–Судя по тому, что он сильно растолстел, – едой.
–Мне жаль,– искренне сказала она.
–И мне,– он криво усмехнулся.
–По-прежнему винишь себя?
–Рад бы свалить вину на кого-то постороннего, да вот только на кого? Парни от разных женщин, а результат один. Значит, все-таки, mea culpa.
Они прошли еще немного и Анна вновь остановилась. На сей раз она заинтересовалась старинной металлической машинкой для измельчения перца. Пожилой француз хотел за нее 20 евро.
Анна нерешительно посмотрела на Норова.
–Можно я все-таки поторгуюсь? – попросила она.
–Можно,– кивнул Норов.– Только не при мне.
Он протянул французу двадцатку, взял машинку и отдал Анне.
–Спасибо, но мне неловко, честное слово. Я тебя разоряю!
–В пух и прах!
–Я бы сама купила. У меня есть деньги.
–Ты купила бы? – хмыкнул Норов.– Не поверю! Ты никогда ничего не покупаешь: только торгуешься и отходишь.
–Потому что цены всегда слишком высокие!
–Или кто-то слишком жадный.
–Я – жадная?! Ничего подобного! Я – очень щедрый человек…
–Самый щедрый в мире после Гаргапона и Скупого рыцаря. Кстати, что ты собираешься делать с этой машинкой?
–Не знаю. Просто поставлю где-нибудь на кухне. Она такая…изящная и совершенно ненужная. Будет создавать мне настроение.
–Первый раз вижу, что ты заинтересовалась чем-то бесполезным. Прежде ты отличалась исключительным практицизмом. Что с тобой творится? Так ты и музыку слушать начнешь, и книги читать.
–Я читаю книги!
–Поваренные?
–Исторические!
–Перестань. Не сочиняй, тебе не идет.
* * *
Анна наклонилась, чтобы посмотреть лежавшие на земле черно-белые фотографии, в древних белых рамках, которые продавал толстый меланхолический француз. Выпрямляясь, она вдруг покачнулась, на мгновенье потеряв равновесие. Норов успел ее подхватить.
–Ой!– пробормотала она.– Прошу прощения.
–Что с тобой?
–Ничего… просто голова вдруг закружилась… – Она попыталась улыбнуться.– У меня бывает. Сейчас пройдет, не обращай внимания…
–Пойдем, сядем где-нибудь.
До спортивного кафе неподалеку она шла, опираясь на его руку. Они сели за свободный стол, она все еще была бледна.
–Тебе не холодно? – заботливо спросил Норов.– Может быть, переберемся внутрь? Или возьми мою куртку, сверху накинешь.
–Нет, нет! Тут так хорошо! Солнце, французы!..
Подошла пожилая официантка, веселая и бестолковая, – то ли пьяненькая, то ли обкуренная марихуаной. Норов попросил бокал вина, а Анна зеленого чаю. Та никак не могла запомнить нехитрый заказ, радостно улыбалась, кивала и повторяла:
–Tres bien.
–Может быть, тебе тоже выпить вина? – спросил Норов.
–Мне в последнее время почему-то не очень хорошо от вина, голова кружится. Тут найдется где сполоснуть лицо?
–Конечно, пойдем.
Внутри кафе все столики были заняты. Перед барной стойкой на высоких табуретах сидели два небритых полупьяных грязных алкаша и о чем-то громко спорили с хозяином. На полу дремала облезлая собака, которая, казалось, тоже не просыхала и не успевала мыться.
Спортивные кафе в маленьких французских городках являются одновременно и самым популярными, и самыми злачными заведениями. Здесь бывает и приличная публика, но много опустившихся, сомнительных личностей, а то и совсем бродяг. Они покупают лотерейные билеты, делают ставки на скачки, которые беспрерывно транслируют по телевизору, и курят на террасе марихуану, стойкий запах которой различим уже на подходе.
–Где туалет? – поздоровавшись, спросил Норов у хозяина.
Алкаши, услышав иностранный акцент, с нескрываемым любопытством уставились на него и Анну. Под их взглядами Анна невольно напряглась и взяла Норова под руку.
–По залу до конца направо,– ответил хозяин Норову.– Там дверь.
Он выразительно посмотрел на алкашей. Один из них кашлянул, поднялся на ноги, качнулся, но устоял. Норов почувствовал, как пальцы Анны на его руке сжались сильнее. Похоже, она ожидала неприятностей.
Алкаш еще раз прочистил горло и произнес хрипло, но учтиво:
–Месье-дам, позвольте я вам покажу.
Анна выдохнула, Норов рассмеялся.
* * *
Когда Анна вернулась на террасу, она выглядела уже лучше.
–Так непривычно видеть подобную вежливость от бродяги,– вспомнила она недавний эпизод.– Какие французы все-таки церемонные.
–Да, в быту они чрезвычайно вежливы и терпимы. Однако стоит правительству поднять на четыре цента цену за литр мазута или выдвинуть идею постепенного увеличения пенсионного возраста, пусть даже в далеком будущем, и вся Франция, негодующая и неистовая, тут же ринется на баррикады. За свои гражданские права французы готовы драться с полицией, крушить витрины, жечь машины, громить государственные учреждения.
–У нас такое представить невозможно!
–У нас все наоборот. Русский человек в быту груб, нетерпелив, агрессивен. Он орет матом на жену и детей, хамит незнакомым и по всякой ерунде лезет в драку, особенно если оппонент уступает ему в габаритах. Но перед властью он вмиг теряет всю дерзость; прижимает уши, трепещет и заикается. Какие нам баррикады! Нас можно вколачивать в землю, вместо шпал, класть сверху рельсы и пускать железнодорожные составы. Мы не издадим ни звука, чтобы там, наверху, кто-нибудь не подумал, что нам не нравится!
