Путь Рюноскэ
Микаса
Като Рюноскэ – сын ронина. Он живет в средневековой Японии. И хотя он еще мальчишка, едва вышедший из раннего детства, жизнь его полна приключений. Ему приходится сталкиваться с водяными и лешими, помогать снежному призраку юкионна и брать уроки обращения с оружием у самурая, умершего почти пятьсот лет назад. Но зачастую столкновения с обычными людьми не менее опасны, чем с потусторонними силами. Рюноскэ только встал на свой путь – каким он будет и куда приведет, вы узнаете из этой книги.
Микаса
Путь Рюноскэ
Новогодний сон
Глава первая
Это случилось так давно, что жёлуди, упавшие в землю, успели вырасти в огромные дубы. Дубы эти состарились, умерли, и время превратило некогда могучие стволы в труху. И те жёлуди, что упали с их веток тоже успели стать вековыми дубами. И тоже сгнили под корнями следующих поколений.
В те далекие времена в деревеньке Сакура близ двухголовой горы Цукуба жила семья Като: дед с бабушкой да их внук Рюноскэ. Дед Като Кента был когда-то известным поэтом. Он и теперь писал стихи, только кроме его жены и внука читать их было некому. Бабушка Аими ткала циновки и продавала их в маленькой лавочке. В молодости она слыла искуснейшей мастерицей, её ковры украшали дома богатых самураев, а может, и самого князя-даймё Хосокава. Но нынче и руки, и глаза у неё были уже не те, тонкая работа им не давалась. Вот и оставалось продавать незамысловатые циновки деревенским жителям да заезжим торговцам. Но нельзя сказать, что семейство Като жило совсем уж бедно. И на чашку рисовой лапши, и на лепешки сенбей находилась связка медных монет. И нынче в Новый год были у них на столе праздничные блюда – осэти рёри. Конечно, о каше из горного батата они могли только мечтать, но уж рыбный пирог камабоко и напиток куромамэ из сладкой чёрной сои бабушка Аими приготовила. Да и дом постаралась украсить: что ж, живут они небогато, но достойно, не хуже соседей. Тут и ивовые ветви, и подвешенные к ним рисовые пирожки моти в виде рыб и фруктов. И всё это выставлено на самое видное место – пусть новогоднее божество-тосигами не пропустит их двери, заглянет в комнату и принесёт с собой достаток и покой в следующем году. И конечно, обменялись они новогодними подарками. Рюноскэ подарил деду тушечницу из чернильного камня, медяки на неё он откладывал целый год, подрабатывая разносчиком на базаре, а в ответ получил стихотворение, красиво выписанное на листе рисовой бумаги:
У каждого дома
Зеленеют сосны.
Волнующий вид!
Праздник шагнул
Во все дома без разбора.
Бабушка подарила внуку новый пояс-оби, что выткала сама, а мальчик вручил ей катушку для ткацкого станка.
Наступило утро нового года и всё семейство Като уселось за праздничный стол.
– Ну, Аими, что приснилось тебе этой ночью? Рассказывай, – дедушка Кента ласково посмотрел на жену.
Это был их давний ритуал: рассказывать друг другу свои новогодние сны. Ведь сон под Новый год вполне может исполниться.
– Ох, Като-сан, такой славный сон мне привиделся, – отвечая мужу, бабушка погладила внука по голове. – Будто Рюноскэ наш вырос, стал важным чиновником и известным поэтом. И сам сёгун Токугава Иэясу хвалил его стихи.
Дедушка недовольно засопел и подёргал седой клинышек бородки:
– Что же тут хорошего? Всю жизнь будет корпеть над бумагами, как я. Э-э-э… Спина колесом, глаза уж и собаку от козы не отличат. А стихи… Слава капризна и быстротечна. Сегодня тебя на руках носят, а завтра и как звать забудут. Вот я по-настоящему сто?ящий сон видел.
Он потянулся за вторым куском пирога с рыбой, откусил и причмокнул от удовольствия:
– Хорошая ты хозяйка, Аими-сан, а вот сны смотреть не умеешь. Послушай-ка, – повернулся дедушка к внуку, и Рюноскэ понял, что дедушкины слова предназначены ему, а вовсе не бабушке, – увидел я во сне внука нашего взрослым, в парадном кимоно, расшитом гербами дома Хосокава и с двумя мечами.
