Павел Акимович Крапчитов "Египетская сила"

Египетская сила
Павел Акимович Крапчитов

«Египетская сила» – это роман о любви, о борьбе добра со злом.У главного героя в романе появляются мистические способности. Благодаря им он обретает новую молодость, любимую женщину, познает счастье отцовства.Но…! Новые способности сами по себе не облегчают жизнь главного героя.

Павел Крапчитов

Египетская сила

Сцена 1

Бум-м-м. В грудь ударило словно чугунной гирей. Моя рука отчаянно сунулась в карман шорт, но таблеток там не оказалось.

«До комнаты не дойду», – мелькнула мысль.

Я схватился за ручку холодильника, чтобы не упасть, и та открылась.

«Хреновая картинка для концовки», – подумал я.

Не море и не горы, которые меня всегда манили, и даже не золотая осень на худой конец, а всего лишь искусственное сияние полупустого холодильника, у задней стенки, которого стоят старые баночки хрена, горчицы и …

Рука сама потянулась к бутылочке рядом с хреном. Непослушные пальцы сдернули крышку, а гортань, дернувшись, пропустила через себя несколько капель микстуры.

«Только бы не алкоголь!» – подумал я и, стараясь не рухнуть, медленно опустился на пол.

Силы меня оставили. Я со страхом ожидал, что меня снова, вот-вот, саданет под сердце невидимым молотом.

Но приступ не повторился. Подышал и с интересом посмотрел на бутылочку в своей руке. Этикетка – с арабской вязью, и словно вчерашний сон пришли воспоминания. Старый город на берегу Красного моря. Араб, расхваливающий свой товар.

– Бери русский. От язвы помогает, от сердца помогает, от бессонницы, глаз лучше видит. Бери, не пожалеешь!

– Спасибо, мне не надо.

– Бабушке возьми, дедушке возьми. Они спасибо тебе скажут.

«Теперь я сам, как дедушка,» – ухмыльнулся я. – «Хорошо, что не бабушка».

Впарил мне все-таки тогда свою микстуру араб. Но зато сегодня она мне помогла. Или это всего лишь самовнушение? Ни ответить, ни просто подумать над ответом я не успел.

Через мгновение я уже смотрел на тело пожилого человека, в вылинявших шортах, сидящего на полу и упирающегося спиной в большой, стального цвета холодильник. У человека были длинные, жирные волосы, на щеках седая щетина.

«Опустился ты парень, – отстранено подумал я. – Или правильнее сказать «я опустился»?».

Потом я осмотрел себя. Ничего общего с сидящим на полу. Какой-то клубящийся красноватый – дым-не дым, желе-не желе, и расплывчатые контуры человеческого тела. Нечеткие формы рук и ног, которых я совсем не ощущал, и жгучее желание где-то в глубине живота. Вернее, там, где он был раньше. Я развернулся, вышел из кухни, а потом, не обращая внимания на закрытую дверь, прошел на лестничную площадку и уставился на дверь квартиры, напротив.

Пульс внутри живота бешено заколотился, как бы подтверждая, что я на правильном пути. В этой квартире жила молодая семья. Заселились с год назад. Пару раз я сталкивался с ними на лестничной площадке. Как правило, муж стоял уже в кабине лифта с маленькой девочкой четырех-пяти лет и кричал еще не вышедшей жене: «Оля, я забыл телефон. Захвати, пожалуйста», «Оля, проверь, выключил ли я свет в ванной» или еще что-нибудь в этом роде. Потом появлялась его жена и виновато улыбалась мне. Шаг в кабину лифта, щелчок закрываемых створок, и я оставался один на лестничной площадке.

На молодых женщин смотреть мне было вредно. Никогда не беспокоившее сердце, с пятидесяти лет пошло вразнос и к шестидесяти превратилось в проблему, грозившую раз и навсегда решить все другие мои проблемы.