* * *
За стол в нескольких шагах от них сели трое пожилых англичан; две женщины и высокий мужчина в бейсболке с каким-то рассеянно-бесшабашным выражением гладко выбритого длинного лица. Все трое были голубоглазы, светлокожи и выделялись среди здешней южной французско-испанской пестроты.
–Hi, Paul! – крикнул мужчина Норову.– How are you?
Женщины тоже повернулись, заулыбались.
–Fine. And you, captain?
–Great, – энергично кивнул англичанин.– Beautiful country, nice climate… but, you know…– он поморщился, неопределенно мотнув головой в сторону рынка. (Отлично. Красивая страна, хороший климат… но, знаешь….)
–I understand, captain. My sincere condolences. (Понимаю, капитан. Сочувствую).
–Never mind,– великодушно отозвался англичанин, взмахивая рукой.– It’s not your fault. However, we should accept the world how it is. (Переживем. Ты в этом не виноват. В конце концов, следует принимать мир таким, какой он есть).
–I’m not sure, captain. (Не уверен, капитан).
Англичанин подумал.
–Me too,– ответил он. (Я тоже).
–Знакомый? – спросила Анна.
–Ричард Гарднер, – ответил Норов. – Превосходный пилот, бывший командир экипажа, двадцать пять лет стажа, сейчас на пенсии. У него тут небольшой частный самолет, он на нем иногда катает друзей. Он и меня пару раз брал за компанию.
–За деньги?
–Да нет, просто не может без неба. Жалуется, что скучно.
–Какие же англичане чудаки! У него кто-то умер?
–Почему ты так решила?
–Ты выразил ему соболезнования.
–Ах, это! Я посочувствовал ему в связи с обилием тут французов.
–Не поняла?
–Ну, это его любимая присказка: Good country, good weather, but too many French. (Хорошая страна, хорошая погода, но слишком много французов).
–Ничего себе! – засмеялась Анна.– Он не любит французов?
–А кто из англичан их любит?
–Зачем же они здесь живут?
–Он же объяснил: красивая страна, мягкий климат.
–Я читала, что англичане недолюбливают французов, но думала, это в прошлом…
–Они их, скорее, презирают.
–Презирают? За что?
–За все. За слабость, за неорганизованность, за неряшливость, за беспорядок в домах. Англичане и французы – очень разные. Дом – отражение мироощущения. Французский дом, он не приспособлен для жизни, это декорация. Английские – совсем другие: они солидные, добротные, красивые, в них продуманы все детали. Отличная система отопления, удобная мебель, большие ванные комнаты… Единственная беда – никаких кондиционеров, англичане их не выносят, хотя летом тут жарит – ужас! Выше сорока градусов порой поднимается. Когда богатые французы покупают дома, они стараются взять их у англичан. Правда, у тех и цена существенно выше.
–Если английские дома лучше, почему ты не снимешь у англичан?
–Во Франции – английский жит? Это неправильно.
–Но удобно!
–Мама в детстве учила меня, что жить нужно не удобно, а правильно!
–Это, наверное, правильно. Но удобно жить – лучше,– она улыбнулась.– А кто эти женщины?
–Та, что поизящнее,– жена капитана, Дженнифер. А крупная дама – Лин, ее подруга. Обе немного говорят по-французски, что вообще-то большая редкость. Англичане, живущие здесь, очень плохо знают французский или не знают вовсе, но считают, что говорить по-французски – это шик. От их французского мухи дохнут. Хуже только французы по-английски изъясняются.
–Странно; жить во Франции и не говорить по-французски. Какой-то очень русский подход к чужой культуре.
–Англичане живут тут обособленной английской жизнью: ходят друг к другу в гости, играют в скрабл, выпивают. Пьют, кстати, весьма крепко, уважаю. Был я пару раз на их вечеринках. Если бы я попытался угнаться за этими двумя почтенными дамами, то через пару часов свалился бы под стол. Они не смотрят французское телевидение, не интересуются местными новостями, французскую политику считают чепухой, бытовые товары для дома, продукты и прочее стараются привозить с собой из Англии. Даже сыр, представляешь?
–Не верят во французское качество сыра?
–Они вообще не верят во французское качество.
–Но ведь французы – лучшие в мире сыроделы?
–Давно уже нет. Кажется, на седьмом месте. И по винам они утратили первенство. Даже круассаны лучше делают за границей, чем во Франции.
–А чем занимаются эти англичане?
–Сдают житы. Тут все сдают житы. Только англичане – англичанам, а французы – французам.
–Не смешиваются?
–Редко. Обрати внимание, они единственные, кто пьет тут вино. Современные французы предпочитают пиво. Это забавно. В тринадцатом веке, когда французы явились в Англию по призыву Иоанна Безземельного воевать с английскими баронами, они были поражены грубостью местных нравов. Их шокировало, что англичане ели на глиняной посуде и пили пиво, а не вино. Это явилось едва ли не главной причиной того, что, бросив гадкого короля Джона, они предпочли вернуться к себе.
–Теперь, получается, наоборот?
–Англичане умеют слушать, интересуются суждением собеседника. Французы спрашивают, не слушая ответов, перебивают, учат. Твое мнение их не интересуют, для них важно высказаться. Включи английские новости, ты увидишь спокойный разговор, прилично одетых ведущих, разумный диалог со специалистом. Французское телевидение напоминает еврейский кухонный междусобойчик. Все кричат, перебивают друг друга, несут, не думая, все что придет в голову. Никому нет дела до другого, и все красуются. Женщины-ведущие непременно хотят выглядеть секс-бомбами, даже если они не были таковыми тридцать лет назад, когда весили на пятнадцать кило меньше. Впрочем, у француженок есть одно существенное преимущество перед англичанками.
