Настоящие голуби в клетке давно бы закончились, но иллюзорных не убывает.
– Развей иллюзию, – говорит Полчек равнодушно, – и разгневанные родители разочарованных детей справятся сами.
– Я не знаю как! – протестует девушка. – Здесь нет никого на деревянной ноге!
– Деревянная нога ни при чём. Эта способность внутри тебя. Тебе однажды придётся научиться использовать её, не падая в обморок от ужаса. Так почему бы и не сейчас?
Завирушка нахмурилась и уставилась на жуликов в мантиях. Время шло, она раздувала ноздри, шевелила бровями, прожигала лжептах взглядом, но они продолжали раздавать иллюзорные улыбки довольным детям, звякая монетками в кружке.
– Эй, лысень, – прошептал табакси, – а зачем она так щёки надувает?
– Не мешай, – оборвал его драматург. – Не твоё дело.
– Ну, так-то да, просто боюсь, как бы не пёрнула от натуги. У меня нюх деликатный.
Услышавшая его Завирушка фыркнула, потеряв настрой, и сдалась.
– Нет, ничего не выходит. Я просто не знаю, с чего начать. Это как пописать, когда не хочется.
– Тогда давайте вернёмся в театр, – забеспокоился Пан. – Нам ещё надо хотя бы один прогон сделать до вечера.
**
Второй игрок третьему:
– А какой вообще класс у твоей Завирушки, девочка?
Третий игрок:
– Она чародейка… дикой магии.
Второй игрок:
– Вах, дикий, совсэм дикий! И где же её чародейство? Как снести иллюзии с половины города, так пожалуйста, а ни одного заговора мы что-то не видели!
Третий игрок:
– В ней проявляется первозданный хаос! Она не может это контролировать. И вообще, у меня две ячейки заклинаний на день. Так много не наколдуешь.
Второй игрок:
– И что, теперь ей перед каждым магическим пуком надо проспаться? Я думал, дикие маги в овец превращаются…
Первый игрок:
– Даже у самого дохлого кастера пара заговоров да будет. Что, даже никакого фокуса?
Третий игрок:
– Она не умеет! Вы сами сказали, что уровни отсчитываются от опыта. Завирушка не пробовала кастовать – и не кастует. Чтобы полы мыть, ей магия была не нужна.
Второй игрок:
– Ёж – птица гордая: не пнёшь – не полетит…
***
– На сцену, все на сцену! – торопит Пан. – Последний прогон. У нас новый член труппы, ей надо войти в роль.
– Прикроешь иллюзией, как на премьере, подумаешь! – фыркает Фаль. – Надеюсь, трезвая она целоваться не полезет.
– Простите, пожалуйста! – густо краснеет Завирушка. – Я больше не буду!
– Да я не против, – смеётся Фаль, – если душа просит. Ты миленькая. Только не когда я на ходулях!
– Я вовсе не… То есть я… Но…
– Хватит дразнить ребёнка, Фаль, – укоризненно говорит Кифри.
– На сцену, на сцену! – снова подгоняет Пан. – Времени совсем мало, начнём сразу с башни.
На этот раз Завирушка полностью осознает происходящее, и ей одновременно неловко и интересно. Интересно смотреть на действие, будучи его участником, неловко от того, что чувствует себя совсем не на своём месте. Она актриса? Да вы что!
– Не волнуйся, – успокаивает её Фаль. – Пан прекрасно справится с иллюзией. Будешь выглядеть убедительной Мьёй, даже впав в панический ступор. Но ты не впадай, потому что чем лучше ты играешь, тем меньше силы на тебя тратится. Так что старайся, как можешь, и наслаждайся процессом.
– Мне страшно! – признаётся девушка. – Я буду на сцене!
– Привыкнешь, – отмахивается гномиха. – И да, к следующей репетиции начинай учить слова. Актёр, который не знает своей роли, это безобразие!
Когда дошли до сцены на корабле, Пан предупредил:
– Завирушка! На репетиции не шали! Береги силы для вечера! Кифри, выходи без грима, не пугай девочку!
– Я все равно не… – пытается объяснить она, но козёл не слушает.
– Пошёл Дебош!
Кифри выходит на палубу, иллюзии на нём нет. Изображаемый им легендарный капитан-андед Дебош Пустотелый приветствует Падпараджу и Мью, сообщая, что пиратское сообщество острова Бушприта радо их прибытию.
– Стоп! – кричит со своего балкона Полчек.
– В чём дело, Мастер? – подскакивает козёл. – Что-то не так?
– Нам нужна новая концовка! Иначе сбрасывание иллюзий выглядит случайным сбоем.
– Но это и была случайность! – протестует Завирушка. – Не уверена, что я…
– Молчи! – шепчет ей на ухо Фаль. – Мастер знает, что делает! Доверься его гению!