На Олю смотреть было тем более вредно. Вот, казалось бы, ничего особенного. Невысокая, немного располневшая после рождения дочки, так и не похудевшая вновь. Но была в ее глазах какая-то доверчивая беззащитность, когда она, улыбаясь, проходила мимо меня в лифт. В этот момент мне страстно хотелось, несмотря ни на что, коснуться ее тела. Хоть бочком, хоть локотком.

«Уймись, старый дурак», – говорил я себе, но сердцу не прикажешь. Оно начинало колотиться. Я ронял мешок с мусором, который шел выбрасывать. Торопясь, глотал таблетку и думал: о новшествах по сортировке мусора; про своего друга Витьку, такого же старого пердуна, как и я, с верхнего этажа; про платежки в ящике; про что угодно – только бы не про прошмыгнувшую мимо меня соседку.

Но сейчас у меня не было глаз, чтобы смотреть, не было сердца, чтобы о нем беспокоиться. Все осталось там, на светлом кухонном полу из ламината. А потому я двинулся вперед.

– Тише, Колюш, еле уложила, – из детской комнаты вышла Ольга. Говорила она мужу, который слишком резко открыл дверь в ванную комнату, щелкнув замком.

«Значит, мужа зовут Коля», – подумал я, что было не самым важным.

Важным было то, что я стоял в прихожей двухкомнатной квартиры соседей. Молодая женщина в ночной сорочке и в, накинутым сверху нее, халатике просила мужа, стоящему в обтягивающих трусах-боксерах, быть потише. И никто из них не обращал ни малейшего внимания на стоящего перед ними соседа.

Ольга ушла. Легкий скрип двери, ведущей в другую комнату; шорох сбрасываемого халата; небольшая возня в кровати.

«Что не вижу, то дорисую», – усмехнулся про себя я, а пульсирующий комок в животе, настойчиво подталкивал в сторону ушедшей женщины.

Но я двинулся в сторону ванной комнаты.

Коля стоял перед зеркалом и разглядывал себя. Трусы он уже снял. Что-то мне в нем не понравилось. Блин, у него же все сбрито! Тут лицо-то побрить лень! Я попытался провести рукой по щекам, но добился только легкого колыхания красного зарева перед собой.

Парень меня не замечал. Не отдавая отчета в своих действиях, я приблизился к нему и слегка толкнул. Не рукой, не плечом, не задницей, наконец. Сам не знаю чем, но толкнул. Из-за этого действия от Коли отделился большой, зеленоватый шар. Он медленно проплыл по воздуху и успокоился на курвере для грязного белья, а я подхватил уже бесхозное тело. Для этого потребовалось просто шагнуть вперед и обнять его.

Я снова почувствовал, что могу двигать руками и ногами, но жжение внутри живота, не стало дожидаться, пока я освоюсь на новом месте. Оно переместилось чуть ниже, и я вздрогнул от острого желания испытать то страстное чувство, что привело меня в квартиру соседей. Здесь и прямо сейчас. Заляпать зеркало, попасть на детскую игрушку, стоящую на раковине, а потом еще и еще… Но все перебила мысль во вновь ожившей голове. «Оля, я забыл телефон, захвати по дороге». Теперь и я так смогу кричать и не только кричать. Я развернулся и двинулся к спящей в другой комнате женщине.

Я лег на кровать рядом с Ольгой. Подушка была низкой, голова неудобно откинулась назад. Я лежал поверх одеяла совершенно голый, а рядом, под другим одеялом мирно посапывала молодая женщина, которую я еще совсем недавно мечтал коснуться хотя бы локтем. Я пододвинулся к спящей и дотронулся до нее рукой.

«Получилось, – подумал я, а сердце Коли бешено забилось. – Ничего, тебе не вредно».

Я откинул край одеяла, скрывающее от меня молодую женщину, и прижался к ее спине. Волна давно не испытуемого блаженства накрыла меня. Мне бы этого хватило с лихвой, но Ольга проснулась.