Бабушка всплеснула руками:
– Что ты, старый! Хочешь, чтобы наш единственный внучек стал самураем, да погиб где-нибудь? Вот уж придумал!
Они заспорили, чей сон лучше, и Рюноскэ стало грустно: может, и не видели дедушка с бабушкой никаких снов, а просто хотели порадовать его. Пусть мальчик поверит в свою счастливую звезду. Стать поэтом или самураем – завидная судьба. Да только как запрыгнуть на такую высокую ступеньку из маленькой деревушки, если у тебя на руках старые дед с бабушкой, а ни отца, ни матери нет. А ещё он очень хотел рассказать свой сон. Чуть ли не подпрыгивал от нетерпения. Его-то сон был гораздо интересней.
Наконец, наспорившись вдоволь, Кента и Аими повернулись к внуку.
– А какой сон видел в эту ночь ты, малыш? – спросила бабушка и снова нежно погладила его по голове.
«Скоро мальчику придётся делать взрослую прическу, двенадцать лет… До обряда совершеннолетия гэмпуку всего десять дней осталось. Пора определяться в жизни. А что мы, старики, можем ему дать, – печально подумала она, – если бы живы были его родители… Да что желать несбыточного? Надо быть довольным тем, что есть».
– Ох, бабушка, я такое видел… – начал Рюноскэ.
Он взмахнул рукой и – «Ом-ца!» – пустая миска из-под лапши удон, стукнувшись о чайник, упала на татами. Ойкнув, мальчик быстренько вернул ее обратно на стол. Он уже открыл рот, чтобы начать рассказывать свой новогодний сон, и вдруг с ужасом понял, что не помнит ничего.
Абсолютно ничего. Вот только что, пока уплетал за обе щеки лапшу и новогодние моти, помнил, а сейчас, раскрыв рот, забыл. Он пошлёпал губами, похлопал ресницами в удивлении: куда же провалился сон? Почесал голову, вскочил на ноги, пробежался по комнате и вновь опустился на татами.
– Я… Я… – заикался мальчик, – я не помню-ю-ю.
Он горько заплакал. Очень жаль было новогоднего сна, пропавшего ни за зернышко риса. И сколько не утешали его, он никак не мог успокоиться.
Уже вечером, ворочаясь в своей постели, Рюноскэ думал: «Пора быть взрослым. Дедушка с бабушкой вырастили меня, теперь мне надо вернуть им долг. Недаром рассказывали они о поэте и самурае. Отправлюсь-ка я в Эдо. Город большой, и чиновников, и самураев там хватает. Устроюсь в услужение к какому-нибудь судье или казначею, проявлю усердие и послушание, а со временем попрошу подготовить меня к экзамену, чтобы самому стать чиновником. Или найду самурая, которому нужен слуга, и попрошу научить меня обращаться с оружием. А там, глядишь, и сам стану воином, поступлю на княжескую службу. И мешкать нечего. Начался новый год, пусть он станет первой ступенью в новой жизни».
Мальчик потихоньку выбрался из постели и быстро собрался. Да что там сбираться! Завернул в платок половину оставшихся лепешек, сунул в рукав кимоно перевязанный алой лентой листок с дедушкиным стихотворением да подпоясался тем оби, что выткала для него Аими-сан. Накинул тёплую, подбитую ватой куртку – не ровен час замёрзнешь зимней ночью. И, подумав, завязал волосы в пучок на макушке, как полагалось мужчине. Пусть не дождался он обряда совершеннолетия, но раз решил стать взрослым, значит, имеет на это право.
Уходить надо было не попрощавшись, иначе не отпустят его старики из дома. Но чтобы не выглядел его уход бегством, мальчик оставил на видном месте листок бумаги, на котором написал:
Крыло совы
Перечеркнуло
Лунный диск.
Дорога зовет к победе.
Иду!
Глава вторая
Едва за спиной хлопнула дверь, ветер швырнул мальчику в лицо пригоршню снега: «У-у-у, – завыл он, засипел, – зачем ты здес-с-сь? Куда тебя нес-с-сёт, мальчик? Вернис-с-сь!» Но Рюноскэ пригнулся, левой ладонью, как козырьком, прикрыл глаза и двинулся прочь от родного дома. В правой руке он крепко сжимал фонарь. Он, да едва народившаяся луна, горбившая светлую спинку на мутном небе, освещали путь.