– Заканчивайте на этом, – велит Полчек. – Я дам вам новый текст к спектаклю. Будет всего несколько реплик, выучите.
– Опять! – мечется по сцене Пан. – Новые вводные! В последний момент! И режиссёр узнаёт последним!
– Мы все узнали одновременно, – утешает его Кифри.
– До меня дольше доходит! – трясёт бородой козел. – А значит, я осознал позже всех! А на мне вся ответственность! Мастеру что, он гений! А отдуваться за всех мне!
– Как утомительно он громок
и полон, вопреки всему,
неверия в состав актёрский! – жалуется Шензи.
– Как будто он один в театре
такой страдалец за любовь,
а мы бесчувственны! – продолжил мысль Банзай.
Эд на этот раз не стал комментировать высказывания своих сиблингов – все и так посмотрели на козла с укоризной. Впрочем, Пан эти взгляды проигнорировал, мечась за кулисами в поисках тифлингов-музыкантов, пока те, забившись в какой-нибудь тёмный угол, не нарезались снова.
***
– Полчек, друг мой, я жажду эксклюзива!
Риардон, бледный эльф, ослепительный красавец с кожей цвета опала, прошёл в кабинет драматурга без приглашения. Эльфы не особо считаются с чувствами других рас, поскольку те, по их мнению, живут слишком мало, чтобы представлять собой что-то значимое. Риардон, например, будучи владельцем, главным редактором и ведущим колумнистом главной городской газеты «Портодальская Истина», занимает этот пост ещё со времён Империи.
Полчек неохотно отложил перо.
– Здравствуй, Риардон. Предложить тебе что-нибудь? Есть вино…
– Мы с тобой называем «вином» разные вещи, – улыбается, демонстрируя белые острые зубы, эльф, – то, что позволю себе назвать этим словом я, стоит больше, чем ты заработаешь за свою короткую жизнь.
Эльфы, помимо прочего, славятся своим высокомерием, пренебрежительным отношением и полным отсутствием деликатности в отношении других рас. Это одна из причин того, что их популяция на Альвирахе последние пару тысяч лет неуклонно снижается. (Каждый эльф – отличный маг, искуснейший стрелок и блестящий фехтовальщик, но дубине огра или кисгодольской «перечнице» на это плевать.)
– Что тебе нужно, Риардон? – интересуется Полчек. – Не припомню, чтобы ты хоть раз притаскивал сюда свою пафосную эльфийскую задницу.
Риардон непринуждённо засмеялся. Оскорбить эльфа может только другой эльф, слова остальных для них как звон мошкары на закате.
– Я бы в жизни… Я говорю о моей жизни, а не том кратком эпизоде никчёмного существования, который считаете жизнью вы… Так вот, я бы в жизни не осквернил свои сапоги этой псевдокультурной помойкой, но город говорит о тебе, Полчек. А я профессионал и должен писать о том, о чём говорят люди. Даже если это такое нелепое недоразумение, как твои потуги изменить театральный канон. Говорят, ты полоскал в своём вертепе светлое имя Падпараджи Единождымученицы? – эльф демонстративно достал блокнот и перо.
Разумеется, для обладающего идеальной памятью Риардона (у эльфов идеальное всё, кроме манер) это лишь аксессуар, поэтому блокнот оправлен в красное золото, листы его – пергамент из кожи с век дракона, перо выдернуто из хвоста кенку, а стоимость комплекта превышает годовой оборот в порту. Правда, без учёта контрабанды.
– Пьеса написана с уважением к этой исторической личности, – ответил Полчек. – Я лишь показываю, что Падпараджа тоже была живым человеком со своими страстями и привязанностями.
– Ну, разумеется, была, – смеётся Риардон, – я брал у неё интервью каких-то триста лет назад. Горячая штучка! Но канон придуман не зря, дружок, и многие будут недовольны твоей подачей образа.
– Мне плевать. Мы не театр, а любительская труппа. Театральный кружок. Нам не нужна лицензия, и мы не обязаны соблюдать канон.
– Как знать, как знать! – качает идеальной высокой причёской эльф. – Это решает Дом Теней. О вас заговорили, Полчек, и заговорили разное. А когда о человеке говорят, к этому начинают прислушиваться. И не всегда те, кто хочется. Так что там у вас за эксперимент с иллюзиями?
Эльф придирчиво осмотрел кресло, счёл его недостойным благородного эльфийского зада и уселся на стол, небрежно сбросив на пол рукопись. Полчек вздохнул и закатил глаза. Риардон при всех своих недостатках – голос города. Его приходится терпеть.
– Франциско! – сказал он решительно.
– Да, господин!
– Подай господину эльфу твой лучший кофе.
***
– Эй, куда прёшь! – кричит сердито Спичка. – Два стакана минимум!
– Я друг господина Полчека! – возмущённо отпирается рыжий табакси.