– Колюш, ты чего? – шепотом спросила она и повернулась ко мне.

Я не стал себя сдерживать. Моя рука скользнула по ее бедру. Слишком толстоватому для какого-нибудь юнца, но чертовски привлекательному для меня. Я задрал ее ночную рубашку до пояса, рука скользнула дальше между ягодиц и тут же вернулась обратно. Просунул ладонь между ног женщины и накрыл ее пушистую, начавшую намокать промежность.

– Коленька, ты чего? – все тем же шепотом проговорила Ольга. Но слова у нее получились длинные и с придыханием. Я облизал свои губы, а потом стал ими водить по продолжающим шептать губам женщины: «Коленька, милый, Коленька».

От этих слов во мне словно лопнула струна. Я навалился на Ольгу.

«Раздавить, раздавить», – пульсировала в голове мысль.

Раз. Сорвана ночнушка. Два. Задраны женские ноги. Три. Я снова навалился на женщину. И услышал ее тихий, чтобы не разбудить дочку, стон. Но мне было все равно. Я вбивал в ее тело, все упущенное мной за последние годы, сам не замечая, как из моего рта несутся хриплые звуки. Когда в паху резануло сладостной болью, я отпустил ноги женщины, и она тут же ими обняла меня. Словно говорила «не отпущу, не отпущу». А потом я долго лежал на ней. Под нами стало мокро, а Ольга целовала меня в шею и повторяла «Коленька, милый мой, Коленька» и гладила по спине.

– Ты мне сделал больно, – продолжая гладить, сказала женщина. Смысл сказанного совсем не соответствовал тону, которым были произнесены эти слова.

Я приподнялся на руках, нашел в темноте ее губы и поцеловал.

– Я – в душ, – сказал и понял, что сказал что-то не то. Коля так не говорил. Не его это были слова. Свет с улицы отразился в глазах Ольги. Она смотрела на меня очень внимательно.

– Сейчас вернусь, – сказал я и, не оборачиваясь, на непослушных ногах, пошел к ванной комнате.

Зеленый шар в ванной стал немного меньше и как-то потускнел.

– Иди к своему хозяину, – сказал я и подтолкнул Колю к шару. Тело неловко двинулось, ударилось головой о стенку, но все же коснулось шара, и тот же миг чертыхнулся сам Коля.

– Да чтоб тебя! – сказал он, потер лоб, а потом уставился на свой изнеможённый член и мокрые бедра. – Это что такое?

Дальше я уже не слушал. Меня закружило и унесло прочь.

***

– Блин, как же стыдно! – ворчал я, застирывая руками свои шорты. – Вот ведь, е… гипетская сила!

В себя я пришел только под утро. В груди не болело, дышалось легко. Это меня обрадовало, но потом я понял, что сижу в мокрых штанах у холодильника и выругался.

«Ну, вот обоссался!» – решил я.

Но все оказалось гораздо хуже. Словно подросток я испачкал себе шорты, выдавив прямо в них, все то, что скопилось в предстательной железе за последние годы. И, как видно, не один раз.

– Блин, как же стыдно! – еще раз повторил я, хотя особого стыда не ощущал. Неудобство? Это да. Вот застирать шорты пришлось. Удивление? Тоже. Что же со мной такое вчера произошло?

Потом я одел другие шорты, на тело натянул майку со следами надписи «серф эва, ворк нэва» и стал протирать размороженный и потекший, прямо как я, холодильник.

Бутылочку с египетской микстурой я нашел на полу, у стенки. Не разбилась, не разлилась.

– Ну, спасибо тебе, – сказал я. Скорей всего, эта бутылочка спасла мне жизнь. Вчера я ее только пригубил. В ней оставалось еще достаточно волшебной, как оказалось, жидкости. – Иди к своим подружкам.

