Филипп Самуилович кивнул:
– Коль так, то ради Бога. Если это поможет, я только за.
Он помолчал, собираясь с мыслями.
– Так вот. Пару месяцев назад умер мой лучший и, по совместительству, единственный друг, да не кто-либо, а сам господин Шульц Михаил Остапович.
Здесь он сделал паузу и посмотрел мне в глаза, как будто ожидая какой-то реакции. Коей не последовало.
– Вы не знаете Шульца?! Может, хотя бы слышали о нем?
– К сожалению, нет, – я покачал головой.
– Да вы что! Шульц был гением нумизматики. Он лучший нумизмат если не в мире, то в Восточной Европе – точно, за последние лет двадцать не было никого, кто мог бы сравниться с ним. Он автор нескольких каталогов, член независимых экспертиз, владелец одной из самых шикарных коллекций, автор сотен статей и книги, которая в нумизматическом мире произвела настоящий фурор. Называется: «Исключительно MS». Поверьте, он был настоящей ходячей энциклопедией, такого специалиста не появится еще очень долго. Как вы могли про него не слышать?! – мне было адресовано явное осуждение.
– Что такое MS? – сделав вид, что не заметил этого, невинно спросил я.
– Uncirculated, – кратко ответил Филипп Самуилович. – Вы слышали про систему Шелдона?
– Увы… – вновь был вынужден я показать свою неосведомленность, жалея, что поленился окунуться в тему поглубже.
Собеседник несколько недовольно кивнул:
– Хорошо, я постараюсь объяснить простыми словами и, по возможности, максимально доходчиво.
Достав из какого-то ящичка под столом, он выложил передо мной две потемневшие от времени денежки.
– Скажите, чем отличаются эти монеты?
Я взял их в руки и начал внимательно рассматривать. Каждая номиналом в одну копейку, 1805-й год, СПБ.
– Как по мне, так ничем, – честно признался я, не найдя никаких различий.
– Да вы что?! А как же сохран?! – едва не перешел на крик Филипп Самуилович.
– Сохран?..
– Конечно! Две монеты, выпущенные на одном и том же монетном дворе, имеют абсолютно разное состояние! Одну носили в кошельках, расплачивались ею, роняли на землю, вторую практически сразу отложили и не использовали. Как следствие, за одну я прошу сто рублей, а за другую – три тысячи. Нумизматы разделяют монеты и банкноты по их состоянию. В зависимости от сохрана и количества отчеканенных монет будет выставлена цена.
– Простите, Филипп Самуилович, а вы уверены, что это как-то поможет нам в нашем вопросе? – несколько бесцеремонно перебил я его.
– Абсолютно уверен, что никак не поможет!
– Тогда зачем мы об этом говорим?
– Вы спросили – я ответил. Чаю? – спросил он и, не дожидаясь ответа, ушел в кладовку.
Глава 3. Господин Шульц
За чаем Филипп Самуилович продолжил свой рассказ о неведомом мне нумизматическом гении.
– Я познакомился с Шульцем в армии, в 77-м. Мы сдружились, и получилось так, что он привил мне любовь к нумизматике. В увольнениях мы ходили на блошиные рынки, выискивали там ценные для нас вещи и зачастую покупали их у людей, которые даже не понимали, что продают. После армии мы продолжили общение, я женился, у меня родились трое детей, я собирал свою скромную коллекцию и продолжал общение с Мишей. Он тоже обзавелся семьей, но личная жизнь у него не задалась, сын родился уже после развода. Со своей бывшей Миша практически не общался, а вот в сыне души не чаял, ничего для него не жалел. Все свободное время он посвятил своей коллекции и знаниям в этой сфере. Благодаря умелой перепродаже он буквально за десять лет сколотил не только состояние, но и шикарную уже к тому времени коллекцию. Потом случился развал Союза, голод… Период был тяжелым для всех, кроме Миши – для него настало золотое время, он как ураган скупал за бесценок безумно редкие и дорогие монеты. К нулевым годам его коллекция стала просто достоянием страны, к тому моменту его было уже не остановить.