Дорога быстро вывела за деревню, перерезала белое спящее под снегом поле и нырнула под ветки деревьев – дальше начинался лес. Страшновато было входить в него зимней ночью, мало ли кто может выйти навстречу: лихой человек или снежный демон Юкионна. Рюноскэ в нерешительности потоптался на месте: может и правда, вернуться домой, где греет жаровня, где уютно похрапывает дедушка, а снег лишь сердито стучит в окошко. Он прокрадётся в свою постель, и никто даже не догадается, что он уходил, что у него был план стать настоящим мужчиной и принять заботы о семье на свои плечи. И снова можно быть просто мальчиком с детской прической. «Нет. Решил, так делай!» – сказал он себе и шагнул в лесной мрак.
И тут же над его головой захлопали крылья, будто крупный фазан или тетерев, суматошно вспорхнул с ветки. Но это была не птица. Прямо перед Рюноскэ оказался крылатый леший Тэнгу. Огромный, краснолицый лесовик навис над мальчишкой, хищно протянув к нему когтистые лапы. Облизнулся, едва не задев узким красным языком свой длинный нос.
– Иш-ш-шь ты, человечий детёныш-ш-ш… – хрипло прошипел Тэнгу, – будет чем порадовать себя в праздник.
Сказать, что Рюноскэ испугался – это ничего не сказать. Ужас сковал его ноги, не убежать. Да и разве убежишь от крылатого? Догонит, подхватит, утащит в свое логово и сожрёт. Но если тело отказалось повиноваться, то голова работала. Лесовик великим умом не отличается, надо обмануть его. Это единственный путь к спасению. Мальчишка гневно сдвинул тонкие брови и, как мог, грозно закричал:
– Как смеешь ты, недостойный, задерживать княжеского гонца?! Я, Като Рюноскэ, послан к Лунной деве с приглашением ко двору князя Хосокава на празднование Нового года. Смотри, – Рюноскэ ткнул пальцем в низко висящую луну, – я должен успеть, пока диск ночного светила цепляется за ветки деревьев. Если я не успею, луна поднимется выше. Как по-твоему, глупый Тэнгу, я тогда попаду туда?
– О! – леший удивленно округлил большой рот, – да ты и так рискуешь опоздать. До тех деревьев, за которые цепляется луна, во-о-он как далеко.
Тогда Рюноске огорченно покачал головой:
– Что же мне делать? Если я не доставлю приглашение, то не получу награды. А ведь Лунная дева щедро наградит посланца. Лунные камни, нефрит, яшма… – забормотал он себе под нос.
Жадный Тэнгу хитро прищурился:
– А хочешь, я доставлю твое послание Лунной деве? Награда пополам.
Мальчик вытащил из рукава перевязанное алой лентой стихотворение деда и сделал вид, что колеблется.
– Даже не знаю… Ведь князь поручил это мне… Но луна всё выше… – он протянул свиток лешему. – Ладно. Так и быть. Лети. Но смотри, не забудь принести мне ответ. И половину награды!
Последние слова пришлось прокричать вслед Тэнгу, раскинув крыла, тот уже спешил к поднимавшейся над лесом луне.
«Фу… – мальчишка вытер пот, от страха выступивший на лбу, – удалось… Пусть попробует долететь до луны». И он зашагал дальше по лесной дороге.
***
Рюноскэ шёл уже часа два. Здесь, под деревьями ветер почти не чувствовался, он путался в сплетённых ветвях можжевельника, дёргался, но разгуляться, как в поле, не мог, шевелился едва-едва. И снег перестал. Скучно просто падать. Без ветра не поносишься туда-сюда, не попляшешь, закручиваясь в смерчики. От быстрой ходьбы мальчик согрелся и как-то повеселел: «Уж если я с лешим справился, кого мне ещё бояться». Но вот про Тэнгу он зря вспомнил. Он тут как тут, лёгок на помине. Вышел из-за дерева навстречу. Да только какой-то грустный, крылья обвисли, и вроде даже слёзы на ресницах висят, на морозе сосульками замерзая. Бухнулся лесовик перед мальчиком в снег на колени:
– Прости меня, княжеский гонец. Уж я так спешил, так спешил… Прилетел я в чертоги Лунной девы, хвать, а приглашения-то и нет. Видать, выронил по дороге. Уж так потешались надо мной слуги, так потешались… Уж так лупили меня палками, так лупили… Приговаривали: «Ах ты, ротозей, дырявая башка, собачья морда. Как посмел ты потерять приглашение, нашей госпоже посланное?» Я уж искал бумажку-то… Весь снег в лесу перерыл.