Я аккуратно поставил ее в холодильник. Там ее ждали друзья: баночка с хреном и баночка с горчицей.

Потом позавтракал, посмотрел в окно, да и пошел вынести мусор.

***

– Оля, захвати мою барсетку, – Коля держал нажатой кнопку лифта, не давая створкам закрыться.

– Здрасте, – проговорила, стоящая у его ног девочка.

– Здравствуйте, – это уже сказала мне Ольга.

Она захлопнула дверь, провернула несколько раз ключ в замке и посмотрела на меня. Ее лицо светилось радостью счастливой женщины.

И тут я все вспомнил. Это знание вышибло из меня остатки вежливости, и я продолжал глазеть на Ольгу, не в силах даже просто ответить на ее приветствие. Она снова улыбнулась своей обычной улыбкой и сделала шаг к лифту. Сейчас она зайдет в кабину, и створки закроются. Но обычный порядок был нарушен. Женщина вдруг остановилась и внимательно посмотрела на меня. Тот же взгляд, что и ночью. Тот же блеск в глазах.

– Оля, мы опаздываем, – голос ее мужа разрушил мгновение, двери лифта закрылись, я остался один.

Сердце колотилось в груди, но страха не было. Только желание повторить все то, что произошло прошлой ночью еще раз, а потом еще, еще и еще.

Сцена 2

Однушка, в которой я сейчас жил, была моим родным домом. И это не фигура речи. Я действительно здесь родился и вырос. И сюда же вернулся, когда мы разошлись с женой. Разошлись хорошо. Чем больше мы жили вместе, тем больше я понимал, что мы никогда не любили друг друга. Но при этом моя жена всегда старалась быть любящей. Не имитировать, а именно быть. За это я ей всегда буду благодарен. За то, что она никогда ничего не просила взамен. Кроме одного раза, когда пришла домой и сказала, что полюбила другого и хочет развестись. Мое сердце тогда уже начинало шалить, но даже оно в тот момент не дернулось, не забилось. Почему? Наверное, я уже давно ожидал чего-то подобного.

Так я и вернулся в ту точку, из которой стартовал когда-то в большую жизнь. Когда умерли родители: сначала отец, потом мать – я нанял строителей, и они сделали основательный ремонт в старой квартире. Сначала были планы сдавать ее аренду, но я так и не решился пустить чужих людей в дом, где прошли мое детство и юность. Денег мне всегда хватало, и возможные поступления от сдачи внаем родного дома не сделали бы меня богаче. Так и простояла однушка пустой лет двадцать, пока сюда не вернулся ее «блудной сын».

Больное сердце, кроме неудобств, принесло с собой и плюсы. Я не беспокоился о деньгах. При разводе я оставил и себе, и, теперь уже бывшей, жене достаточно наличности, чтобы не беспокоиться о пропитании. Тратил, не задумываясь. Каждый день мог быть последним. Беда только в том, что мне уже много было не надо или просто не хотелось. Нет, какое-нибудь хорошее виски, двадцатипятилетней выдержки я бы попробовал. Но на мою беду, такой поступок был бы равен прыжку из окна вниз головой, а самому уходить из жизни не хотелось.

Три года назад после очередного обследования лечащий врач дал мне всего пару лет.

– Мышцы вашего сердца почти атрофировались, – сказал он и добавил какое-то заумное название моей болезни. – Я знаю, что вы волевой человек, поэтому говорю вам прямо, что у вас осталось года два, не больше.

Не знаю, как этот доктор выяснил, что я волевой человек. Буду надеяться, что хоть в этом он не ошибся, потому что после того разговора прошло не два года, а почти три. Так что я переиграл своего доктора на целый год и хотел продолжать вести в счете. Поэтому ни пить виски, ни выпрыгивать из окна я не собирался.

В дверь позвонили.

Мимо меня, ничего не говоря, прошмыгнул Витек, мой сосед сверху.