Филипп Самуилович сделал паузу, прошёлся по тесной комнатушке.
– Сложности начались пару лет назад. У Миши появились проблемы с ногами, ему стало больно ходить, и он начал чахнуть – чахнуть не столько внешне, сколько духовно. Невозможность пополнения коллекции, посещения выставок, клуба коллекционеров – все это нагнало на него депрессию, он стал агрессивным, замкнутым, у него начались проблемы с сердцем. Я стал для него ниточкой, которая соединяла его с миром, где он был настоящим гроссмейстером. Он часто просил меня съездить на встречи к разным людям, посмотреть монеты и банкноты, сделать их фото. Монеты он покупал в последние годы только в слабах, чтобы быть уверенным в грейде* без возможности личного осмотра.
*Грейдинг (от англ. Grade – ставить оценку, оценивать) – зафиксированная экспертами оценка состояния монеты с целью определения степени сохранности исследуемого экземпляра. Слаб – прочная пластиковая капсула с собственным номером в реестре, в нее монету помещает компания, выдавшая сертификат.
Филипп Самуилович вернулся за стол и пристально посмотрел мне в глаза.
– А потом его просто убили. А его коллекция пропала, практически вся.
Повисла пауза.
– Знаете, мне хотелось бы уточнить сразу два вопроса, – нарушил я тишину. – Почему вы считаете, что его убили, хотя, по моей информации…
– Да, уверен! По официальной версии, он оступился и упал, ударившись головой об угол комода. Но вы поймите, вся ситуация до мельчайших подробностей вырисовывается у меня перед глазами: этот чертов комод стоит на третьем этаже, для Миши было просто физически нереально подняться туда. Я специально обустроил у него все таким образом, чтобы необходимые для жизни и нумизматики вещи были на первом этаже. Он даже на второй-то практически никогда не ходил.
– Вы же не думаете, что кто-то убил его, а потом затащил на третий этаж?
– Нет, это определенно было не так. Но коллекция – она пропала, это был самый настоящий разбой, я уверен в этом!
– Однако почему такую версию не рассматривает следствие? Вы говорили им об этом?
– Конечно, говорил. Но сказать точно, что именно украли и в каком количестве, я не могу. Миша никогда не хвастался своей коллекцией и никому особо ее не показывал. Однако я уверен: забрали самое дорогое. Убийца знал, что брать.
Он грустно вздохнул.
– Как вы думаете, какова примерная стоимость коллекции? – вывел я его из задумчивости.
– Трудно назвать точную сумму. Думаю, точно больше миллиарда рублей.
– Вы сказали, миллиард? – едва не ахнул я.
– Поверьте, это по самым скромным подсчетам. На самом деле, сумма может быть намного больше. Украли, как минимум: пятидесятикопеечную монету 1929 года, «пятак» 1916 года, двадцать пять рублей 1908 года, еще «пятачок» 1907 года, двенадцать рублей 1836 года, один «Константиновский рубль» 1825 года, двадцать рублей 1755 года, один рубль «Анна с цепью» 1730 года, шиллинг «Новая Англия», 1652 год, «Золотой Дублон Брашера»… И это только малая часть пропавшего – то, в исчезновении чего я уверен на сто процентов.
Признаться, в тот момент мне было весьма непросто собраться с мыслями.
– Простите, Филипп Самуилович, но вы перечислили только с десяток монет. Сколько они могут стоить?
– В этом-то и смысл: только перечисленное, по разным подсчетам, стоит от шестисот до семисот миллионов рублей! А ведь он собирал еще и банкноты, и медали. Я в них не особо разбираюсь, поэтому адекватную оценку дать не могу. Монеты, которые я перечислил, уникальны! К примеру, после денежной реформы 1755 года в сферу обращения была выпущена золотая монета с новым номиналом 20 рублей, который ранее в России никогда не использовался. В ходе реформы было выпущено всего два экземпляра таких монет. Сегодня один из них хранится в Эрмитаже, а второй принадлежит частному коллекционеру, купившему монету на аукционе Святого Джеймса в Лондоне в 2008 году. С учетом комиссионных, он заплатил за нее без малого два миллиона фунтов стерлингов.