– Не нашёл? – Рюноскэ строго глянул на Тэнгу.
– Не нашёл.
– И что теперь делать? Как я к князю вернусь? Как скажу, что приказ его не выполнил? Тут уж мне палок достанется. А может, и чего похуже: рассвирепеет князь, да и срубит мне голову. Придётся мне в бега подаваться. А всё из-за тебя, бестолковый Тэнгу. Всю жизнь мою ты сломал!
Повалился Рюноскэ рядом с лешим и давай реветь во весь голос. Потом слёзы притворные утёр, поднялся и говорит:
– Делать нечего. Пойду куда глаза глядят.
Стало Тэнгу стыдно, что подвел он княжеского гонца. Сунул он лапу за пазуху и вытащил крохотную жаровенку. Уж такую махонькую, что на детской ладони поместится.
– Вот, – говорит, – тебе от меня, недостойного, вместе с извинением за пропажу, – и мальчишке протягивает.
– Да на что мне эта игрушка? – удивился Рюноскэ.
– Э, – хитро сощурился леший, – эта жаровенка не простая. Положи туда крохотную веточку, дунь, и будет она гореть так долго, как ты захочешь. И тепла от неё будет, как от огромной печи. А захочешь, чтоб потухла, плюнь на неё. Бери.
Сунул в руки мальчику, расправил крылья и торопливо махнул в небо. Боялся, что пожадничает и передумает – не отдаст свое сокровище. Спрятал Рюноскэ жаровенку в рукав и пошёл дальше.
***
Долго ли коротко ли. И лес кончился, и ночь к концу подошла. По серой циновке неба потекли розовые ручейки, слились, превратились в рассвет. Вышел Рюноскэ к реке. Белая равнина, белая река, если б не полоска сухого тростника, чернеющая вдоль берега, и не определишь, где кончается заснеженная земля, где начинается уснувшая под коркой льда река. Огляделся мальчишка: по льду реку переходить или мост сыщется? Так-то боязно идти, вдруг угодишь в полынью. Что это громоздится вдалеке по правую руку? В рассветном сумраке толком не разглядеть, но вроде бы мост. Странно только, что дорога его к пустому берегу вывела, а мост в стороне стоит. Да и сам он странный. Подошел поближе: белая арка через неширокую речку перекинута, ступеньки вверх поднимаются, ровные, будто только-только вытесаны из чистого белого камня. Неширокий мостик, а перил нет. Высунулся из небесной постели край солнца, упал яркий луч на грань ступеньки, рассыпался золотыми крошками, ударил мальчишку по глазам. Не камень под ногами – лёд. Изо льда вырезан мостик. Кому такая блажь в голову пришла, вместо дерева или камня лёд в дело пустить?
Поднялся Рюноскэ на мост, до противоположного берега всего-то и надо десятка три шагов сделать. Раз, два… восемь… десять… Но что такое? Поплыл лёд под ногами, стал стремительно таять. Побежал мальчишка, шлёпая по воде, но и трёх шагов сделать не успел, как не стало ногам опоры, и полетел он вниз, в некстати оказавшуюся под мостом полынью.
Черная вода обожгла тело лютым холодом, потянуло вниз. Рюноскэ забил руками и ногами – выскочить к поверхности, ухватиться за край, выползти на лёд, спастись. Вынырнул, схватил ртом глоток воздуха. Но тут же что-то обвилось вокруг ног, сдавило их, не давая шевельнутся, и резко дёрнуло вниз. Мальчик камнем ушёл под воду. Полынья над его головой быстро затянулась льдом.
Белая река, белый мост через неё, равнодушное солнце пальцем-лучиком водит по ледяной арке, соединяющей оба берега.
Глава третья
Сначала вернулся слух: совсем рядом стрекочет сорока. Потом ощущения: ветерок поглаживал щёки, под спиной жёстко, ладонь правой руки колют стебли. Тепло и сухо. Рюноскэ открыл глаза. Прямо над ним розовел рассвет. Вдруг небесный окоём перекрыла клювастая рожа с круглыми глазами. Клюв открылся, показав узкий длинный язык, пощелкал пару раз и квакнул:
