Через пять дней в пустом углу на участке появилась траншея с опалубкой и арматурой. Подъехавший миксер, вытянув рукав, заполнил её бетоном.
– Ты чё, правда, что ли, к Даниловне нанялся? Дом ей новый строишь? Ей уже о душе надо думать, а она…, – не унимались односельчане.
– В таком доме о душе точно думать лучше, – загадочно отвечал Сергей.
– Ну да, ну да, – понимающе кивали любопытствующие, но сами, конечно, ничего не понимали. А если понимали, то каждый прикидывал что-нибудь на свой лад: «Нашёл у кого калымить» или «Магазин строит. Землю у бабки Лазаревой прикупил и строит. Наверняка».
Разные расползлись по деревне понимания. Только жена Сыскина, Анна Вильгельмовна, совсем ничего не понимала. Реально, мозг её уже осаждала фантастическая убеждённость: «Мужа похитили, а ей подсунули двойника». Тайком, сонного осмотрела его с головы до ног – всё на месте, никаких перемен. «Да что же в башке-то твоей такие перемены?!»
Когда от заработков выгодных отказываться стал, удивилась досадливо, но уверяла себя: «Скоро пройдёт. Надоело пахать, от усталости всё. С Егоровым перепил – заскок». Но душевно-умственное расстройство у мужа затянулось, и Анна Вильгельмовна перешла в режим недовольного ожидания – обиделась, отвернулась, замолчала и перестала готовить. Однако это не помогло. Ещё больше нахмурилась и продолжила молчать.
Но когда Сергей развёл на соседском участке стройку, а дома разломал пол в котельной и выкопал яму в свой рост, тут уж она встала на дыбы в защиту собственного хозяйства:
– Иди-ка ты, мил друг, знаешь куда! Будет он мне ещё дом ломать! Ты чё тут натворил?! Щас же верни всё в прежний вид и давай, проваливай вон, к бабке Лазаревой, раз тебе там теперь интересно строить.
– Потерпи, Ань, не ругайся, – попытался успокоить жену Сергей, – завтра всё восстановлю. Не заметишь даже.
– Опомнись уже, – чуть не заплакала Анна. – Об тебе уже люди чёрти чё говорят! Поди, послушай!
– А ты не слушай никого. Ты мне поверь, что всё хорошо будет, – убеждал жену Сыскин с таким видом, будто клялся в верности на всю жизнь. – Мне это очень надо.
– Чего надо?! Дураком выглядеть?! Да ну тебя…, – ушла, махнув рукой.
Сергей выкопал такую же яму в центре облитого фундаментом участка у Лазаревой и пробил своими особыми инструментами на глубине двух метров под проулком дыру в земле, от ямы к яме.
– Ой, мороз, мороз, – запел вдруг, просовывая в эту дыру две гибких трубы, – не морозь меня… Вот пустят нам газ в деревню в следующем году, а у меня уже готово всё.
Провозился ещё пару дней на участке Веры Даниловны с какими-то трубами. Потом засыпал ямы песком, пролил водой, проармировал и забетонировал. Пол был готов. На том осенние чудачества Сыскина закончились. Вернулся со своего калыма Егоров. Пришёл к другу.
– Ты, гляжу, правда, с часовней-то. Ага?
– Ага.
– Ты даёшь! Быстро как ты! Сколько сделал уже! Подождал бы меня, вместе бы…
– Да некогда было ждать.
– Чё, Серёг, посидим? Я пузырёк прикупил.
– Ой, Вовка, чё-т прям воротит меня от этого дела, не полезет. В другой раз. Лучше давай с чаем посидим.
Они расположились с чаем на веранде.
– Ты не болтай пока никому. Щас вот-вот уже зима подойдёт, а весной уж само всё откроется, как строить начну. И это, ты к тётке Любе своей съезди. Она в церкви там знает, наверное, батюшку. Оказывается, благословение на часовню надо и освятить всё.
– А-а, ну, съезжу, не вопрос.
Зима подошла. Замела новый фундамент, заморозила пронырливое людское любопытство – на какое-то время всем стало всё равно, что там строит Сыскин у старушки Лазаревой. Забылось до поры.
Сергей положил на пол в своей котельной новую плитку. Съездил на несколько небольших зимних калымов – в семейном бюджете добавилось денег. «Выздоравливает, – с радостью смотрела на это Анна Вильгельмовна, – наладится всё». А Сергей сдерживал назойливое нетерпение: «Скорей бы весна. Снег сойдёт, подсохнет, и…». Его несло.
Весна выдалась ранней. Солнце включилось на полную сразу, без раскачки. Настоявшимся в загустевшей листве теплом середина мая походили на середину лета. Именно в эти дни Сыскин убрал забор на углу участка Лазаревой, и оттаявшее после зимнего безразличия любопытство местных жителей снова уставилось на фундамент: «Ага! А чё дальше?»
А дальше из города пришли два «Камаза», загруженные газобетонными блоками. Сергей встретил их и показал, куда эти блоки сгрузить. Сразу собрался народ, как будто здесь пообещали раздать материальную помощь.
– А чё это тут, а?
Объяснение носило исключительный характер, ибо появилась Анна Вильгельмовна.
– Ты опять за своё?! – посмотрела на мужа уничтожающим взглядом, как капитан на рулевого, который только что прочно посадил на мель его корабль. – Мало начудил по осени?! Иерусалим решил тут построить?! А деньги на него из семьи тащить – ты меня спросил?!
– Ань, ты чё при всех-то? Пойдём домой, поговорим.
– Да говорили уж дома-то! Не действует, видать, на тебя. Может, люди тебе лучше объяснят, чё ты творишь!
Но, к дальнейшему расстройству Анны Вильгельмовны, мнение людей не показало тут же, что её Сыскин однозначно потерял нормальный ум. Одним из случайных прохожих оказался Александр Игонин.
– Привет, Серёг! Объясни, если не секрет, чё у тебя тут такое? А то разговоры всякие разные, а понять – ничё не поймёшь.
– Привет, Сань! Да нет секрета никакого. До времени просто болтать не хотел. Часовню я задумал здесь поставить. Ну, а потом покреститься в ней. Вот и всё.
– Ох ты… Слушай, так и я не крещёный. Сто раз собирался, да всё никак. А теперь… Мимо такого не пройти. Может, и я присоединюсь? Ты не против?
– Чё ж бы я против был? Присоединяйся, если есть в душе такое желание.
– Я же и говорю, очень даже есть. Вчера, конечно, и не думал, чтобы вот так, а ты сказал сейчас про часовню, и… Короче, я с тобой.
– Если так, вставай рядом.
– Серёг, а чё тут-то? – донеслось из толпы. – В центре-то лучше бы…
– Ну, так вот… приснилось мне так.
– А-а, понятно.
Откликнулась и встала рядом большая часть деревни – свой храм, своя часовенка на их земле. Даже заядлые атеисты, всегда считавшие бога чепухой, на этот раз почему-то почти промолчали.
Собрали люди на цемент, на облицовочный кирпич…
И старушке Лазаревой не пришлось напоминать Сергею о церковном благословении. Егоров Володька сдержал слово – через тётку свою Любу договорился со священником.
– Ты б видел, как в епархии там поудивлялись все затее твоей. Так их от удовольствия распёрло, что сразу собрались святить ехать. Обещались, приедут.
Батюшка приехал. С бородкой, роста среднего, лет сорока.
– Мужик как мужик, – придирчиво рассматривал приехавшего Сыскин, – только в рясе. И машина – не лучше моего «Ниссана», не ахти.
– И с жиру не лопается, нормальный, – добавил Егоров.
– Может, он какой-нибудь совсем младший у них?
– Не знаю я.
– Здравствуйте! – улыбчиво и с поклоном поздоровался с людьми священник.
– Здравствуйте, батюшка! – многоголосо ответила растущая толпа.
– Мир вам. А есть ли здесь человек, по чьему желанию часовенка у вас строиться началась?
– Так вот он, – подхватил под локоть Сергея Егоров, – вот он, Серёга наш Сыскин…
– Да ладно, чё ты, – остановил тот плечом друга, – хорош выпячиваться.
– А чё скрываться-то? Как есть…
– Позвольте поблагодарить вас, – подошёл и пожал руку Сыскину батюшка. – Редкое движение души. Вы, наверное, богаты и пожертвовали деньги на богоугодное строительство?
– Да я… – замялся Сергей.
– Он богатый?! – выступила вперёд Анна Вильгельмовна. – Это он богатый?! Да всё своим горбом, своими руками всё…
– Ладно тебе, Ань…
– Что же, тем ценнее деяние ваше. Примите благодарность епархии за труды во имя Господа нашего. А ещё хотелось узнать, какому святому посвящаете вы часовню?
– Так… я и не думал как-то, – растерянно пожал плечами Сыскин. – Увидел чудо в Иерусалиме, вот и у нас захотел, чтобы чудо… маленькое… наше…
– Может быть, тогда с именем Николая Святителя, Николая Чудотворца будет расти часовня ваша?
– Ну, пусть так… Пусть Николая Чудотворца.
Поблагодарив Сергея, священник начал каждение: понёс вокруг фундамента дымящееся кадило, громко проговаривая: «Христе Боже наш, в воню благоухания духовного, еже прием в пренебесный мысленный Твой жертвенник, возниспосли нам благодать пресвятаго Твоего Духа». Благовонный дым развеивался над бетоном, над торжественно притихшей толпой.
– Да вознесутся наши молитвы к престолу Божию, – обойдя и окурив фундамент и людей, убрал батюшка кадило в машину, а достал высокую, округлую серебряную чашу и разлохмаченную, с длинной рукоятью кисть – кропило. – Да познаем мы присутствие благодати Господней. По воле Его сегодня пустит корни на этой земной тверди и проломит тьму, возносясь к свету, новый храм Николая Святителя. Снизошла на то воля Божия, и познал её односельчанин ваш, Сергей Сыскин. Господь принимает наши благие начинания, жертвования и благословляет нас и наши семьи. Церковь всегда молится за строителей и жертвователей храмов. Стройте благословенно, ибо сказано: «Когда мы в покое – демоны веселятся, а когда в трудах – Ангелы радуются». И всё с Божией помощью и в единых трудах ваших исполнится. Аминь.
Обильно и далеко полетела с кропила на фундамент и людей святая вода.
– А побрызгайте на меня, – подставляли смеющиеся лица ребятишки.
И священник брызгал, кропил долго, стараясь дотянуться до каждого желающего. И праздничным шумом занялось всё собрание у будущей часовни.
Уехал батюшка, а праздничность в душах осталась – будто всюду в деревне заметно светлее стало. Так жилистая молния, что в полнеба, видна каждому, и не увидит её только невидящий.
Большая это сила, когда всем миром. Подхватилась стройка. Двое-трое – не один, и каждый со своим умением. А кто без умения, тот или большой бак под воду со своего огорода к освящённому фундаменту переправлял. Или хоть какую-никакую верёвку с крючком, на которой по осени вёдра с картошкой в погреб спускают. А тут наоборот – снизу вверх, раствор на стены тянуть. Каждый участвовал. Даже категорический протест Анны Вильгельмовны совсем потерял силу, сменился солидарностью, а борщи получались наваристее, чем прежде. И порции мяса в мужниной тарелке увеличились вдвое.
– Давай, Серёж, добавки, ещё тарелочку. Силы тебе нужны, похудел последнее время, гляди, с лица сошёл.
– Вот и хорошо, давно хотел килограмм двадцать сбросить. Заодно всё вышло, стройка вместо диеты.
– Ещё ж и котёл газовый покупать. Газ-то уж на нашей улице к домам подводят. Пустят осенью.
– Всё успеем, не переживай. А на стройке я не устаю, в радость работа такая. Даже петь охота. Налей, налей ещё тарелку, борщ у тебя – песня с припевом.
Анна Вильгельмовна зарделась и, довольная, налила, что называется, с горкой.
Никаким приказом не поднять людей строить так вольно, с сердцем, легко, как строили свою часовенку деревенские жители. Красным кирпичом облицованная, ладная, желанная, к концу сентября поднялась она до вершинки. От стен убрали леса и со дня на день ждали из города маковку с крестом.
И день настал – прозрачный, безветренный, с ярко-синим небом. Купол приехал на маленьком грузовичке. И сам он выглядел совсем небольшим. Давным-давно, однако, не случалось в деревне ничего большего, чем этот приезд.
– Сияет-то, точно золотой! – чувствовали радость люди и улыбались.
– Металл такой, под золото спецом, – объяснял ответственный за изготовление маковки с крестом Володька Егоров. – Щас наверх подымут, так с высоты натурально всё золотым будет выглядеть.
Приехал и батюшка, тот же, что в мае благословил строительство и освятил фундамент. Привёз в дар небольшую икону Николы Чудотворца:
– Вашей часовне с именем его, примите.
Икону взяла бабушка Лазарева. Священник освятил вершинку, и кран поднял её. Она проплыла полукругом над запрокинутыми лицами, сверкнула на солнце золотым боком и опустилась на конус часовни. Двое рабочих в строительной люльке приняли купол, установили и закрепили.
– Ура! – закричал народ. Ребятишки прыгали, хлопали в ладоши и дурачились, а старушки крестились и кланялись.
– Да поможет нам сей храм в молитвах наших приобщиться к великому единому свету, – кропил святой водой красные стены батюшка. – От сердец ваших – дар искренний, открыты они и доступны благодати… – не торопился, не жалел он времени, долго святил часовню снаружи, долго святил внутри. И всё говорил, говорил, говорил. Из часовни снова вышел к людям. – Да поможет вам храм в единении, как вы трудом единым создали его. Да объединит он вас в главном – служении Богу и отечеству. Здоровья тела и духа вам в вере православной…
– А побрызгайте на меня, – снова, как в прошлый раз, подставляла весёлые лица ребятня, когда священник, закончив обряд, пошёл к машине.
И он кропил, кропил всех и сам радовался не меньше ребятишек.
– Святой отец, – встал вдруг перед ним Сергей Сыскин, – а покрестите меня… прям вот здесь… прям щас, а…
– И меня, – встал рядом Александр Игонин.
– Неправильно это будет, – ответил им священник, – так вот, сразу. Подготовиться человек должен: исповедаться, молитвы прочесть…
– Так вот она, моя исповедь, – кивнул на часовню Сергей, – и молитвы мои – в ней же.
– Ага, – поддакнул Александр.
– Да, тоже верно, – улыбнулся батюшка. – Но… так и купели здесь нет. Без купели-то как?
– А это чем не купель? – шагнул Сыскин к большому металлическому баку, в котором во время строительства держали воду. – В нём, если на дно на колени встать, то вода до горла достанет.
– Так пустой он…
– О-о, это мы мигом, вы только скажите. Река у нас тут рядом.
– Холодна уже вода в реке.
– Ничего, нам такая в самый раз. Ну, так как, святой отец?