Оказавшись в своей стихии, мой собеседник разволновался, даже щеки порозовели.
– Имейте в виду: двадцатирублевка 1755 года – это самая дорогая монета времен царской России! Кстати, она установила новый мировой рекорд стоимости, заплаченной за нее как за неамериканскую монету, и этот рекорд не побит до сих пор. Теперь вопрос: как вы думаете, кто этот частный коллекционер? Правильно – Миша! А тот экземпляр, что хранится в Эрмитаже – думаете, он принадлежит самому Эрмитажу? Или государству? Нет! Тоже Мише! Можете себе представить?! За всю историю России таких монет было всего две, и обе они принадлежат ему! Нет, теперь уже – принадлежали…
Мне показалось, что глаза Филиппа Самуиловича повлажнели.
– Редкие и дорогие монеты Миша предпочитал покупать инкогнито, по телефону. Если такой возможности не было – через подставных лиц. Великий человек!..
– Много людей знали про его коллекцию? – спросил я.
– Из клуба практически все знали, что у него есть редкие монеты. Экземпляры до миллиона он покупал открыто. Недоброжелателей особо не замечалось. Были, конечно, завистники, но чтобы убить!..
– Вы говорили, у него есть сын. Он тоже коллекционер?
– Да, но весьма посредственный. Миша принципиально не давал ему ни денег на пополнение коллекции, ни уж, тем более, экземпляры. Хотел, чтобы он всего добился сам.
– Скажите, а с ним можно поговорить?
– Официально – нет.
– Как это понимать?
– У него с отцом были весьма натянутые, как мне кажется, отношения. Если он и причастен к этому – а я молю всевышнего, что это не так, – то своими расспросами мы только спугнем его. Это можно сделать неофициально. Каждую субботу с восьми до трех часов работает нумизматический клуб, мы встречаемся там, чтобы пообщаться, узнать новости, обменять, купить или продать свои образцы. Мишин сын там, как правило, выступает в роли экспонента*. Я мог бы представить вас своим учеником, начинающим нумизматом. У меня, действительно, есть такая практика, и это никого не удивит и не привлечет лишнего внимания. Приезжайте в субботу на станцию метро «Динамо» к семи тридцати.
– Хорошо, – кивнул я.
– Только оденьтесь поприличнее, – добавил Филипп Самуилович, оглядывая мои затертые «конверсы», рваные джинсы и клетчатую рубаху, которая торчала из—под замызганного плаща.
Мы распрощались, и, выйдя на улицу, я стал ждать такси в больницу. У меня в голове сложился четкий план дальнейших действий, и я хотел получить одобрение брата. Сев в машину, я надел наушники и задремал.
*экспонент – участник выставки, выставляющий, демонстрирующий на ней что-либо.
Глава 4. Разбор полетов
Я проснулся от похлопывания по плечу. Поблагодарив таксиста, вышел из машины и уже через несколько минут сидел в палате Димы. Он выслушал мой рассказ и, включив диктофон, принялся вслушиваться в каждое слово Панина, периодически делая пометки на листке. После окончания записи протянул листок мне:
– Дом, соседи, сын.
– Что это? – не понял я.
– Из вашего разговора я не понял, где он живет Шульц. Тебе надо попасть в его дом, все осмотреть, пообщаться с соседями. В клуб обязательно сходи, переговори с сыном, ненавязчиво, как начинающий нумизмат. Узнай, кто вел дело – фамилию, отдел – и напиши мне. Это надо сделать до клуба. Позвони Филиппу Самуиловичу и уточни это – скажи, забыл спросить сразу. Держи меня в курсе.
