я приготовилась увидеть старую ведьму. Возможно, она прихватила ружьё, чтобы я была более сговорчивой. Напрасно.
Но это была не Гретхен. В комнату зашел парень. Я пискнула и прикрылась платьем.
Какая-нибудь романтически настроенная барышня, наверное, сочла бы его красивым. Этакий голубоглазый блондин, высокий и явно не пренебрегающий качалкой. Герой популярного среди девушек бестселлера, прячущий за мужественной внешностью тонкую ранимую душу.
Я оценила его секунд за пять: глаза, хоть и красивые, но недобрые, и губы слишком тонкие, а это говорит о скрытой злости. В общем, очень интересный персонаж появился в этой комнате. Я бы предпочла держаться от такого типа подальше.
Он пристально разглядывал меня, застывшую на столе в неудобной позе и неловко пытающуюся прикрыть тонким зелёным шёлком свою наготу. Под этим взглядом я почувствовала себя так, будто куска ткани в моих руках и вовсе не было. Не укрылись от него и элементы моего нижнего белья, бессовестно валяющиеся на полу.
– Гретхен говорит, ты не даёшь ей закончить осмотр, – произнёс блондин бесстрастно.
– Отвернись, я надену платье, – отозвалась спокойным голосом.
Счас! Он продолжал стоять неподвижно, при этом пялясь на меня.
– Отвернись! – повторила я, чуть-чуть повысив тон.
Странное дело, но он повиновался. Наверное, потому что увидел уже достаточно. Я натянула своё многострадальное платье и легко спрыгнула со стола. Блондин обернулся прежде, чем мои босые ноги коснулись пола.
– Гретхен говорит, ты не даёшь ей завершить осмотр.
Да слышали уже!
– Абсолютная правда, – кивнула я. – Эту полуграмотную знахарку я к себе на метр не подпущу.
– Гретхен должна убедиться, что ты не больна.
Какой у него монотонный голос. Точно передо мной робот, а не человек. Впрочем, робот не стал бы пялиться так откровенно. Или я просто принимаю абсолютное отсутствие смущения за бесстыдство?
– Пусть Гретхен черканёт в моей санкнижке «Здорова», – нагло изрекла я. – Придётся поверить мне на слово.
– Ты не должна перечить, непрощённая, – сказано это было безо всякого выражения, но меня оторопь взяла.
Он надвигался, будто взаправду был роботом, бездушной машиной без чувств и эмоций.
– Я уже всё сказала, но для особо непонятливых могу повторить: никакая старая мегера ко мне не прикоснётся, – сказала я негромко.
Я умела говорить с угрозой, так, что это не звучало смешно или по– детски. Моё ремесло требовало, чтобы я всегда притворялась. Чаще всего это была роль юной трогательной девушки, которую и пальцем-то тронуть страшно. Поэтому после моих последних слов в глазах блондина мелькнуло нечто вроде удивления. В моей жизни, повторюсь, было всякое, но я всегда могла за себя постоять.
– Ты должна выполнять всё, что тебе велят.
– Я ничего никому не должна, усёк?
Мы стояли друг напротив друга, и я понимала, что если сделаю ещё хотя бы один шаг назад, то он загонит меня в угол. И в прямом, и в переносном смысле. Я не желала смиряться с тем, что сопротивление этой бездушной машине бесполезно. Я была слишком наивна, слишком самоуверенна.
Блондин быстро вернул меня с небес на землю. Я попыталась отпихнуть его, но он поймал мою руку за запястье и принялся выкручивать.
– У нас не терпят непослушания, – всё тем же бесстрастным голосом сообщил блондин.
Ещё немного, и он вывихнет мне руку. От сильной боли на глазах выступили слёзы. Вырваться было нереально.
– Да правда что ли? – прошептала я, поскуливая.
– У нас не терпят непослушания, – с этими словами блондин швырнул меня на стенку.
Я стукнулась головой об деревянную полку. В глазах потемнело. Кажется, я даже на несколько мгновений потеряла сознание, потому что очнулась уже на полу. Блондин сидел рядом на корточках, разглядывая меня, как диковинную зверушку.
Едва я открыла глаза, он тотчас перешёл к нежностям: скомкал на моей груди платье и снова хорошенько приложил меня об стенку.
В черепе ярким фейерверком взорвалась боль. Перед глазами прыгали всякие точки-закорючки, за которыми стояло хладнокровное лицо жестокого блондина. Во рту ощущался медный привкус крови. А, может, меня просто затошнило. Повторит свой трюк со стенкой – сотрясения мозга не миновать.
Если блондин уже мне его не обеспечил.
Сил и желания сопротивляться больше не было. Пусть делают, что хотят, лишь бы оставили мою бедную головушку в покое.
– Теперь ты будешь послушной, непрощённая?
– Буду, – прошептала я, с трудом сдерживая рвотный спазм.
Блондин кивнул удовлетворённо, поднялся с корточек, пружинистой походкой пересёк комнату и скрылся за дверью.
Держась за стенку, я поднялась. Вокруг всё плыло. Я сделала пару неверных шагов, и меня, наконец, вырвало. По иронии судьбы прямо на обтянутое дермантином сидение кресла. Зато после этого полегчало, вернулась способность соображать.
Ну как, не то, чтобы совсем вернулась, но в голове под яркой красной лампочкой замигала надпись: «Если хочешь выжить и не остаться калекой, надо сменить тактику!».
Вернувшаяся почти сразу после блондина Гретхен довольно спокойно отреагировала на учинённые в комнате изменения. Стол от окна в центр комнаты она передвинула сама. Увидев безобразие на кресле, швырнула мне половую тряпку.
Я аккуратно все убрала, а затем безропотно легла на это орудие пыток. Так же безропотно я вынесла произведённый грубой старухой гинекологический осмотр, хотя она так резко мяла мне низ живота, что я чуть не вскрикнула. Думаю, Гретхен специально хотела причинить мне боль.
После долгих минут на кресле Гретхен жестом заставила меня снять платье и для надёжности швырнула его в печь. Хоть печка и не была разожжена, но в очаге полно золы и зелёный шёлк тут же окрасился в чёрный. Чёрным стало и моё безумно дорогое нижнее бельё. Вот теперь я уж точно никогда это не надену.
Старая ведьма распахнула дверку и велела мне следовать за ней. Я осталась на месте. Я же была нагишом. Вдруг там полна комната людей?
Судя по тому, что со мной обращаются, как с куском мяса, судя по этому странному медосмотру и бесстрастно– жестокому блондину, такое ощущение, что я попала в бордель, где меня заставят проработать до самой смерти.
Эта мысль вызывала отвращение, и я попыталась отогнать её. Единственное, что немного радовало, – строгое тёмное платье Эльки. Проститутки в таких явно не ходят. Я не должна падать духом. Если потеряю надежду – они смогут меня сломать. Правда, они думают, что уже сломали. Пусть думают. Пусть считают, что я готова подчиняться. Но их ждёт большой– большой сюрприз.