– Хорошо, – сказал я, и уже собрался вставать, как почувствовал что-то холодное в своей руке – Дима вложил туда ключ от своего «Туарега».
– Пешком не находишься. Только езди аккуратно, – напутствовал он.
Я вышел из больницы и, добираясь за машиной к Диминому дому, переговорил по телефону с Филиппом Самуиловичем. Оказалось, господин Шульц жил в загородном поселке Заплескавино, точнее, недалеко от него, в лесу, до ближайшего жилья от его дома было почти полкилометра.
Разглядывая ключ от машины, предвидя незавидные три часа пути до Заплескавино и учитывая время на часах, я решил сначала поехать домой, хорошенько выспаться и отправиться в путь на рассвете. Прошедший день вымотал меня как эмоционально, так и физически. Как я дополз до кровати, сбросив с себя лишь плащ с кедами, и отрубился, уже не помню.
Глава 5. Гражданин начальник
Утро наступило раньше, чем планировалось: телефон начал разрываться от звонков. С огромным трудом я открыл глаза. На дисплее виднелись три пропущенных от брата, два от коллеги и еще два с разных незнакомых номеров.
– Чего им всем надо?! – сонно проговорил я. – Времени – часов семь, не больше. Что?! Одиннадцать?! Какого черта…
Придя домой поздно, я совершенно забыл поставить будильник, теперь результат был налицо. В первую очередь, я решил набрать Диму. Звонил он мне обычно крайне редко, а тут такая настойчивость.
– Ало, – проговорил я в трубку хрипящим и сонным голосом.
– Олег, какого хрена?! Ты еще спишь?
– Стою в пробке, – попытался я соврать.
– В очереди за мозгами? Ноги в руки – и в следственный комитет, адрес скину.
– Зачем? Я же в это… как его, Замуравино должен ехать.
– Заплескавино – это, во-первых, а, во-вторых, я выяснил имя следователя, который выезжал на место. Точнее, выезжала. Дуй сначала к ней, знаю ее лет пять, договорился о том, чтобы ты с ней пообщался. Имей в виду: по телефону они не особо любят такие вопросы обсуждать. Будет ждать тебя в кафе за углом комитета через час. Поплавская Ольга Валерьевна, фото пришлю в ватсап. После нее сразу дуй в его дом, только ей не говори, куда поедешь.
– Окей, – ответил я, но телефон уже дал отбой.
Почистив зубы и умывшись холодной водой, я накинул стоптанные кеды и пальто, уже на самом выходе из квартиры вспомнил про то, что я теперь автомобилист, и прихватил с комода ключи от машины.
На улице снова шел дождь. Мой внешний вид явно не вязался с образом владельца дорогого черного внедорожника, который терпеливо ждал меня под окнами. Мотор плавно и игриво зарычал, и автомобиль унес меня на встречу.
В кафе за углом следственного комитета было достаточно пусто, завтрак уже давно закончился, а обед еще не начался. Я сел в дальний угол лицом к входу и, заказав кофе с сэндвичем, принялся есть. До назначенной встречи оставалось около десяти минут. Однако ни через десять, ни через двадцать минут, ни через полчаса никто не пришел. Ожидание тянулось мучительно долго, я поел, выпил кофе, успел собрать домик из зубочисток и принялся за укладку крыши из кусочков салфетки. Уже начал подумывать о том, что приехал напрасно.
– Сажин? – послышался звонкий и при этом строгий женский голос.
– Да, – ответил я, чуть вздрогнув от неожиданности.
Передо мной стояла женщина лет тридцати в гражданской одежде.
– Диме скажи, чтобы не задавал мне больше никаких вопросов по телефону, только лично. Столько лет знакомы, а запомнить не может!
– Он в больнице.
– Да хоть в морге! Только лично!
– Но…
– Ближе к делу. Что вы хотите узнать про Шульца? На моей памяти одинокими сердечниками СМИ еще не интересовались.
